Простые движения: почему наши жесты неразрывно связаны с речью

Наше общество помешано на культурном, расовом и сексуальном разнообразии. Одежду рекламируют модели всех цветов кожи, а голливудских актрис со слишком белыми зубами перестают воспринимать всерьез. И тем не менее кое-что нас всё-таки еще объединяет. «Нож» исследует историю возникновения языка, выясняет, почему цвет ладоней не зависит от тона кожи, и ищет сходство между нашими общими предками и современными приматами.

Человеческая речь появилась при загадочных обстоятельствах. Часть специалистов считала, что она возникла у костра, пока наши предки рассказывали друг другу истории по ночам. Другие исследователи полагали, что первые «реплики» были больше похожи на лепет младенца, животные крики и случайные восклицания.

Язык — это настоящее чудо, главная отличительная черта и гордость нашего вида.

Простые движения губ могут передать идею столь дерзкую, что от нее побегут мурашки.

Специалисты в области языковой эволюции считают свой предмет сложнейшей загадкой науки. Разумеется, такие головоломки открывают широкое поле для спекуляций, в которых поучаствовали лингвисты, историки, философы, не говоря уже о писателях.

Но одна теория находит всё больше сторонников: речь началась с жеста. Согласно этой гипотезе, вместо языка, губ и зубов наши предки пользовались руками и пальцами и сотни тысяч лет обменивались информацией только таким способом.

Исследователи прошлых веков предполагали, что «физическое» общение примитивно и родом из младенчества, когда движения рук предваряют речь. Дети, перед тем как начать говорить, показывают на предмет, кивают в его направлении и хнычут. Философ эпохи Просвещения Этьен де Кондильяк считал, что развитие речи у нашего вида шло по тому же пути.

Антропологи XIX века продолжили исследования и поиск доказательств этой теории. Американский этнолог Гэррик Мэллери, который называл жесты «пережитком доисторической эпохи», замечал, что новые сигналы для общения гораздо проще создавать с помощью рук, нежели голоса. Эту гипотезу подтверждает ряд лабораторных экспериментов, так что аргументов у сторонников теории жестового праязыка хватает.

Исследования показывают, что при отсутствии гаджетов люди в общении с иностранцами гораздо эффективнее используют для «перевода» движения рук, тела и головы, а не звуки.

В ХХ веке ученые представили и другие доказательства. Настоящим прорывом, ознаменовавшим начало нового этапа в разработке этой концепции, стала статья «Общение приматов и жестовое происхождение языка». Ее автор, антрополог из Университета Колорадо Гордон Хьюз, исходил из того, что нам нужно внимательнее исследовать коммуникацию наших ближайших родственников в животном мире.

До этого уже предпринимались попытки узнать, способны ли обезьяны изучить человеческий язык. В одном случае пара усыновила юную самку шимпанзе по имени Вики и обращалась с ней как с младенцем. К трем годам у животного появились привычки, схожие с человеческими. Ей нравилось строить башни из кубиков, играть с телефоном, приложив трубку к уху. Но пара отмечала, что Вики говорила только три слова: «папа», «чашка» и — после некоторых усилий и тренировок — «мама».

Казалось, что для приматов речь недоступна — во всяком случае звуковая. Еще одна пара провела похожий эксперимент с другим детенышем шимпанзе, но вместо слов использовала амслен — американский жестовый язык. Лингвистические способности Уошу превзошли все ожидания: она овладела 350 знаками. Последующие опыты такого рода тоже были успешными.

Хьюз также изучал общение приматов в дикой природе.

По его наблюдениям, звуки, которые они издают, в большинстве случаев непроизвольны и не адресованы конкретному собеседнику — в отличие от жестов.

Хотя данных у Хьюза было недостаточно, работы, опубликованные с тех пор, подтвердили его правоту. Шимпанзе удобнее общаться жестами, а не голосом. К примеру, бонобо совершают манящее движение и пристально следят за реакцией аудитории. Если они не получают отклика, то повторяют его. У шимпанзе получается контролировать свои крики, но это не идет ни в какое сравнение с намеренным использованием жестов.

На основании наблюдений за общением приматов ученые пришли к выводу, что обезьяны не владеют полным инструментарием человеческой устной речи — скорее, даже наоборот. Но руки у них справляются с той же задачей значительно лучше.

Внимание современных исследователей эволюции языка приковано к нашим общим с шимпанзе предкам, которые, вероятно, жестикулировали так же умело, как и нынешние приматы. Их руки были более приспособлены к общению, чем рот.

В 1980-х Хьюз нашел новые подтверждения своей теории. В исследовании 1983 года он обратил внимание на одну особенность вида Homo sapiens: наши ладони и ногтевое ложе светлее окружающей их кожи. Контраст более очевиден у представителей негроидной расы, но заметен и у очень загорелых европеоидов. Ни у одного другого примата ничего подобного нет — этот факт Хьюз проверил лично, посетив зоопарки. Он предположил, что эволюционное предназначение такой ладонной пигментации — сделать наши жесты заметнее. Действительно, описанную Хьюзом сцену из далекого первобытного прошлого легко представить: руки древнего рассказчика мелькают в свете доисторического костра.

Теория жестов популярна в научно-исследовательской среде потому, что дает стройную картину происходящего и подтверждается рядом наблюдений, в том числе примерами из повседневной жизни. Во-первых, движения рук предваряют устную речь у младенца. Во-вторых, они значительно упрощают передачу новых смыслов. В-третьих, наш последний общий с шимпанзе предок, вероятно, смог создать сложную систему жестов, но не слов. И наконец, в-четвертых, существующие сегодня языки немых доказывают, что голос — не единственный инструмент коммуникации для нашего вида.

И всё же у противников теории есть один бронебойный контраргумент: в современном социуме почему-то преобладает устная речь. Люди всё еще используют жесты, но только как вспомогательное средство или в особых ситуациях (например, внутри сообщества глухих).

Получается, если язык и начинался с рук, то на каком-то этапе он всё равно «переместился» ко рту. Почему так произошло?

Уже в XVIII веке этим вопросом задавался упомянутый выше Кондильяк. Если нашему виду удалось достичь стадии жестовых языков с таким трудом, то почему люди в итоге предпочли устную речь, чьи преимущества нельзя было предсказать?

Так называемую проблему перехода модальности признавал и сторонник теории жестового праязыка Хьюз, потому его последователи не отмахиваются от неудобного вопроса, а пытаются объяснить парадоксальный «выбор» наших предков.

Впрочем, некоторые утверждают, что такой сценарий маловероятен. Исследователь жестовых языков Карен Эммори из Университета Сан-Диего указывает, что само существование подобных систем, которые по своей сложности и полноте сопоставимы с обычной речью, подрывает гипотезу Хьюза. Если общение начиналось с движений руками, то не было причин бросать этот инструмент, то есть праязык всё же имел устную форму.

Нидерландский психолингвист Виллем Левелт пришел к тому же заключению, назвав теорию жестов устойчивой лжеконцепцией. В 2004 году он писал, что перейти от движений рук к языку — это то же самое, что построить машину, собрав сначала корабль, а потом сняв паруса и добавив колёса и мотор.

Итак, защитникам теории жестового праязыка необходимо найти веские доказательства того, что смена основного средства коммуникации имела эволюционный смысл. Переход модальности здесь можно сравнить с эпическим путешествием, где главный герой — наша речь — странствует уже тысячи лет. И чтобы отправиться в дорогу, ему нужны мотивы и «транспорт».

Во-первых, зачем покидать родные края? В чём преимущество устной речи?

Прежде всего, она абстрактна. В подавляющем большинстве случаев из формы слова никак не вытекает его значение: существительное «дерево» не напоминает соответствующее растение своим видом. Жестами абстрактные концепты выразить гораздо сложнее.

Однако этот аргумент легко опровергнуть. Жестикуляция, действительно, бывает очень «графической», но и сложные, «непредметные» идеи, как показывают, например, современные языки немых, тоже можно выразить движениями рук.

Идеи долженствования и возможностей на амслене

Второе предположительное преимущество устной речи заключается в том, что для нее не нужен дневной свет. Левелт писал, что технически жестовый язык мертв около 12 часов в сутки. Это некоторое преувеличение. Современные глухие могут вести диалог даже при плохом освещении, иногда используя тактильные ощущения. Наши предки, скорее всего, проводили в полной темноте только часы сна. Для поддержания тепла, приготовления пищи и защиты от хищников использовались костры, и движения рук точно были бы видны в свете огня.

Еще один аргумент за — свободные конечности, но и он не вполне убедителен. Говорящие на жестовых языках люди при необходимости без труда задействуют для общения только одну руку. Кроме того, важные смыслы: подтверждение, вопрос, указание на предмет — также передаются с помощью движений головы и мимики.

Список плюсов можно продолжить, но это больше напоминает попытку подогнать решение под известный ответ. Как указывал американский лингвист Уильям Фитч в своем авторитетном исследовании, посвященном развитию языка, если бы люди всё еще общались жестами, нашлись бы преимущества и у такой формы коммуникации.

К примеру, в отличие от устной речи, движения рук можно использовать во время охоты, чтобы не спугнуть добычу, или у костра, не привлекая внимания хищников. Жесты всегда более адресны, обращены к конкретному собеседнику (чего не скажешь об обычных репликах), такая форма общения лучше подходит для передачи мыслей в шумной обстановке. Ими можно пользоваться даже во время приема пищи, ведь опасности умереть от удушья уже нет.

Но у устной речи есть как минимум одно неоспоримое преимущество: во время общения тратится очень мало энергии. Движения ртом не требуют колоссальных усилий, а слова мы произносим на выдохе, поэтому нам не нужно делать дополнительные вдохи. Нельзя сказать, что жестикуляция помогает сбросить вес, но она точно более энергозатратна, чем обычная речь.

Могла ли иметь значение столь несущественная разница в калориях? Как ни странно, да. Лень — важнейший фактор человеческого поведения вообще и коммуникации в особенности.

В теории языка существует понятие «принцип наименьшего усилия». Он объясняет, почему самые употребительные слова содержат минимальное число фонем, как знаки жестовых систем со временем превратились в аббревиатуры и зачем мы используем акронимы, ники и прочие сокращения.

Даже у животных заметна тяга к более эффективному общению, и наши предки точно не были исключением.

Возможно, именно экономия энергии и стала ключевым фактором, обусловившим переход от жестов к устной речи. Но как способность передавать смысл переместилась практически в другую часть тела? Объяснение этого феномена начинается с интересного анатомического факта: у людей рот и руки тесно связаны своеобразным невидимым мостом, по которому речь и совершила свой исторический эволюционный путь.

Первое доказательство их родства — поведение человека в самом начале жизни.

В утробе матери и после рождения младенцы сосут большие пальцы рук. До пяти месяцев после появления на свет у них проявляется рефлекс Бабкина: если надавить на ладони малышей, они открывают рот.

Второе доказательство — структура мозга. Нейронные области, отвечающие за движения губ и рук, расположены подозрительно близко друг к другу. Исследователи предполагают, что у них есть общий командный отдел и эти зоны взаимосвязаны. Недавно ученые выявили речевой сигнал, исходящий из области, которую раньше считали ответственной за движения рук.

Эту связь можно наблюдать и в повседневном общении. Чарлз Дарвин замечал, что дети при обучении письму часто высовывают язык, в то время как их пальцы неловко сплетаются вокруг пера. Подобное случается и во многих других ситуациях — например, когда мы вдеваем нитку в иголку, красим ресницы или вешаем картину. Такое поведение называют общностью рук и рта.

Эта связь, скорее всего, возникла достаточно давно: у шимпанзе есть похожая особенность, так что «невидимый мост», вероятно, существовал уже у наших далеких предков.

Многие ученые сходятся в том, что «путешествие» речи от рук ко рту было очень медленным, и подчеркивают, что произошло не полное замещение одного способа общения другим, а лишь изменение их статуса в человеческой коммуникации. Сегодня люди продолжают жестикулировать во время беседы, а глухие проговаривают некоторые слова. Но если раньше движения рук были основным способом передачи мыслей, а звуки, издаваемые ртом, — второстепенным, то теперь ситуация обратная.

В 1944 году исследователь Ричард Пейдж предположил, что речь начиналась с жестов, но со временем «переместилась» выше, потому что мышцы рта «копировали» движения рук. Когда основные «актеры» исчезли со сцены, их «ученики» — язык, губы и челюсть — уже были мастерами в искусстве пантомимы.

Таким образом, речевой акт появился на подсознательном уровне, став эхом жестов.

Объяснение Пейджа быстро забыли, а в 2010-м выдвинутая им гипотеза и вовсе уже считалась одной из самых ненадежных теорий в этой области. Но в текущем десятилетии его идеи вновь стали популярны — отчасти из-за того, что продолжают накапливаться доказательства связи рук и рта. Исследователи жестовых языков описали особый класс знаков, которые подтверждают правоту Пейджа: губы во время такого общения остаются активны, а глухие иногда проговаривают показываемые слова — это называется «дублирующая фонология». К примеру, в британском прилагательное «правдивый» (true) выглядит так: одна рука кладется вертикально на ладонь другой, а губы округляются в звуке [у].

И всё же описанный сценарий кажется маловероятным. Чтобы прояснить детали подобного перехода, нужно гораздо больше доказательств, чем есть сейчас. Но это лишь начало пути. Следующая цель — разработать и конкретизировать модели «уменьшения», когда движения рук становились всё более миниатюрными и компактными, пока наконец не превратились во вспомогательный элемент, утратив свою важность.

Сегодняшнее состояние языка — главный аргумент защитников теории жестов. Со времен Хьюза они копили доказательства и пытались объяснить, почему произошла смена речевого инструментария. У представителей противоположного лагеря есть свои доводы, но они всё же кажутся менее убедительными. Любая теория такого рода должна не только отвечать на вопрос, как возник и развивался язык, но и объяснять его неразрывную связь с жестикуляцией.

Переход модальности — это лишь одна из проблем, связанных с реконструкцией (пра)языковых процессов. Зачем нашим предкам вообще понадобилось упорядочивать и сочетать идеи? Как у них возникла такая способность? Эти и другие вопросы без ответов делают эволюцию языка одной из сложнейших областей лингвистики, которая тем не менее притягивает тех, кто стремится «во всём дойти до самой сути». Ведь чем труднее пазл, тем интереснее его собирать!