Холистическое прогнозирование. Как предсказать пути долгосрочного развития цивилизации

В издательстве «Альпина Паблишер» вышла книга философа и социолога Романа Кржнарика «На 100 лет вперед: Искусство долгосрочного мышления, или Как человечество разучилось думать о будущем». Автор предлагает шесть практических способов развития долгосрочного мышления для создания нового миропорядка, в основе которого будет культура дальних временных горизонтов и ответственность за будущее. Публикуем фрагмент из главы, посвященной росту неопределенности будущего и концепции холистического прогнозирования.

Первые профессиональные составители прогнозов, насколько известно, появились более лет назад в верховьях реки Нил. Это были древнеегипетские жрецы. Каждую весну они собирались в месте слияния трех основных притоков реки, чтобы предсказать силу ежегодного паводка, который орошал поля на тысячу километров вниз по течению. Если вода была прозрачной, это означало, что Белый Нил, истекающий из озера Виктория, преобладает в общем потоке и следует ожидать низкой воды и такого же урожая. Если вода была мутной, значит, поток определял Голубой Нил, который, как правило, обеспечивал идеальный объем воды, необходимый для обильного урожая. Если же в общем потоке преобладали зеленовато-коричневые воды реки Атбара, текущей с Эфиопского нагорья, нужно было готовиться к раннему и, возможно, катастрофическому наводнению, способному уничтожить посевы. Основываясь на предсказаниях жрецов, чиновники в сельскохозяйственных районах долины Нила могли планировать на месяцы вперед запасы зерна, оценивать налоговые поступления и доступные для расходования средства.

Никто не знает, насколько точны были выводы жрецов. Наверняка известно только то, что люди, предсказывающие будущее, — гадалки, оракулы, звездочеты, шаманы и просто пророки, — существовали во всех обществах и пытались заглянуть в грядущее с помощью движения звезд, комбинации цифр на брошенных костях, толкования снов или закономерностей в прошедших событиях. Сегодняшние предсказатели обращаются к науке и рационализму. Это прогнозисты, футурологи, исследователи тенденций и эксперты по предвидению всех мастей. Хотя обычно они отрицают возможность предсказывать конкретные события подобно Нострадамусу или Дельфийскому оракулу и предпочитают говорить о сценариях и вероятностях, сама их роль осталась той же, что и раньше: укротить неопределенность и дать представление о том, какие перспективы могут нас ждать.

Эти современные провидцы, как правило, заглядывают вперед лишь на несколько месяцев, в лучшем случае — на несколько лет вперед, особенно в мире бизнеса. Корпоративное прогнозирование уделяет крайне мало внимания, если вообще заботится о будущих поколениях: когда нефтяная компания прогнозирует собственные показатели, ее интересует лишь цена акций, а вовсе не то, сколько человечество заплатит за ее деятельность. Тем не менее прогнозирование имеет несомненную ценность. Трудно представить, что долгосрочное мышление возможно без каких-либо прогнозов на будущее. Если не пытаться прогнозировать, то мы будем просто подпитывать реактивную культуру краткосрочности, нацеленную на уже происходящие в настоящем события. Нам нужно заранее подготовиться к этим событиям и понимать, что именно может появиться на горизонте, будь то лесные пожары в жаркий сезон, рост ультраправого популизма или медленное выгорание целой цивилизации.

В этой главе мы рассмотрим пятый из шести ключевых инструментов долгосрочного мышления, который я называю холистическим прогнозированием. Оно ориентировано на более отдаленные горизонты, чем традиционное прогнозирование, и оперирует десятилетиями и веками. Кроме того, оно намного шире по тематическому охвату и фокусируется на перспективах человечества и природы в глобальном масштабе, а не на узких институциональных и корпоративных интересах, которые обычно преобладают при прогнозировании. Речь идет не о предсказании ближайших событий, а о том, чтобы наметить карту потенциальных путей, по которым может пойти планетарная цивилизация в долгосрочной перспективе.

Рост сетевой неопределенности

Неопределенность будущего всегда была препятствием для долгосрочных прогнозов. Более того, чем долгосрочнее прогноз, тем шире диапазон возможных вариантов, что многократно увеличивает уровень неопределенности. Как любят выражаться футурологи, «конус неопределенности» постоянно расширяется.

Однако на рубеже тысячелетий мы перешли от конусообразной модели неопределенности будущего к сетевой: события и риски, с которыми мы сталкиваемся, становятся все более взаимозависимыми и глобальными, что повышает вероятность быстрого распространения и возникновения эффекта бабочки, делая даже ближайшее будущее практически нечитаемым. Вот перечень факторов, обусловливающих такую взаимосвязанную нелинейную структуру радикальной неопределенности, которые вызывают идеальный шторм: ускорение темпов появления технологических инноваций; увеличение скорости передачи данных; геополитическая нестабильность, возникшая после окончания холодной войны; рост незащищенности рабочих мест; волатильность и взаимо связанность финансовых рынков; угрозы со стороны искусственного интеллекта, биологического оружия, киберпреступности и генетически модифицированных патогенов.

Сегодня свидетельства сетевой неопределенности можно видеть повсюду. Сколько экономистов предвидели крах 2008 г. и его глобальные последствия, такие как движение Occupy? Сколько политологов предсказали Брексит или приход Трампа в Белый дом? И вряд ли эта неопределенность в ближайшее время уменьшится. Климатологи предупреждают о приближении переломных моментов, которые приведут к резкому разрушению шельфовых ледников и исчезновению целых биологических видов. Мы также стали свидетелями увеличения числа «черных лебедей» — событий, которые крайне трудно предсказать, но которые имеют большое значение, таких как теракт сентября или взлет Google. Эксперты могут лишь задним числом утверждать, что знали о них.

Похоже, мы вступили в эпоху непостижимого будущего. Юваль Ной Харари пишет, что в 1020 г. было относительно легко предвидеть облик мира 1050 г., но в 2020 г. практически невозможно узнать, в каком мире мы будем жить в 2050 г., не говоря уже о более отдаленных временах.

Профессиональные прогнозисты по-прежнему создают впечатление, что способны пролить свет на будущее, однако есть убедительные доказательства того, что сама возможность точных прогнозов крайне ограничена. В известном 20-летнем исследовании политолога Филипа Тетлока приняли участие 284 эксперта в области прогнозирования — от сотрудников «мозговых центров» до аналитиков Всемирного банка. Их попросили сделать ряд относительно долгосрочных геополитических и экономических прогнозов — например, выйдет ли какое-нибудь государство из Евросоюза в течение лет или каким будет размер дефицита бюджета США через десятилетие. Сопоставив 82 361 прогноз с реальными результатами, Тетлок пришел к выводу, что суждения экспертов были не только крайне неточны, но и работали в среднем даже хуже, чем простейшие эмпирические правила, такие как «всегда предсказывать отсутствие изменений» или «считать, что текущие темпы изменений сохранятся и в будущем». Более того, обнаружилась обратная зависимость между точностью предсказаний и уровнем известности, а также профессиональной квалификацией экспертов.

Напрашивается справедливый вывод, что долгосрочное прогнозирование — это гиблое дело. Почему бы тогда не принять неопределенность как факт, забыть о планах, а будущим заниматься тогда, когда оно наступит?

Однако в истории все же существуют закономерности. Надо только знать, где их искать.

Мудрость S-образной кривой

Люди — существа, которые постоянно ищут закономерности. Нам всегда хотелось раскрыть универсальные правила, лежащие в основе природы, начиная с закона Архимеда и заканчивая теорией эволюции и законами термодинамики. С тем же рвением мы стремимся найти закономерности общественного устройства. Аристотель, Полибий, Ибн Хальдун и Карл Маркс — каждый из них полагал, что нашел циклическую логику, определяющую подъемы и падения государств, империй, классов и экономических систем. В наши дни поиск закономерностей продолжается: Google и Facebook используют большие данные для открытия новых законов человеческого поведения, чтобы заставить нас чаще реагировать на рекламные объявления и выкладывать в сеть больше видео.

Но действительно ли такие закономерности существуют? Все, что мы знаем о сетевой неопределенности, должно вызвать здоровый скептицизм. Тем не менее я хочу выступить против скептиков и выделить одну важнейшую закономерность, которая неоднократно проявлялась в человеческих обществах в прошлом и почти наверняка будет проявляться впредь. На самом деле она настолько неотъемлема от фило-софии долгосрочного мышления, что всякому, кто стремится стать хорошим предком, следовало бы усвоить ее накрепко.

Это общеизвестная S-образная кривая, которую называют также сигмоидой (см. рис. далее). Она не скажет вам, кто победит на следующих президентских выборах, когда обвалится фондовый рынок и будем ли мы колонизировать Марс. Послание, которое содержит в себе S-образная кривая, куда проще, но в то же время и глубже: ничто не растет вечно. Классический вариант кривой начинается с подъема, который, достигнув первой точки перегиба, начинает замедляться, выходит на ровное плато периода зрелости, а затем, достигнув второй точки перегиба, идет на спад. Более экстремальный вариант кривой соответствует резкому восходящему тренду, который, достигнув пика, переходит в не менее резкий обвал.

S-образные кривые можно найти в любых процессах живой природы — от развития муравьиной колонии и распространения раковых клеток до роста деревьев и ног у ваших детей. Подобные модели в равной степени характерны и для социальных систем. Империи и экономики, диктатуры и демократии, общественные движения и модные тренды — все это существует в логике S-образной кривой: рост, пик, спад.

За последние полвека роль сигмоиды была признана социальными и прикладными науками. Для эксперта по организационному поведению Чарльза Хэнди S-образная кривая является базовым графиком развития предприятий, социальных институтов и политических систем — «всего человеческого». Аналитик Пол Саффо советует «искать S-образную кривую», поскольку развитие новых технологий — от персональных роботов до беспилотных автомобилей — следует именно по такой траектории. Ученые уже использовали сигмоиду для описания подъема и упадка древних цивилизаций, таких как Римская империя, а также для прогнозирования будущих изменений, например снижения роли Соединенных Штатов как глобальной сверхдержавы. Авторы доклада под названием «Пределы роста», подготовленного в 1972 г. для Римского клуба, поместили S-кривую в основу проведенного анализа. Относительно недавно экономист Кейт Рауорт показала: господствующая экономическая теория предполагает, что рост ВВП следует «экспоненциальной кривой, висящей в воздухе», тогда как в реальности он, вероятнее всего, выровняется и примет форму S-образной кривой. Эксперт по энергетике Уго Барди вдохновился наблюдением римского философа Сенеки относительно того, что «рост идет медленно, а крах стремителен», и создал математическую модель, назвав ее «обрыв Сенеки». Согласно этой модели крупные структуры, такие как финансовые системы или популяции животных, в своем развитии следуют асимметричной S-образной кривой, постепенно достигая пика, а затем резко разрушаясь.

Среди тех, кто понимал универсальную роль сигмоиды, был и Джонас Солк, который называл ее важнейшим «мировоззренческим инструментом» века перемен. В начале 1980-х гг. Солк понял, что долгосрочная тенденция роста населения на планете будет повторять контуры S-образной кривой. На протяжении большей части последних 8000 лет численность нашей популяции оставалась ниже миллиарда человек, но после демографического взрыва, произошедшего в районе 1800 г., кривая резко пошла вверх, а сейчас ее рост начал замедляться и, скорее всего, стабилизируется к концу XXI в., когда население земного шара достигнет 10–11 млрд человек. (Последние прогнозы ООН подтверждают такой сценарий.) Солк разделил эту S-образную кривую на две части в ее первой точке перегиба, поскольку полагал, что обществу потребуется радикальная трансформация характера функционирования из состояния, в котором оно находилось в эпоху А на этапе первоначального подъема, в состояние, в котором оно должно находиться в эпоху Б, когда рост замедляется и стабилизируется (см. рис. далее).

В эпоху А ограничения на использование ресурсов и доступную энергию были незначительными. Этот период характеризовался высоким уровнем материального потребления, индивидуалистической культурой и преобладанием краткосрочного мышления. Но с приближением нашей численности к 10 млрд, как считал Солк, общество должно перейти в эпоху Б, где мы сможем выжить только в том случае, если примем новый набор ценностей и создадим институты, основанные на устойчивом использовании ресурсов, понимании ограничений, более высоком уровне социального сотрудничества и долгосрочном мышлении. Он был уверен, что стать хорошими предками мы сможем, лишь признав свое приближение к вершине сигмоиды и приняв образ мышления, характерный для эпохи Б, взамен устаревших взглядов и практики эпохи А. Если мы не сможем совершить этот переход, человеческая цивилизация окажется на грани катастрофы.

Джонас Солк считал, что ценности, которые доминировали в эпоху А, особенно последние два столетия, должны заменяться на ценности эпохи Б по мере того, как мы вступаем в XXI в.

Читайте также

После нас хоть потоп: таяние льда на полюсах, шестое массовое вымирание и другие катастрофы, ожидающие человечество в недалеком будущем

Используя S-образную кривую в качестве мировоззренческого инструмента, мы бросаем вызов базовой предпосылке господствующей сегодня культуры Просвещения, исходящей из того, что рост и прогресс будут продолжаться бесконечно. Это предположение лежит в основе мирового бестселлера психолога Стивена Пинкера «Просвещение продолжается». В этой книге представлены 75 графиков, демонстрирующих колоссальный прогресс человечества за последние 200 лет по таким критериям, как увеличение продолжительности жизни, улучшение здоровья населения, падение уровня преступности и насилия, снижение уровня бедности, доступность образования и даже защита окружающей среды. Хотя рассуждения Пинкера о характере предшествующего сегодняшнему дню прогресса не лишены смысла (при том что многие оспаривают его утверждения в отношении экологии), когда он заводит речь о будущем, его доводы становятся очень шаткими. Пинкер откровенно оптимистичен и считает, что «холодные, неопровержимые факты» указывают на якобы очевидную истину: «то, что уже произошло, будет происходить и впредь». Другими словами, кривая прогресса должна расти все выше и выше. Он пренебрежительно относится к «романтичному движению зеленых» и всем прочим, кто обеспокоен изменениями климата, потерей биоразнообразия, имущественным неравенством и технологическими рисками, которые несет, например, биологическое оружие, зато преисполнен веры в чудеса геоинженерии и экономического роста, которые решат все наши проблемы. Он даже цитирует историка XIX в. Томаса Маколея, чтобы подкрепить свою квазирелигиозную веру в бесконечный прогресс: «На основе какого принципа, если мы не видим позади ничего, кроме улучшений, нам стоит ожидать впереди только ухудшения?» Аргументы Пинкера обусловлены линейным мышлением в самом крайнем его проявлении — намеренным нежеланием видеть неопровержимые доказательства, которые предоставляет нам модель S-образной кривой, поскольку они бросают вызов рационализму Просвещения. Пинкер подобен ребенку, который искренне верит в возможность надувать воздушный шар бесконечно, не подозревая, что в какой-то момент тот непременно лопнет.