«Быть может, вся природа — это огромная кошка?» Чем гениальные ученые, художники и поэты обязаны своим домашним питомцам

Коты ученые

В 1946 году Эдвин и Грейс Хаббл принесли домой черного пушистого котенка. Эдвин тут же выбрал ему имя — Николай Коперник, в честь автора гелиоцентрической системы мира. К этому времени Хаббл уже совершил научное открытие, которое позже Стивен Хокинг назовет «одной из величайших интеллектуальных революций XX века». В 1929 году он обнаружил, что галактики удаляются от нас со скоростью, возрастающей пропорционально их удалению. Соотношение, известное теперь как закон Хаббла, подтвердило расширение Вселенной. К 1946 году Хаббл вернулся со службы в армии во время Второй мировой войны и работал над проектом 200-дюймового телескопа Хейла на горе Паломар.

После появления в доме Хабблов котенка (наполовину персидского), хозяева и гости стали называть это место «поместьем Николая». Жизнь Коперника-Хаббла довольно хорошо задокументирована. Он появляется в дневниках Грейс Хаббл, позирует на семейных снимках. Хабблы, как и все хозяева, стремились удовлетворять маленькие желания своего питомца. Как-то Эдвин Хаббл решил, что им неплохо бы соорудить отдельные кошачьи двери: «…у него должна быть кошачья дверца. У всех кошек должна быть такая, это необходимо для их самоуважения».

Коперник рос своенравным: например, он все время царапал писателя Олдоса Хаксли и, напротив, страшно любил астронома Фреда Хойла.

Грейс Хаббл в дневниках рассказывала об особых отношениях между Коперником и его хозяином: «Когда Э. работал в кабинете за своим большим столом, Николай торжественно растягивался на столько страниц, сколько мог охватить». Хаббл шутил, что кот этим своим жестом помогает ему понять расширение Вселенной. Грейс Хаббл писала: «Когда он сидел на коленях у Э., он мурлыкал по-другому, медленно… „Это твой кот мурлычет?“ — спрашивала я, и Э. отрывался от книги, улыбался и кивал головой». В 1949 году Эдвин Хаббл перенес сердечный приступ, а в 1953 году умер. В течение нескольких месяцев после его кремации Коперник сидел у окна «своего поместья» — на том же самом месте, где много лет ждал возвращения Хаббла домой.

Инженер Никола Тесла, о котором часто говорят, что он «изобрел XX век», тоже утверждал, что открытия ему «подсказал» кот. В 83 года Тесла познакомился с юной Полой Фотич, дочерью посла Югославии в Соединенных Штатах. Она любила котов, и в 1939 году Тесла написал Поле письмо. В нем он рассказал, как любил в детстве проводить время с Мацаком, «лучшим из всех котов в мире». «Мы жили друг для друга. Куда бы я ни пошел, Мацак следовал за мной», — рассказывал Тесла. Любимой общей игрой они выбрали катание в траве. Но главное в письме — детский опыт столкновения с наукой, пережитый Теслой вместе с Мацаком.

Тесла описывал его так: «Как-то раз зима выдалась еще суше, чем обычно. Всякий проходящий мимо, ступая по снегу, оставлял за собой мерцающие следы, а брошенный снежок разбивался о преграду со вспышкой, как будто кто-то расколол ножом кусок сахара. В сгущающихся сумерках я провел рукой по спине Мацака — и потерял дар речи, пораженный открывшимся мне волшебством. Спина его светилась ровным светом, а моя рука произвела сноп искр, да с таким треском, что его было слышно по всему дому. Отец мой был человеком образованным; на любой вопрос у него находился ответ. Но тут даже он растерялся. <…> Мать смотрела на нас зачарованно. „Оставь кота в покое, — сказала она. — А то еще пожар устроишь“. Но у меня в голове уже теснились мысли. Быть может, вся природа — это огромная кошка? Кто же тогда гладит ее по спине? Разве что Бог, решил я. В свои три года я был уже изрядным философом. <…> Невозможно переоценить силу того толчка, который эта волшебная ночь дала моему детскому воображению. Изо дня в день я задавался вопросом, „что же такое электричество“, — и не мог найти ответа. С тех пор прошло уже восемьдесят лет, а я все так же задаю самому себе этот вопрос, и все так же не способен на него ответить. Возможно, какой-нибудь шарлатан, которых вокруг всегда предостаточно, станет утверждать, будто он знает, но не верь ему. Если бы кто-то знал, то и я знал бы тоже».

Commdore Amiga 1000 был первым компьютером Commodore в линейке Amiga. Его представили в январе 1985 года на выставке Consumer’s Electronics Show (CES). На момент релиза у Amiga была одна из самых впечатляющих компьютерных график. Систему разработал Джей Майнер, чье имя выгравировано внутри корпуса компьютера — вместе с именами остальных членов команды и лапой собаки Митчи. Митчи везде сопровождала Майнера. В компании Atari у Митчи был даже собственный корпоративный бейджик.

В мексиканской Мериде, рядом с Большим музеем майя, стоит памятник советскому историку и лингвисту Юрию Кнорозову. Он изображен на нем в полный рост, на обратной стороне — иероглифы майя, а на руках ученого — кошка Ася. Полное ее имя — Аспид. Она была не только идейным вдохновителем Кнорозова, но и соавтором его работ. Известен Кнорозов в первую очередь тем, что расшифровал письменность майя. В ноябре 1951 года он написал своему научному руководителю Токареву: «Ваше задание выполнено — письменность майя расшифрована. Эта письменность оказалась, как я и предполагал, иероглификой». В 1955 году исследователь пошел защищать кандидатскую диссертацию «„Сообщение о делах в Юкатане“ Диего де Ланда как историко-этнографический источник», а в итоге получил сразу звание доктора наук. Диссертацию напечатало Издательство Академии наук. О Кнорозове написали в New York Times. Американский археолог Майкл Ко сказал: «…теперь мы все, занимающиеся майя, являемся кнорозовистами».

Что же Аспид? Кошку редкой сиамской породы Кнорозову подарили друзья только в 1970-х. Он ее обожал и баловал. Когда у Аси родился котенок, ему дали имя Толстый Кыс. Майянист подолгу наблюдал за тем, как кошка учит Кыса умываться и охотиться. Говорил, что именно эти наблюдения натолкнули его на мысль о сигналах людей, развернутую в статье «К вопросам о классификации сигнализации». Юрий Кнорозов из благодарности к кошке даже попытался вписать ее имя в соавторы, но редакторы вычеркнули. Если просили фотографию для прессы, ученый всегда давал именно ту, что с Асей.

Помощники художников

Немецкий художник Пауль Клее, которого считают одной из самых значимых фигур европейского авангарда, работал на стыке экспрессионизма, кубизма, футуризма, сюрреализма и абстракции. Пикассо говорил, что «искусство Клее похоже на искусство ребенка, только лучше», и сам художник постулировал «детскость» своих полотен. С 1921 года Клее преподавал вводный курс искусства в Баухаусе, а с 1928 года там же вел с Кандинским уроки живописи. О Клее говорили, что мир он держит «на расстоянии вытянутой руки». Художник Янкель Адлер описывал, как Клее работает: «Прежде чем приступить к рисованию, он подолгу смотрел на подготовленный холст… Я никогда не видел человека, у которого была бы такая творческая тишина. Оно исходило от него, как от солнца. Его лицо было лицом человека, который знает день и ночь, небо, море и воздух. <…> Клее отправлялся открывать новую землю. Таким Клее был для всех: открыто боязливым, но безошибочно бесстрашным. Он всегда был в поисках приключений».

На протяжении всей жизни Клее, которого считали замкнутым, неопределенным, переживающим мистический опыт, обожал кошек. Они присутствовали во многих его работах, фотографиях и письмах. Нина Кандинская в мемуарах «Кандинский и я» пишет: «Клее обожал кошек. В Дессау его кот всегда пристально смотрел на меня из окна студии напротив моей квартиры. Пауль говорил: „У тебя не может быть от меня секретов. Кот все узнает и обязательно мне расскажет“». Кота, следящего за Кандинской, звали Бимбо I (Бимбо II жил с художником в Швейцарии). Клее говорил, что «его взгляд похож на вооруженные цветы».

Американский коллекционер Эдвард Уорбург, приехавший в гости к художнику в 1931 году, чтобы купить пару полотен, тоже столкнулся с Бимбо. Он заметил, что кот ходит по еще мокрой акварели, и в панике попытался ему помешать. Но Клее только засмеялся: «Через много лет один из ваших знатоков искусства задастся вопросом, как, черт возьми, я вообще добился такого эффекта».

Клее создал целых двадцать восемь работ с кошками, среди них «Кошка, просыпающаяся утром», «Думающий кот», «Кот и птица». Другие животные, в том числе собаки, рыбы, птицы и даже верблюды, тоже занимали важное место в его картинах. В Twittering Machine 1922 года птицы выкрикивают восклицательные знаки. «Воющая собака» 1928 года показывает причудливый образ собаки. В картине «Животное, ловящее запах» 1930 года изящное обтекаемое животное выделяется на сером минималистичном фоне.

19 апреля 1957 года художник Пабло Пикассо впервые встретил Лумпа (от немецкого Lump — каналья). Таксу в особняк художника La Californie на склоне холма в Каннах привел фотограф Дэвид Дункан.

Лумп был его питомцем, но плохо ладил со второй собакой Дункана, африканской борзой, так что фотограф, поехав к Пикассо, взял таксу с собой. И Лумп не пожелал уходить. Дункан вспоминал, что Лумп «сразу решил, что это будет его новый дом». Пикассо, по-видимому, тоже оказался очарован. Во время обеда он спросил Дункана, есть ли у Лумпа собственная тарелка. Дункан ответил, что нет. Тогда художник взял свою обеденную тарелку и кистью и красками нарисовал первый портрет Лумпа. У Пикассо уже жили боксер Ян и коза Эсмеральда, но эту собаку он полюбил особенно сильно. Дункан говорил о Лумпе и Пикассо: «Это был любовный роман. Пикассо брал Лумпа на руки. Он кормил его с руки. Черт, эта маленькая собачка взяла верх. Она управляла чертовым домом». Такса спала в кровати художника и свободно ходила по его мастерской. На фотографиях Дункана Лумп стоит на коленях у Пикассо, чтобы поесть с его тарелки. На другом снимке Пикассо баюкает таксу на руках, как младенца.

Пикассо часто рисовал Лумпа. Художник написал сорок четыре этюда к картине Диего Веласкеса «Менины» в период с 17 августа по 30 декабря 1957 года. На пятнадцати из них появился Лумп. Через шесть лет такса заболела. У нее начались проблемы с позвоночником, характерные для многих представителей этой породы. Ветеринар сказал Пикассо, что пса уже не вылечить. Дункан забрал ее к другому ветеринару в Германии. Лумп прожил еще много лет, но больше никогда не встречался с Пикассо.

Лумп умер 29 марта 1973 года, Пикассо — через несколько дней, 8 апреля. Дункан вспоминал: «У Лумпа была абсолютно избалованная жизнь. Пикассо однажды сказал: „Лумп, он не собака, он не маленький человек, он кто-то другой“».

Художник Архип Куинджи выбрал себе более экстравагантную привязанность. Он считал себя «птичьим избранником» и ежедневно, когда в Петропавловской крепости пускали полуденный залп из пушки Нарышкина бастиона, Куинджи поднимался на крышу своего дома кормить птиц. Их ежемесячный рацион составлял 10 кг мяса, 6 кулей овса и 60 французских булок. Художник не только кормил их, но и отогревал и лечил. Особенно Куинджи гордился тем, что однажды сделал трахеотомию задыхавшемуся голубю — тот некоторое время «гостил» в квартире художника после выздоровления. Николай Рерих писал: «Он [Куинджи] кормил их из своих рук, этих бесчисленных друзей своих: голубей, воробьев, ворон, галок, ласточек. Казалось, все птицы столицы слетелись к нему и покрывали его плечи, руки и голову. Он говорил мне: „Подойди ближе, я скажу им, чтобы они не боялись тебя“. Незабываемо было зрелище этого седого и улыбающегося человека, покрытого щебечущими пташками; оно останется среди самых дорогих воспоминаний».

Куинджи, хоть и рисовал птиц, но не слишком часто. Зато знакомые и ученики изображали его с птицами. Григорий Калмыков и Иван Владимиров написали картины, где он кормит птиц на крыше.

Карикатурист Щербов изобразил Куинджи на крыше с клизмой, которую он готовится ставить вороне. Художник, судя по всему, не обиделся. Он говорил: «Это он, Щербов, знаете как? Подкупил дворника и из слухового окна соседнего дома зарисовал меня на крыше. Дворнику два рубля дал, а можно было и за пятьдесят копеек. И как же так — вороне? Да это же никак невозможно, и на крыше… Это же она улетит». Куинджи мог часами с большим интересом говорить о птицах и с птицами. Его жена шутила: «…с тобой, Архип Иванович, вот что будет — приедет за тобой карета, скажут, там вот на дороге ворона замерзает, спасай. И повезут тебя, только не к вороне, а в дом умалишенных».

Телефоны, поэты и исчадия ада

Писателю Стивену Кингу на его 40-й день рождения жена подарила вельш-корги пемброка Марлоу. Имя собаке дали в честь Филипа Марлоу, частного детектива из романов Рэймонда Чандлера.

В 1999 году Кинга сбила машина. Он серьезно пострадал, а виновником инцидента стала собака, но не Марлоу: водитель отвлекся на своего пса и не успел вовремя затормозить. Кинг на животное не обижался (только на владельца), но восстановление после травм далось ему нелегко. Корги Марлоу утешала писателя.

В седьмой части «Темной башни» Кинг ввел в повествование самого себя — конечно, вместе с Марлоу: «Марлоу словно читает чувства писателя, как открытую книгу (и, возможно, это ему под силу, Кинг всегда подозревал, что собаки — сравнительно недавние эмигранты из страны Эмпатика, где каждый знает, что чувствуют другие), потому что улыбка на его морде становится шире…». Собаки фигурируют и в других произведениях Кинга («Куджо», «Под куполом», «Мистер Мерседес») — уже не в таком доброжелательном амлуа, а в привычном для «короля ужасов» хоррор-обрамлении. Герой новеллы «Солнечный пес», например, находит Polaroid Sun 660, который, независимо от того, на что он направлен, делает снимки большой черной собаки. С каждым новым снимком собака как бы приближается к фотографу.

У писателя жили множество корги — Джереми, Билл, МакКарти, Фродо. Из жизни своих нынешних собак Кинг, по сути, делает интернет-роман. В твиттере писатель периодически рассказывает о Молли. Он называет ее «Молли, также известная как Исчадие Ада» (Molly, aka the Thing of Evil).

Иногда Молли заставляет Кинга надевать футболку с ее фотографией, а иногда планирует, как прокусит ему челюсть. Часто Молли замышляет злодейства, например такие: «Назовите ее милой, и она может просто сожрать ваш родной штат. Молли, она же Исчадие Ада, готовится съесть весь штат Мэн».

Недавно к Молли в твиттере (и в доме Кинга) присоединился Йоши, Исчадие Добра, чтобы сбалансировать космические весы.

Лето 1919 года (в воспоминаниях Лили Брик упоминается 1920 год, но, скорее всего, она путает хронологию) поэт Владимир Маяковский проводил на даче в поселке Акулова Гора с Лилей и Осипом Бриками. Там они и нашли рыжего щенка, помесь сеттера и дворняги. Он был таким грязным, что его пришлось помыть трижды. Брики и Маяковский решили оставить собаку. Они назвали его Щеник или сокращенно Щен. Пес оказался так похож на поэта характером, что Лиля Брик вскоре предложила называть их Щен-маленький и Щен-большой. Маяковский начал использовать такую подпись даже в письмах. Возвращаясь в Москву, в квартиру в Полуэктове переулке, Брики и Маяковский Щена тоже взяли с собой. Лиля Брик вспоминала, как Маяковский проводил псу экскурсию по Москве: «Это, товарищ, Казанский вокзал. Выстроен еще при буржуях. Замечателен своим архитектурным безобразием. Отвернись! А то испортишь себе вкус, воспитанный на стихах Маяковского! <…> Это — Красная площадь. Изумительнейшее место на всем земном шаре!»

Маяковский каждое утро ходил на работу до Сретенского бульвара. Недавно переехавший в город Щен сопровождал его. К ужину пес всегда возвращался домой, но однажды не пришел. С Бриками и Маяковским Щеник прожил всего одиннадцать месяцев. Маяковский зафиксировал этот период в поэме «Хорошо»:

В середине 1920-х годов у поэта появился новый любимец — французский бульдог Булька. Маяковский привез его из поездки во Францию и часто брал с собой в гости или в командировки.

Французский художник и поэт Жан Кокто замечал: «Я предпочитаю кошек собакам, потому что полицейских кошек не существует».

В Париже он организовал «Клуб друзей кошек» (The Cat Friends Club), в работе которого регулярно участвовал. Кокто разработал для клуба специальную эмблему членского значка и в конце концов стал президентом клуба. Эта честь, по словам его друга Бьюлы Рота, «[вероятно] значила для [Кокто] больше, чем членство во Французской академии».

Известным любителем кошек был аргентинский писатель Хулио Кортасар. В сборнике «Вокруг дня за восемьдесят миров» он писал: «Я иногда тосковал по кому-то, кто, как и я, не вполне приспособился к своему возрасту, а такого человека было трудно найти; но вскоре я обнаружил кошек, у которых мог представить состояние, подобное моему, и книги, где я находил это довольно часто». Своего кота он назвал Теодором Адорно в честь немецкого социолога и философа.

Рассказ Кортасара «Пространственное чутье кошек», опубликованный в 1980 году, содержит историю взаимоотношений рассказчика, его жены Аланы и их кота Осириса. Главный герой отстранен от «женщины и кота, узнавших друг друга в неведомых мне мирах, там, куда мне даже со всей своей нежностью не дано проникнуть». Кроме того, Кортасар написал небольшую заметку о кошках «Об искусстве хождения рядом», в которой сравнил их с телефонами.

«Случилось так, что во время делового совещания, сам не знаю почему, я думал о кошках (которые с повесткой дня никак не были связаны) и внезапно открыл, что кошки — телефоны. <…> Разумеется, подобные открытия вызывают определенное удивление: никто не привык к тому, чтобы телефоны разгуливали взад-вперед да еще лакали молоко и обожали рыбу. Требуется время, чтобы понять: речь идет о телефонах особых, вроде „воки-токи“, у которого нет проводов <…> никто не сможет отрицать, что его черный, белый, бело-пегий или ангорский телефон то и дело решительно приближается, останавливается у ног абонента и выделяет послание, которое нашей примитивной патетической литературой по-дурацки транскрибируется в форме „мяу“ и других похожих фонем».

Хулио Кортасар. «Об искусстве хождения рядом»

Котов любил и поэт Иосиф Бродский. Еще в юности, в 1957 году, Бродский написал стихотворение «Кот», заканчивающееся строками: «Почему некрасивых не любят // Кто-то должен любить некрасивых». В Америке с ним жил кот Миссисипи. Знаком особого расположения к друзьям было предложение поэта «Хотите, я разбужу для вас кота?» Бенгт Янгфельдт писал: «Он [Иосиф Бродский] подходил сзади, царапал тебя когтем по плечу и говорил: „Мяу“. Ожидалось, что ты ответишь тем же или мурлыканьем „мррау“. Когда что-то очень нравилось, надо было, согласно этому коду, медленно и выразительно облизывать губы языком. Это кошачье поведение было весьма заразительным». С котом Бродского сравнивала и Анна Ахматова. А Томас Венцлова вспоминал, что Иосиф Александрович неоднократно сам говорил: «Если после моей смерти к вам придет рыжий кот, не выгоняйте его, это буду я».

Уильям Берроуз в 1986 году опубликовал автобиографический рассказ The cat inside («Внутренний кот»), в котором попытался проследить свою жизнь через котов. Одного из них, кстати, звали Руски — он был породы русская голубая. Рассказ завершается словами: «Мы — коты внутри. Мы коты, которые не могут гулять сами по себе, и у нас есть только одно пристанище». Альбер Камю, заядлый курильщик, назвал свою кошку Сигарета. У Хемингуэя в 1945 году жили целых двадцать три любимца, которых он считал «мурлычными фабриками». Писательница Дарья Донцова называет свой дом «Мопсхаус» — у нее живут пять мопсов и несколько собак других пород. Иногда Донцова ведет соцсети от их лица.

Писатель Джордж Мартин признавался, что на задумку «Игры престолов» его вдохновили черепахи: «Я кормил их специальной едой для черепах и мне казалось, что я все делаю правильно. Поэтому я не понимал, почему они умерли. Тогда для себя я решил, что они погибли, сражаясь за черепаший трон. Они поубивали друг друга, чтобы определить, кто из них должен стать королем черепах. Это была моя первая фантазия — Черепаший замок. И она с годами трансформировалась в „Игру престолов“». Мартин даже использует черепах как личный герб. Фантаст Сергей Лукьяненко, любитель йоркширских терьеров, на смерть одного из питомцев написал рассказ «Последняя ночь колдуна», в котором собаки попадают на Радугу. Поэтесса Марина Цветаева одному из котов посвятила стихотворение: «Ты пахнешь шерстью и зимой, // Ты — вся моя утеха. // Переливающийся мой // Комочек меха». В книгах о Гарри Поттере Хагрид, известный любитель самых экзотических животных, владелец гиппогрифа, дракона и собаки, говорит: «Что ж, люди иногда глупят, ежели дело касается их питомцев». Он знал, о чем говорил.