«Хочу, чтобы пандемия длилась всегда»: почему некоторым людям с психическими расстройствами полегчало на карантине

Пандемия SARS-CoV-2 повлияла на всех — но едва ли это влияние для всех было одинаковым. Вопреки распространенному сентиментальному лозунгу «Мы все в одной лодке» становится всё понятнее, что это не совсем так.

«Мы все в одном и том же беспокойном море, но в очень разных лодках. Чья-то лодка дает течь, кому-то забыли выдать весло, а кто-то плывет на судне с мощным мотором», — рассуждает профессор Синтия Энлоу.

Казалось бы, люди с ментальными расстройствами в эти непростые времена находятся в одной из самых хлипких лодок. Крупнейшее на данный момент исследование психического состояния людей во время пандемии подтверждает этот тезис: несмотря на то, что к 9-й неделе изоляции общие уровни тревожности и депрессии снизились, у людей с психиатрическими диагнозами они всё еще значительно выше среднего.

Но вместе с пандемией у человечества появилась возможность для разных ­(и зачастую очень парадоксальных) реакций и защитных механизмов. Специалисты стали отмечать, что выделяется четкий сегмент пациентов с резкими улучшениями — например, среди пациентов клинического психолога Элизабет Коэн таких 20%. Врач-психотерапевт Оксана Назарова подтверждает:

«Сейчас мы действительно встречаем так называемые спонтанные исцеления».

Люди, страдающие паническими атаками, отмечают отсутствие эпизодов с начала изоляции; пациенты с бессонницей засыпают как младенцы; депрессивные больные обретают новые смыслы и впервые за долгие годы чувствуют радость жизни.

Так произошло с Мариной (имя изменено). Она страдает депрессией с 2000 года — с момента поступления в университет. Переутомление из-за подготовки к вступительным привело к тому, что Марина в один из жарких дней упала в обморок прямо в метро, перед этим успев «схватить» свою первую в жизни паническую атаку. Окружающие не помогли девушке — лишь пинали ногами и называли наркоманкой.

Марина рассказывает, что ощущение того, что тебе никто никогда не поможет, осталось с ней на всю жизнь — и проработать это с психотерапевтом до конца так и не получилось. Последовали долгие годы поисков «своего» врача, несколько кризисов личных отношений, период фагофобии (боязни задохнуться при принятии пищи). Марине прописывали всё «от беллатаминала до лимонника», назначали когнитивно-поведенческую и гештальт-психотерапию; с ней работали нарративные психологи и психоаналитики. В последние несколько лет ситуация стала улучшаться: подобрали подходящие антидепрессанты, личная жизнь наладилась, появилась новая работа и жилье. Но именно во время карантина девушка почувствовала особое облегчение.

«С тех пор как нас всех посадили по домам, я впервые за 15 лет выдохнула, — признается Марина. — Я все эти годы жила на вдохе. И вот пришло такое чудесное время, когда ты можешь легально чуть-чуть выдохнуть».

Больше не надо ни с кем общаться

На карантине Марине стало легче во многом потому, что отпала необходимость встречаться с людьми и быть окруженной ими в общественном транспорте. По словам психиатра Любови Мясниковой, это одна из основных причин улучшений у пациентов:

Те, кто сейчас стали себя чувствовать спокойнее и увереннее, — это в основном люди с избегающим поведением и социофобией, рассказывает Мясникова. Раньше им надо было куда-то ходить, адаптироваться в обществе и на работе. А сейчас они сидят дома, как и все остальные, и это не повод для осуждения, а даже наоборот. Поэтому они говорят: «Как же хорошо! Давайте продлим эту пандемию!»

Тревожные люди с избегающим поведением, которые впервые за долгое время смогли расслабиться, действительно с опасением ожидают окончания карантина. У Любы из Москвы диагностирована рекуррентная депрессия, к тому же она всегда отмечала у себя повышенную тревожность. Она часто отказывалась от социальной жизни из-за постоянного страха: порой могла сама организовать показ фильма в кафе, собрать всех друзей, а в последний момент забиться дома в угол кровати в слезах в приступе животного страха.

Увольнение Любы с работы совпало с ужесточением карантинных мер. Оставшись дома, она ощутила огромное облегчение. «Мне неожиданно стало очень хорошо — я прямо расслабилась. Меня больше не угнетает проверка соцсетей, не угнетаю я сама», — рассказывает Люба.

«Ведь я больше не в положении меньшинства — все вокруг живут той же жизнью, что и я. И поэтому мне стало очень легко».

Люба перестала пить, возобновила старые хобби, занялась фитнесом — и при этом полностью перестала ощущать давление извне. «Я теперь в положении сильного, — говорит Люба, — ведь люди, которым всю жизнь внушалась и была удобна модель успешного, социального и веселого человека, теперь оказались заперты наедине с собой и своим миром. И им это приносит дискомфорт».

Похоже, необходимость постоянно взаимодействовать с большим количеством людей пагубно сказывается на ментальном здоровье — причем даже у тех, кто не страдает аффективными расстройствами. Крупное британское исследование показало, что именно в самых плотно заселенных квартирах и домах уровень тревоги выше всего, а улучшений с начала карантина практически нет.

Саша, год назад уехавшая из «большой и стрессовой» Москвы в «маленькую и спокойную» Валенсию, тоже заметила, что с тех пор, как на улицах почти нет людей, ее психологическое состояние стало значительно лучше.

У Саши диагностировали невротическую депрессию и тревожное расстройство в Испании. Первые «звоночки» были еще в России, но на новом месте ментальные проблемы переросли в физиологические: у девушки развился тонус мышц, пропал сон и аппетит. Несмотря на прописанные антидепрессанты, приступы панических атак продолжались: оказавшись в толпе людей, она начинала задыхаться, могла убежать домой, упасть на пол и трястись.

«Я не могла выйти на улицу: мне было страшно. Кроме того, мне приходилось ходить на учебу — а там душно, много людей, все кричат», — вспоминает докарантинные времена Саша.

С вводом карантина и переходом на дистанционное обучение она почувствовала уменьшение и психологических, и соматических симптомов.

«Да, само обучение на дистанционке ухудшилось, но зато ко мне вернулся сон! Я начала наслаждаться тишиной и покоем. У меня полностью пропали панические атаки».

Теперь девушка может по-настоящему наслаждаться жизнью: весь карантин она провела на балконе, хотя обычно не могла на него выйти из-за шума и криков. Но сейчас карантинные меры в Валенсии постепенно ослабляются, и Саша тут же почувствовала это на себе: начала возвращаться бессонница, первый признак ее привычных тревожных состояний.

Кто, если не я? Когда, если не сейчас?

Психиатр Любовь Мясникова рассказывает, что есть еще одна категория людей, которым стало заметно лучше во время пандемии: «Это люди с копинг-механизмом мобилизации. Они привыкли собираться в авральных ситуациях, и когда происходит что-то экстренное, превращаются из серых мышек в орлов, которые всех спасают». Такое явление еще называют реактивной гипоманией.

Психотерапевт Оксана Назарова тоже наблюдала подобные изменения у своих пациентов за последние несколько месяцев. «С некоторыми мы работали годами, прибегали к антидепрессантам, казалось, ничего не помогает, — рассказывает Назарова. — И тут началась пандемия — и такие люди, например, решают, что именно они способны спасти бизнес и никто другой». Такие пациенты даже резко отказывались от дальнейших встреч, хотя до пандемии планировали длительную терапию.

По словам психотерапевта, такая реакция особенно характерна для мужчин. «Это называется активацией комплекса героя. У всех нас внутри есть психические комплексы, которые нами некоторым образом управляют». Комплекс героя активирует идею «Кроме меня — никто». «Такие люди думают: „Я спасаю. Я делаю то, что другие не могут“, — объясняет Назарова. — Высвобождается колоссальное количество психической энергии». Если человек был в депрессии перед экстренной ситуацией, в которой нужно мобилизоваться, такой толчок действительно может оказаться долгожданным облегчением.

«Когда человек находится в тревожно-депрессивном состоянии, он теряет смыслы. А тут смысл появляется — помогать другим. И это дает какую-то основу: ты знаешь, как ты можешь пригодиться, для чего ты вообще здесь».

При этом совершенно не обязательно, что за таким подъемом последует закономерный спад. Любовь Мясникова рассказывает, что есть отдельное явление, которое называется посттравматический рост. Некоторые люди после травмирующего события или сильного потрясения трансформируются, выходят на новый уровень и уже не возвращаются в свое прежнее состояние.

Оксана Назарова описывает случаи из своей практики, когда панические атаки у пациента начались на фоне личной проблемы или серьезных внешних стрессов — например, из-за юридической угрозы семье. Человек чувствует, что только он способен бороться, и действительно начинает сражаться за своих близких, как тигрица за детенышей. В таких ситуациях психическое состояние может значительно улучшиться (в одном из случаев панические атаки не вернулись даже через годы), хотя первоначальная личная проблема никуда не делась.

Пандемия, страх смерти и уроки депрессии

Одно из самых фундаментальных и глубоких воздействий COVID-19 на человека — это напоминание о нашей смертности. Причем последствия этого могут быть самыми разными. Психотерапевт Оксана Назарова отмечает, как женщины, хотевшие наладить отношения с партнером, стали рассказывать о резком улучшении семейной ситуации на карантине:

«До пандемии говорили, что они на грани развода; орут, ссорятся, чуть ли не бьют друг друга. А теперь готовы встречаться во время обеденного перерыва, например, чтобы поцеловать друг друга или заняться сексом: не могут дождаться вечера».

Такие люди в восторге от второго медового месяца и, наоборот, боятся, что после карантина всё вернется на круги своя: «Хочу, чтобы пандемия длилась всегда!» По мнению психотерапевта, такие парадоксальные изменения могут быть связаны с внезапным осознанием возможности потери: «Вдруг я умру? Или никогда мужа/жену не увижу?» Опыт переживания возможной разлуки, потери, смерти заставляет людей изменить свои приоритеты.

Столкнувшись со страхом смерти, люди задают себе вопросы, размышлять о которых раньше не было времени, тестируют и перестраивают свою теоретическую картину мира. Оказавшись безоружными перед фактом собственной смертности и обесцениванием привычных стремлений, они проходят все стадии от отрицания до принятия, чтобы в итоге найти способ жить по-новому в изменившемся мире.

И здесь люди с опытом депрессивных расстройств оказываются теми немногими, кто хотя бы отчасти к этому готов — ведь тревожно-депрессивные состояния заставляют переживать страх смерти и учиться с ним жить изо дня в день.

«В этом плане пациенты с депрессией, как ни странно, более психологически зрелые, чем здоровые люди, — говорит Оксана Назарова, — ведь мы живем так, будто смерти не существует. А когда у тебя депрессия, ты всегда помнишь, что умереть можно в любой момент».

Люди с аффективными расстройствами и сами чувствуют эту внезапно обретенную ситуативную силу — сейчас они вовсе не изгои, ведь сейчас со всеми происходит что-то подобное.

«Человек с депрессией теперь может прийти к своему родственнику, который раньше его отвергал, и сказать: „Я знаю, что с тобой, — рассказывает Назарова. — Тебе страшно умереть? Мне тоже. Но мне и раньше было страшно. Ты можешь рассказать мне об этом, и я это выдержу“».

Психотерапевт подчеркивает, что в нашем обществе, где не принято обсуждать смерть, особенно ценно иметь возможность свободно пообщаться на тему, которая неизбежно касается каждого и которая так внезапно и мощно актуализировалась.

Психиатр Джеймс Кнолл в своей статье Panic and Pandemics: The Return of the Absurd вспоминает опыт прошлых пандемий и психодинамику их переживания на основе «Чумы» Камю. «У нас есть долг перед собой — стараться как можно эффективнее успокаивать и сублимировать свои страхи вокруг смерти, — пишет Кнолл. — И осознание этого долга сейчас кажется особенно важной задачей, которую мы не можем себе позволить продолжать подавлять».

После пандемии

Тревогу о том, что будет, когда всё это закончится, испытывают все. Останется ли вирус с нами? Когда в следующий раз мы сможем ехать ранним утром на такси в аэропорт? Когда откроется любимое кафе с теми самыми круассанами? Найду ли я новую работу? Для людей, испытавших сильное улучшение своего ментального здоровья на карантине, ко всем этим вопросам добавляется еще один: «Смогу ли я не провалиться в эту пропасть снова?».

Марина чувствует, что с возвращением ежедневной суеты тревожность неизбежно вернется. Она ищет способы заработка, которые помогут ей поддерживать образ жизни slow-life, оказавшийся оптимальным для ее душевного равновесия. Саша, к которой уже стала подступать бессонница, старается чаще медитировать, отказываться от всего, что может стимулировать нервную систему, и смотрит документалки о людях с тревожностью.

Из одного фильма Саша узнала о людях, которые во время панической атаки начинают петь. Она переняла эту практику и уже смогла погасить два приступа — «до того, как они погасили меня».

Люба рассказывает, что избегает каких-либо планов на «посткарантин». А еще она ведет дневник, где фиксирует простой быт и свои ощущения в процессе. «Знаю, что потом смогу с его помощью напоминать, что проблема не во мне и что я могу быть „нормальной“».

— Психиатр Любовь Мясникова советует: если вы начинаете чувствовать, что «сбавляете обороты», постарайтесь мысленно откатиться обратно в то недавнее состояние подъема, попробовать почувствовать себя там.

— Психотерапевт Оксана Назарова рекомендует людям, которым стало лучше, четко определить, с чем это было связано. Если дело в активизации комплекса героя, найдите способы быть нужным в обычной жизни, когда пожилым соседям уже не понадобится помощь с продуктами, а бизнес не будет идти ко дну.

— Может быть и наоборот: человеку важно, что все стали его поддерживать, интересоваться его состоянием, ему от этого легче. Тогда надо искать, где получить это в обычной жизни — это могут быть клубы по интересам или группы поддержки.