Земля без кочевников: как феноменологи придумывали свою геофилософию

Геофилософия — это как?

Геофилософия — уже не новый для философии термин, однако всё равно звучит непривычно. Его легко перепутать с геополитикой или принять за область псевдоисследований. Но на самом деле у геофилософии есть своя история и конкретные авторы, которые о ней писали и чьи имена считаются общепринятыми у читателей и исследователей. Геофилософию как понятие вводят французские философы Жиль Делез и Феликс Гваттари в книге «Что такое философия?», смело заявляя, что любая философия и есть геофилософия. Как это? Делез и Гваттари, для которых земля равняется свободе, а территория — ограничению, говорят: потому что наше мышление существует в натяжении между землей и территорией — собственно, между свободой и несвободой. Тому, кто мыслит, предстоит найти эту свободную землю — особое пространство «географии ума».

Геофилософия, она же философия земли, существует точно так же, как, например, философия человека, философия сознания, философия истории. Это область философских исследований, предметом которых является земля — как стихия, планета, ландшафт, пространство, собственность, родина или природа. Эта область междисциплинарна и часто опирается на другие дисциплины — от социологии и антропологии до геологии и картографии.

Несмотря на то, что Делез и Гваттари ввели понятие геофилософии только в 1991 году, философия обращалась к земле множество раз и до этого. Особое внимание земле уделяла феноменология в лице Эдмунда Гуссерля, Мориса Мерло-Понти и Жака Деррида. Они писали о земле в самых различных вариациях — с точки зрения связи земли и тела, земли как основы нашего опыта, а также исследуя геологию и геометрию.

Эдмунд Гуссерль и Земля в иллюминаторе нашего опыта

Феноменология отчетливо зафиксировала «поворот к земле», который мерцал еще в работах Канта и Шеллинга, но более явно был выражен в идеях Ницше о «легкой», «философской земле» и «народах мыслителей». Первым из обративших на него хвнимание был Гуссерль — немецкий философ и основатель феноменологии. Он написал текст под названием «Коперникианский поворот коперниканского поворота: Перво-Ковчег Земля». Это был период, когда Гуссерль работал над темой кризиса европейских наук. В 1934 году он пишет текст о земле, а уже в 1935-м читает свой знаменитый доклад «Кризис европейского человечества и философия».

Проблема кризиса связана для Гуссерля с жизнью в эпоху прогресса и развития точных наук и позитивистского знания. Науки теперь сводятся к изучению «фактов» и утрачивают свою связь с жизнью. Они смотрят на мир как на совокупность тел и предметов для исследования или улучшения. Земля как планета, тело человека — это тоже тела среди других тел, всего лишь функции. Гуссерль предлагает другое понимание науки. По его мнению, наука должна изучать непосредственно объекты сознания и противостоять слепой рационализации, разделяющей мир на полезное и бесполезное. Кризис науки опасен, так как он отдаляет ее от истинных целей. Чтобы как-то решить проблему кризису, Гуссерль обратился за помощью к теме земли.

В центре текста Гуссерля «Коперникианский поворот коперниканского поворота: Перво-Ковчег Земля» — поиск основ нашего человеческого опыта. Такой поиск придает тексту антикоперниканский настрой, так как затрагивает давнюю проблему — собственно, проблему коперниканского поворота. Этот поворот убрал человека и Землю из центра мироздания и заставил его сосредоточиться на самом себе, чтобы найти основания не в окружающем космосе и окружающих вещах, а внутри себя и в своем опыте.

Конечно, Гуссерль не пытается убедить нас в том, что Солнце и звезды крутятся вокруг Земли как центра Вселенной, а нам нужно вернуться к птолемеевой картине мира. Гуссерль говорит исключительно о философском изменении самого восприятия. Говоря проще, коперниканский поворот заставил человека сосредоточиться на самом себе. Цель антикоперниканского поворота — переключиться обратно на внешний мир. Гуссерль предлагает обнаружить иные основания наших убеждений. Эти основания, по его мысли, связаны с абсолютной основой — очевидными данными сознания, получаемыми на Земле.

Земля в таком восприятии больше не тело среди других тел. Она — первооснова, дающая возможность существовать человеческому миру и воспринимать его. Здесь речь идет о «сверхтелесном Теле»:

…пока у меня не появится представление об обмене основами и о превращении вследствие этого обеих основ в тело, до тех пор сама Земля — это именно основа, но не тело. Земля не движется, я, пожалуй, все же скажу, она покоится, что может лишь означать, что каждый кусок Земли, который я отделяю или отделяет другой, или он отделяется сам, покоится или движется, есть тело.

В размышлениях Гуссерля Земля становится недвижимым центром любого опыта: научного, философского, повседневного. Утрата этого центра может повлечь за собой утрату человеком самого себя, своей субъектности.

Земля Гуссерля — не просто философская метафора, необходимая для его феноменологии. Она — это ключевой элемент, который связывает вопрос о кризисе науки, культуры, человека и поиск выхода из этого кризиса. Поиск решения происходит через выявление глобальных и планетарных основ нашего опыта — то есть через то, как наш опыт связан с Землей и нашим нахождением на ней. Помимо этого, для Гуссерля важна попытка человека удержаться за «родное» пространство.

В связи с этим у Гуссерля есть две трактовки родного. Первая — это родное как реальные исторические места, традиция, наконец — сама родина. Это условия нашей жизни, воспитание, корни. Места, с которыми мы связаны. Второе — уже более философское. Родное как пространство нашего восприятия, которое наиболее близко к нам: буквально восприятие вещей и явлений перед нами. В этом контексте Гуссерль и говорит о Земле как Перво-Ковчеге: сама она недвижна, но благодаря этому движется всё остальное, а мы, в свою очередь, получаем возможность воспринимать мир. Как утверждает сам Гуссерль, это «дает смысл любому движению и любому покою как модусу движения».

Морис Мерло-Понти: повелитель стихий, Земли и тела

Морис Мерло-Понти был французским феноменологом, который ориентировался на идеи Гуссерля и Мартина Хайдеггера. В отличие от Гуссерля Мерло-Понти отходит от понимания Земли как недвижимости. В центре его внимания — Земля как плоть мира, как тотальное и масштабное тело, которое избавляется от разделения на дух и плоть, душу и тело.

Плоть мира — тоже элемент среди других элементов или стихий, как вода, огонь и воздух. Куда бы мы ни пошли на Земле, мы везде столкнемся с этой плотью мира. Именно поэтому ее можно называть «тотальной».

Эти идеи связаны с лекциями о природе, которые Мерло-Понти читал в 1950-х годах в Коллеж де Франс — одном из главных центров интеллектуальной жизни Франции. В этих лекциях Мерло-Понти исследовал, как соотносится наш опыт, опыт нашего тела и время природы и Земли. В какой момент они пересекаются? В связи с этим он также обратился к идее феноменологии как археологии. Если привычная для нас археология исследует геологические слои и породы, то феноменология как археология исследует слои опыта нашего тела.

Понимание Земли Мерло-Понти тоже связано с телом. Ее можно определить как гиперболизированную геологическую телесность. Иными словами, Земля — большое тело. Это тело живое, сложное, оно определяет само бытие и существование. В этом смысле Земля, по Мерло-Понти, сплетает время и пространство и хранит в себе как теле память и следы разных исторических событий. Такой взгляд на Землю Мерло-Понти называет «трансцендентальной геологией».

Трансцендентальная геология — это инструмент, который позволяет увидеть, как масштабный опыт Земли оседает в частном и локальном опыте. Условно, мы не можем увидеть всю Землю сразу — она выходит за пределы нашего повседневного восприятия. Она огромна, в какой-то степени даже пугает нас. Это можно сравнить с идеей гиперобъектов теоретика темной экологии Тимоти Мортона. Гиперобъекты — тоже масштабные тела и процессы (гиперобъектом, например, может быть массовое вымирание как процесс или капитализм как экономическая система). Однако если Мортон больше сосредотачивается на экологии и окружающей среде, пытаясь проанализировать современные проблемы природы и общества, то Мерло-Понти, будучи феноменологом, интересуется пробелами восприятия. В его размышлениях о трансцендентальной геологии Земля предстает основой опыта — тем, с чего всё начинается. Весь наш человеческий опыт происходит на Земле и в этом смысле два тела — тело Земли и человеческое тело — оказываются в непосредственной связи. Эта связь и есть выражение того, как Земля приближается к чему-то «личному». Она оказывается в непосредственной близости к нам самим. В такой же близости, как и, например, наше тело.

Здесь пересекаются идеи Мерло-Понти и Гуссерля по поводу Земли. Для обоих Земля предстает чем-то глобальным. Она выходит за пределы доступного опыта, но при этом всегда остается поблизости в виде невидимой силы или «элемента Бытия». Земля становится основанием чувств и переживаний, чем-то оригинальным и изначальным. Цель Мерло-Понти — с помощью трансцендентальной геологии выявить те моменты, когда праосновы времени и пространства объединяются, создавая планетарное общее тело бытия и жизни. В связи с этим он пишет:

География же, напротив, или скорее Земля как пра-начало выявляет плотскую пра-историю. В действительности речь идет о том, чтобы схватить <…> то самое время, которое есть пространство, то же самое пространство, которое я собираюсь снова обнаружить с помощью анализа видимого и плоти, выступающее одновременным Urstiftung времени и пространства, благодаря которому имеется исторический ландшафт и квази-географическое вписывание истории.

Как замечает российский философ Валерий Подорога, Мерло-Понти опирается на Гуссерля и отвечает на его размышления идеей о том, что «плоть мира — это первоэлемент». Они оба воспринимают Землю как ту силу, которая делает «возможными виртуальные миры». Иными словами, для Мерло-Понти Земля — это невидимая сила, позволяющая быть всему видимому. Для Гуссерля Земля — это почва для первого опыта, который невозможен без Земли, представленной в самом широком смысле. Именно так можно резюмировать идеи двух феноменологов.

Как Жак Деррида изучал геометрию

Однако история Земли в феноменологии не закончилась на Гуссерле и Мерло-Понти. Еще одним философом, который обратился к этой теме, был Жак Деррида. Он написал масштабное введение (по сути, отдельный самостоятельный текст) к работе Гуссерля «Начало геометрии».

Задачей Гуссерля в этой работе, опубликованной уже после его смерти, была попытка ответить на вопрос о смысле геометрии. Геометрия для него — это традиция, дошедшая до наших дней в виде пространственных форм. В каждой из этих форм присутствует отсылка к предыдущей, своего рода «осадки»: еще одна форма — еще одна ссылка. Гуссерль наблюдает процесс, который в итоге приводит (отсылает) к перводостижению — именно в нем кроется исток геометрии, обладающий изначальным смыслом. Это жест первого геометра, который запустил процесс передачи пространственных форм. Из перспективы геофилософии можно сказать, что этот процесс был еще одной попыткой человека взять под свой контроль Землю — измерить ее и подсчитать. Об этом варианте «отношений власти» напишет французский социолог Бруно Латур, размышляя об изобретении геометрии в Древней Греции:

Именно Фалесу приписывают изобретение геометрии, когда он, не желая взбираться на пирамиду Хеопса, «просто» измерил тень крепко воткнутой в землю палки. Его теорема (сама суть властных объяснений) открыла возможность владеть всеми пирамидами (существующими, теми, которые будут построены, и теми, которые не будут построены никогда) посредством несложных вычислений. То, чем мы так восхищаемся в греческом чуде, — это переворот отношений власти: самые слабые, крошечные люди, у которых есть только тени и бумажные формы, становятся сильнее древних могучих египтян с их тяжелыми каменными пирамидами. Владеть формами равносильно тому, чтобы владеть всем остальным.

Деррида, отходя от Гуссерля, обращается уже к собственной философской проблематике. К слову, она появится и в его будущих и более известных работах — например, в работах «Письмо и различие», «О грамматологии», «Голос и феномен». Это обращение важно для исследований Земли, так как Деррида сосредотачивается на тексте и письме, сравнивая их с геологическими процессами. При этом он не воспринимает Землю исключительно с позиции человеческих и языковых отношений. Земля для Деррида — больше, чем дискурс, и больше, чем теория.

По Деррида, Земля — это образцовая стихия. Образцовой ее делает устойчивость. Она всегда есть, к ней всегда можно обратиться.

В этой роли она вновь становится основой. Только на этот раз основой для «универсальных идентичностей» — счета и геометрии. Они начинаются с Земли. Вслед за Гуссерлем Деррида ищет горизонт науки, культуры и языка — и так же находит его в геологическом поле исследований. Он замечает:

…если объективная наука о земных вещах возможна, то объективная наука о Земле как таковой, о почве и основании всех предметов, так же радикально невозможна, как наука о трансцендентальной субъективности. Трансцендентальная Земля не есть предмет и никогда не сможет им стать; и возможность геометрии строго дополнительна невозможности того, что можно назвать «гео-логией», объективной наукой о самой Земле.

Деррида здесь следует за мыслями Гуссерля и дополняет их. Он утверждает, что Земля присутствует по ту и по эту сторону всех тел-объектов. Она уже не просто тело в покое, как это было у Гуссерля. Земля не перестает реально действовать и по-разному влиять на жизнь своих обитателей, объединяя исследования по геофилософии, геологии и геометрии.

В тексте Деррида Земля вновь определяется как сверхтелесность. В его интерпретации это уберегает Землю от строгих научно-социальных границ — ведь Земля «превосходит всякое тело-объект как его бесконечный горизонт, поскольку ее никогда не исчерпывает никакая работа по объективации», как замечает он сам. Это напоминает размышления Мерло-Понти о Земле. Только вместо археологии Деррида выбирает геометрию для своих философских раскопок.

О восприятии геометрии со стороны Деррида интересно писал современный философ техники Юк Хуэй. В книге «Вопрос о технике в Китае» он замечает, что геометрию определяет ее «передача из поколения в поколение». Оригинальность Деррида заключается в том, что он добавляет к этому фактор письма. Потому что такая «передача» возможна только через письмо, которое гарантирует «абсолютную традиционализацию объекта, его абсолютную объективность».

Юк Хуэй замечает: «геометрия не только конституирована передачей (начертанные фигуры), но и сама является составной частью передачи (орфо-графики)».

Не последнюю роль в этом играет и Земля — она предоставляет то пространство, где объект приобретает свою абсолютную объективность.

Зачем нам нужна феноменология Земли

Без феноменологии сложно представить философские исследования Земли. О связи Земли и нашего восприятия писали не только Гуссерль, Мерло-Понти и Деррида. Это важная линия исследований, которая нашла продолжение в текстах Делеза и Гваттари и, например, у Бруно Латура, Бена Вударда и других современных авторов. Феноменология Земли проходит под знаменем антикоперниканского поворота, которое установил Гуссерль. В этом немецкий философ достаточно сильно обогнал свое время. Если мы откроем тексты спекулятивных реалистов, которые с 2007 года по-прежнему находятся в гуманитарном мейнстриме, то увидим там похожие размышления о важности перевернуть сам поворот, вернуться к философии до Канта и обратить внимание на всё «антикоперникианское». Если спекулятивные реалисты делают это с опорой на объекты и вещи, то Гуссерль и его последователи выбрали более глобальный инструмент для философского возвращения — саму Землю.

В конечном итоге из этого получилась оригинальная последовательность различных версий Земли. Земля как прародина и Перво-Ковчег у Гуссерля, Земля как плоть мира у Мерло-Понти и Земля как пространство первой геометрии и письма у Деррида. Все трое поставили свои точки на карту исследований Земли, тем самым начав расширять внутреннюю географию ума и концептов.