Эпилептик из берлинской мясорубки: интервью с И., заклинателем первобытного мракобесия

И.: Меня зовут И. Я родился в СССР в 1988 году и больше 10 лет живу в столице Германии, набирая опыт, черпая его из радикально противоположных друг другу сред. Сейчас я варюсь в котле одного из берлинских научных центров, специализируясь на одной из естественно-научных дисциплин, но в то же время интересуюсь некоторыми видами мракобесия, способными помочь преобразовать мой опыт.

---

— Расскажи про Русь: что было до того, как ты эмигрировал в Берлин? Погрузись в болото по заветам Speedoboyswamp Quicksandа. Почему так красочно, но не похоже на картины Билибина?

— Я никогда не жил в Руси, но могу сказать, что несколько привязан к ней эмоционально. Я чувствую определенный уют, когда летом нахожусь в совковой разрухе — может быть, потому, что вырос на улице, которая со всех сторон была окружена руинами, оставленными советскими военными и рабочими. Развалины эти были моей детской площадкой: я обнимался с ржавой колючей проволокой, гулял по заводским подземельям, громил стекла и шифер, строил там себе убежища, в конце концов даже разбирал дома на кирпичи, чтоб заработать первые в своей жизни деньги. Эти образы очень глубоко въелись в мое сознание и преследуют меня в виде визуальных псевдогаллюцинаций, когда у меня начинаются эпилептические приступы. Это были ошметки Руси-матушки, затянувшей своими щупальцами так никогда полностью и не освоенные ею территории.

Несмотря на сотни лет присутствия Руси на территории ее карликовых соседей, эти страны так и не переняли ее обычаи и устои, поэтому еще в детстве, пересекая восточную границу, я чувствовал некий дискомфорт. Дискомфорт этот вызывали масштабы, ощущение более агрессивной среды и бардака с запашком смерти. Когда я в первый раз в сознательном возрасте пешком перешел границу с РФ, то первые сутки даже говорил на русском с трудом. Ощущение разрухи и смерти на приграничных территориях связали мне язык. Я тогда с предвкушением в первый раз поехал знакомиться с многоглазым гигантом в виде Российской Федерации, познавая его, проезжая мимо зарослей борщевика, в которых похоронены судьбы и благополучие моих предков. Помню тогда, что среди всего этого говна стоял мент с АК-У, и автобус, на котором мы ехали до северного мегаполиса, сломался, не проехав и полпути (лопнул ремень в двигателе). Всех пассажиров выкинули на дорогу голосовать… Здравствуй, Русь!

Фантазия Билибина ограничивалась плоской лубочной реальностью и не годна для воспроизведения моих детских площадок из арматуры, искрошенного бетона, шифера и колючей проволоки, так же лубок не годится для того, чтобы во всех красках передать мои последующие злоключения в скитаниях по Европе. Для того, чтобы почувствовать первое, лучше покопаться в мирах, описываемых Летовым, Тегиным и Робом Миллером.

— А теперь давай про Германию: ученые дела как антипод нашивок и арафаток; концерты в заброшенных аквапарках и крематориях, на кладбищах; берлинские бомжи, крастеры, сквоты; прогулки по кладбищам, эпилепсия, видения…

— Тут тоже лубок, и билибинские приемы не годятся для изображения наиболее темных параноидальных сюжетов по мотивам фантазий Гойи, которые я тут поначалу наблюдал живьем. Такой мир наиболее часто обрушивается на тех, кто приехал сюда просто покутить или с праздным интересом ворваться в субкультурную жизнь местных запутанных бедолаг. Бедолаг у нас тут очень много. В первую очередь, как мне кажется, потому, что многие представители традиционных «нон-конформистских» кругов по сути своей — конченные догматики и конформисты, огородившие свой мирок жесткой цензурой. Многих аборигенов я знаю уже по десять и более лет, и большая их часть совершенно не изменилась за это время. Их средой навсегда останутся болото, уютный обосраный уголок. Я часто менял среду вокруг себя и окружение, вследствие чего наблюдал самые разные картины реальности. Порой реальность пронизывал дух средневекового безумия с верой в связи с потусторонним миром, порой реальность покрывалась налетом катастроф XX века и масштабной индустриализации, где мир коптит и куется молотом, а когда-то я имел удовольствие наблюдать шестеренки, из которых состоит жизнь в разрешении 30 нанометров.

Я сменил больше 10 профессий, что помимо прочего дало мне возможность пообщаться со всевозможными слоями населения, включая убийственно последовательный пролетариат, исламских наркоманов, трудолюбивых ученых, работниц русского борделя, представителей криминальных кланов, депутата из Бундестага от правящей партии, маргинальными левыми и правыми, религиозными фанатиками и, конечно же, с офисным морепродуктом всех мастей. Я общался с берлинскими бомжами из разных стран, от Боливии до Индонезии, а также с детьми, чьи родители в эпоху постсоветской приватизации обрели свой «аристократический» статус и право более не работать и не считать деньги, лишь бы «братва не стреляла друг друга», как в известном клипе, не случайно снятом в берлинском районе Шарлоттенбург. В городе, ставшем мне родным, можно встретить практически любого из интересующих тебя музыкантов, деятелей искусств…

Я ненавижу туристов, которые являются в Берлин со своими дебильными предрассудками, представляя его себе раем из мокрых фантазий зеленых политиков с их бытом класса люкс и нескончаемой техно-вечеринкой.

Этот город полон сокровищ, в нем есть все: от вавилонских ворот «Иштар», через которые пресловутые читатели Пелевина попадали в психоделические былины 1990-х, до сырых подвалов со сводчатыми потолками, с которых тебе на голову капает ржавая вода. Эти ворота пережили многократное крушение старых миров, а этот подвал в развалинах времен Второй мировой сохранил свой облик после того, как город превратился в доменную печь, и кто знает, что будет с тобой, когда ты пройдешь через эти ворота и через эти подземелья. На излете тинейджерского слабоумия я оказался в Берлине один. Навсегда запомню одно из своих видений: я был в темной многоярусной комнате, где на конструкциях из толстых деревянных балок, свесив ноги вниз, сидят в полной темноте люди, болтают ножками в гротескной обуви и разговаривают о непонятных мне вещах, а те, что находятся в зоне моей видимости, смеются надо мной. Сложно сейчас, после всего мною пережитого, переоценить точность этого трансцендентного наблюдения. Прохаживаясь по всем этим этажам, я вырабатываю свое мировоззрение и пытаюсь обзавестись инструментами для того, чтобы производить сколько-нибудь весомые по моим меркам продукты.

Началось всё с того, что на следующий день после окончания школы я прилетел в Берлин и прямиком из аэропорта поехал в самый большой сквот. Я очень легко проник в местную среду, сразу же обосновался очень элитно и автономненько, на последнем этаже в здании с видом на исторический центр и джакузи с апельсиновыми деревьями. Все было даром, очень в новинку и весело. Тем не менее, я перебрался ближе к Wannsee, в район, где кругом виллы конца XIX века, озера и лес. Это позволило мне не зависеть от местной тусовки и наблюдать за процессами в интересовавшем меня тогда мирке «автономных фантазий».

Год я активно ходил практически на все демонстрации, включая выступления против «рождественского террора», за бесплатный алкоголь и на другие акции, посвященные насущным проблемам первого мира, а также по бесконечным подвалам на бесконечные концерты.

В поисках альтернативы жизненной модели, предлагаемой всем жлобам на пространстве бывшего СССР, я набрел на мир, где не важны были все эти бомжовские понты с кредитом на подержанную BMW и стразами для жлоб-леди. Это было то, чего мне больше всего в тот момент хотелось — избавиться от навязываемых жлобским постсовковым обществом ориентиров. Новый мир показался мне чрезвычайно интересным, но уже тогда я начал постепенно критически относиться и к этому нескончаемому «альтернативному» пирку и нашел интересных мне людей совсем в другой среде. Сейчас, оглядываясь назад, надо признать, что в то время подачек от государства было больше и жить было в целом легче, а потом я стал свидетелем достаточно жестких сюжетов.

Также мне повезло, что в то время в сквотах была куда более интересная и энергичная культурная жизнь, чем сейчас. Когда я поближе познакомился с местными обстоятельствами, то обнаружил, что эти игрушки в анархизм — часто просто возрастная забава для людей, которые с жиру бесятся и в лучшем случае просто ищут что-то новое, чтобы выработать свой взгляд на жизнь. Эти «автономные» проекты — некие экспериментальные муравейники, ну и к тому же они придают Берлину некий шарм: что-то архаичное из экстравагантного прошлого существует сейчас в некой другой форме и организуется совсем не теми людьми, кто эти пространства в свое время отвоевал. В Берлине нет сквотов. Все это так называемые «дома-проекты». Они тоже вписаны в общий регламент. Я уже был свидетелем того, как в выходящие за рамки регламента сквоты по пожарным лестницам врывается спецназ, *** всех без разбора и кладет лицами в пол, после чего жители лежат часами со скованными за спиной руками, а потом их выбрасываются на улицу со всеми вещами.

Надо сказать, что тот сквот достаточно жестко выходил за рамки регламента. Он находился в самом дорогом районе города, и власти сообщили, что дом выселят. Активисты оттуда выехали и оставили все свои мастерские, компьютерную комнату и т. д. на произвол новых хаотичных жителей. Там быстро во дворе образовалась куча мусора метра два высотой, в концертном зале прогнил и провалился пол, после чего между сценой и публикой образовался провал в бездну коллектора. Также в этот сквот заехали всевозможные адские пассажиры.

Самым интересным из них оказался некий бородатый персонаж в строительной робе на голое тело и кроксах. Он сидел с лэптопом, и у него постоянно возникали какие-то гениальные идеи, он даже как-то умудрился уговорить близлежащие магазины свозить в сквот всю ненужную продукцию, из-за чего в «хаус проекте» организовался бесплатный магазин с барахлом. Я туда наведывался, чтобы набрать всяких консервов с осьминогами и того, что не приглянулось веганам. Тут мне есть еще много что рассказать про первомайские шабаши, трупы в сквотах, про то, как один гражданин про жизнь под деревом, про всяческие гонения внутри этой тусовки, культурные мероприятия, что там были, ну и самое интересное — истории от старожилов из 1990-х про бои на Mainzer Strasse и вседозволенность тех времен.

Лет десять назад я играл в некой метал-группе, но мне это разучивание аккордов и репетиции с пивком быстро надоели, и мы сделали группу, где делали всякую абстрактную музычку, малопонятную стороннему наблюдателю. Мы просто глохли в подвале от свиста мониторов, в которые пихали микрофоны, вследствие чего родилось больше 10 релизов, и все в разных жанрах. В перерывах между этими излияниями мы играли концерты, на которых соревновались в тупости с публикой. Концерт считался успешным, если публика оказывалась тупее нас и велась на одноклеточные провокации. В итоге многие площадки для нас закрылись. Потом была еще одна метал-группа, менее скучная.

Мы записали достаточно поехавший релиз под названием «Смертельное заклинание на зверское совокупление» с песнями вроде «Разделывание божьего члена».

Этот продукт оказался гораздо более успешным, причем настолько, что даже самый большой и гламурный метал-журнал упомянул о нас и сказал, что наше творчество лучше, чем новый альбом «Металлики». По правде сказать, моими трудами вышли мы на самом лучшем европейском лейбле, и звук нам сделал культовый человек из Новой Зеландии, некий Фил Кусабс. Я был рад, что многие металлисты подавились нашим релизом, так как мы отступили от канонов жанра и звучали очень срано.

До 2016 года я занимался организацией маленьких мероприятий, так как походы на концерты превратились в рутину. Я вдохновился лейпцигским фестивалем UnseR Industrie, проходившим на заброшенной фабрике как протест против Wave Gothic Treffen и решил, что надо делать больше мероприятий в дикой, непредсказуемой среде.

Целью таких мероприятий было выведение посетителей из зоны комфорта, поэтому концерты проходили не в клубах, а в подвалах, на улице, в заброшенном аквапарке и тд.

Еще какое-то время мы проводили концерты в огромном крематории посреди кладбища, прямо перед резиденцией Папы римского.

К сожалению, там музыканту в бдсм костюме на сцене (с дыркой в полу, куда раньше опускали трупы для кремации) безо всякой причины пробили голову бутылкой. В итоге агрессора избила толпа, а он лежал на траве и радостно смеялся. Впоследствии до мэра города дошло, что в крематории без ведома властей делались мероприятия, и лавочку прикрыли. Тогда я узнал, что в Берлине открылся индастриал-клуб. Я пришел туда, познакомился с организаторами и стал соучастником. У нас было очень мракобесное заведение в здании старой фабрики, с виселицами на сцене, забором из колючей проволоки между публикой и выступающими супер-артистами, железной мебелью и тому подобными атрибутами.

Как-то я сделал там неолитический фестиваль, на котором выступали по большей части ветераны берлинского и саксонского шумового террора.

Планировалось разрезать пополам на сцене свинью бензопилой.

Когда отыграла половина групп, туда приехали рэкетиры из числа тех, что не приемлют употребление в пищу некоторых видов животных, и стали просить с нас выкуп. Мой знакомый принципиально послал их, из-за чего возник конфликт, после которого пришлось заведение закрыть. С того момента я больше не делаю мероприятий. Аквапарк снесли, и развлекать людей мне надоело. Я понял, что даже вне зоны комфорта, когда по шесть раз за вечер приходится общаться с полицией, когда все стоят по колено в воде и смердит тухлятиной, по сути ничего не меняется. Просто все приходят отметить конец рабочего дня. На свой первый концерт я специально пригласил всякое быдло, чтоб столкнуть между собой противоположности. Мы выступали с нашим шумовым ансамблем, в приступе человеколюбия разбили манекен об пол и стены под хаотичный шум.

После нас выступала татарская рэпперша из русского гетто и Маркус Швиль, известный экстравагантный деятель из культурной жизни 1990-х нашего любимого города. Он исполнял, по его словам, «индастриал рэп», так как закончил свою музыкальную карьеру в 1997 году. Вдруг наш герой вновь почувствовал прилив творческих сил, изображал соитие с креслом на глазах у полиции и орал, что это его бабушка, потом он порубил кресло с помощью мачете. Все это проходило под названием «Ванзейская Конференция 2», так как мероприятие было на Ванзее, оно же озеро «лебединое». В итоге этому уличному фестивалю лебединую песню спел человек с порубленным креслом, так как я потерял место проживания и был вынужден изменить впредь формат мероприятий. Потом тусовки и людские массы вообще меня перестали интересовать. Сейчас у нас есть планы устроить конференцию, где попутно люди будут показывать свои аудио-визуальные труды. Мероприятие будет стоить дорого и рассчитано на определенную группу лиц, по возможности без зевак.

— Ты основал паблики RETARDEDѣ BARBѣ-ARYANS и Warwarreich — что стало причиной их появления? Были ли они плевком в объектив или личным дневничком путешественника?

— Мы с друзьями занимались этим, когда нам было по 20 лет. Над нами довлела наша собственная тупость, мы ощущали ее и упивались ей. Мы еще ничего не знали про республику Фиуме, но нам всем интуитивно туда очень хотелось, так как мы осознали, что наша основа — эстетика и этика времен неолита и звериные силы, что сформировали нашу молодую и дикую цивилизацию.

Все началось с того, что в 2008 году мы напились с представителем петербургской интеллигенции и в порыве исконно посконно русско-православного монархического угара, ведомые великодержавным шовинизмом, выписывали мочой на снегу вензеля русской царской семьи.

Тогда и родилась фраза «Мы и слов-то таких не знаем, только каннибализм, менингит и карачун», из которой потом была соткана идеология, с 2014 года ставшая государствообразующей на достаточно большой части суши.

Важно подчеркнуть, что наши цитаты из 2009 года стали пророческими. Восстали калечные духи прошлого и испортили воздух. Царь нацепил бороду по колено, грузинские усы, ударился в мракобесие и взял курс на Сальвадор и Сомали. Традиционализм в самом диком из его проявлений в рамках своеобразно усвоенного капитализма.

«Сальвадор — страна мечты для варвара — экономика построена на транспортировке кокаина, этим чуть ли не официально занимается правительство, работа есть только в полиции, если и туда не устроился, то все, иди на улицы грабь, убивай, чем все и занимаются».

«НАШИ 14 СЛОВЪ: АНТИСАНИТАРИЯ, ***, ПОБѣДА, МѣТАЛЪ, ВОДКА, ДЖѣНКѣМЪ, ПИВО, БОЛѣЗНИ, КОКОЛЪ, НЕНАВИСТЬ, БЕСПОЩАДНОСТЪ, РАССОВОСТЪ, ЛЮТОСТЪ, АМОРАЛЬНОСТЪ, ХРОМОСОМА, КАННѣБАЛИЗМЪ, УДАЛЪ-ѣѣѣ, КАРАЧУНЪ

НОВЫЙ ВАРВАР-РЕЙХ НЕ ЗА ГОРАМИ — ГРЯДЕТ РУССКИЙ НЕОЛИТ!»

Само название «Варвары-Дебилы» возникло в Барселоне. Группа моих тогдашних соратников засквотировала дом в столице Каталонии, украсив его табличкой с русскими буквами «Дача» и установив там первобытно-общинный строй со всеми вытекающими…

Характерный случай для описания ситуации. В доме было 3 сортира, все их засрали до краев, и решено было срать в ванну. Когда ванна наполнилась говном, то собран был совет, на котором пригубили немного горячительного и решили выносить говняное джакузи на улицу. Еще в прихожей часть говна пролили, после чего ванну с говном в 40-градусную жару выставили на улице в людном месте в достаточно богатом районе. Все закончилось тем, что служба по устранению биологической опасности устраняла эту ванну, оцепив территорию. В общем не все, что было в этой группе, были шутки. Антисанитария и многие другие вещи имели место быть.

В Барселоне я находил много красивых и порой дорогих вещей, просто выброшенных на улицу. Один раз я нашел большую вазу, поднял ее, чтобы рассмотреть, но в один момент у меня осталась одна ручка от этой вазы, потому что с другой стороны мой друг долбанул по ней кочергой, от чего она мгновенно рассыпалась. Я в сердцах заорал — «Варвар! Дебил!», и все заржали. Так мы обрели свое название на тот момент.

В 2009 году я сделал группу в соцсети, чтобы распространять только мне и моим друзьям понятные шутки, но там мы быстро консолидировались с бойцами из России-Руси, которые сочли своим долгом словом и делом помочь нам в распространении антисанитарии, великодержавного шовинизма и монархического анархо-фашизма. Вместе мы ратовали за возрождение репрессий и всеобщий карачун! Стуча об пол костяным топором у костра, мы молились ядерной бомбе. Порой мы даже водили хороводы против часовой стрелки и совершали другие ритуалы, об этих замечательном русских традициях мне стало известно из книги «Вехи истории — русское православие» , которую я украл на вокзале в Санкт Петербурге в 2009 году.

— Еще немного покопаемся скальпелем в музыкальном андеграунде: расскажи про «Варвар-радио», про «Говнояр», про лейбл «Варвар-рекордс», а также про журнал «Садомурзилка».

— Меня забавляет слово «андеграунд», ибо музыкальная сцена крайне сегментирована, и у всех уже есть свой андеграунд. Если свалить вместе весь этот андеграунд, то получится одна большая смрадная монструозная куча, еще большая чем та, что называется мейнстримом. Если кому-то непонятно, о чем я, то подумайте про соотношение общей аудитории ютубов с телевидением. Телевидение транслируется в ютуб и растворяется в нем, а не наоборот.

Касательно «андеграундов» — грубо говоря, если в маленьких городах все одной большой кучей на любых концертах, то в Берлине сайкобиллы и любители статичного harsh noise не пересекаются никак. Несмотря на то, что сцены в Берлине сильно разделены, я сразу активно находился в нескольких из них. Закостенелая среда панков, жестких догматических конформистов, со смехотворной претензией на серьезность посыла, мне через пару лет надоела, и я стал являться на концерты металлистов, всевозможные мероприятия с шумовой музыкой и молодежные вечеринки в стиле рейв. Нашел интересных людей в первую очередь я в шумовой среде, и мы начали вместе заниматься претворением в жизнь своих задумок в виде похабных групп, мероприятий пониженного комфорта для специфической публики, одноразовых лейблов, журналов и т. д.

Журнал «Садомурзилка» я начал писать еще на исходе школьных лет чудесных. Не стыдно мне только за второй номер, первый экземпляр которого мы ритуально обмазали фекалиями и сожгли на опушке в чешском лесу, в который ходили испражняться прелестные девицы с фестиваля Obscene Extreme. Сразу по окончании ритуала грянул гром и начался ливень, который смыл к чертям весь фестиваль, и все наши вещи исчезли, после чего нашему вокалисту пришлось ехать тысячу километров с бесконечными пересадками в одном полотенце. Журнал я тем не менее издал и доставил на Русь. Многие темы, которые мы тогда затрагивали, не были настолько банальными, как сейчас, но тем не менее про satanic skinhead propaganda, Тимура Муцураева и Жанну Бичевскую стоило тогда написать (Садомурзилка № 2, Садомурзилка № 3).

Третий выпуск уже более интимный. Там только интервью и истории знакомых, рецепт приворота на сперму, описание фестивалей и нескольких групп.

Интернет-радио начал не я, а мой знакомый. Можно сказать, что там отметились Коля Хруст, Мексиканские и Венесуэльские отморозки, ну и множество людей с Руси, которые явно бы не хотели, чтобы я их тут упоминал. Радио было максимально разнообразным, на нем всегда традиционно было много самой низкопробной поп-музыки и песен исполнителей вроде Александра Харчикова. Многие очень специфические музыкальные жанры были там освещены: wall noise, death metal, rac, anhalt-EBM, synthwave, power electronics, оперные арии, этническая музыка, ну и просто песни под гитарку, вроде разного неофолка от Дугласа Пирса до блатной музыки. Мне кажется, это в первую очередь помогало держать в стороне часть публики, способную воспринимать порции информации из внешней среды только в виде грубых шаблонов.

В редкие эфиры я там делился тем, чем был занят в реальной жизни, и тем, что меня действительно интересовало — мои галлюцинации, сектантство, экстремизм, вульгарные материалистические соображения относительно поведения человека в окружающей его среде, остатки прошлого, которые я мельком где-то уловил, деятельность моих знакомых. К последним эфирам я даже готовился.

Было всего 2 сборника «ЯзВа», они вышли на кассетах минимальными тиражом, каждая кассета была пронумерована и обосрана индивидуально. Мне тогда хотелось собрать побольше деятельных нигилистов под эгидой нашей апокалиптической идеологии. Я быстро эту идею забросил, так как перестал в какой-то момент интересоваться рок-сценой в РФ и был занят другими вещами по месту проживания.

— По слухам, ты объездил много музыкальных фестивалей. Мог бы ты поведать о фотографиях с кумирами, роке в целом, а в частности про группы «Крюгер», «Сатариал» и Азазель. Но также и про разные шумовые дела, про фестиваль Folsom и о том, почему туда нужно ехать, про латексных собак и про «Биззаре Апроар»!

— Часто, когда находишься на дистанции от персоналий, изготовивших какой-то интересующий тебя медиапродукт, восприятие твое порой склонно преувеличивать значимость потребленного. Берлин — очень удачное место, чтобы персонализировать тобой съеденное. Тут очень велики шансы встретить того, кто производил музыку, которую ты слушал. Часто волшебство от того, что тебе было столь близко, рассеивалось при встрече с его дрянным создателем. Но также параллельно идет и другой процесс, ты можешь проникнуть во что-то, что показалось бы тебе абсолютной банальностью в виде просмотренного на ютубе видео.

Мне хотелось бы в первую очередь сконцентрировать на наших берлинских супер-героях. Я опишу троих из них, максимально непохожих друг на друга, и попытаюсь вкратце описать мною увиденные чудеса, хотя героев у нас гораздо больше и каждый из них заслуживает отдельной статьи.

Самый загадочный для меня из персонажей — это CO Caspar. Мое знакомство с ним носило абсолютно сюрреалистический характер. Я стоял во дворе старой немецкой фабрики на площади, крутом было полно зевак, уходящих с очередного легкоперевариваемого мероприятия. В какой-то момент с проходной завода раздались песни. Оказалось, что в проходной есть душ, там моется какой-то лысый человек и распевает что-то. Зеваки, типичные любители искусства, столпились во дворе. Потом лысый человек вышел со спортивными сумками на площадь, встал в темноте на мокрой брусчатке. В декорациях из индустриальной архитектуры начала XX века он произнес какую-то еретическую речь и открыл сумки. Из сумок рванули насекомые, какая-то саранча в огромных количествах.

Саранча покрыла площадь, и креативный класс стал с визгами разбегаться, а лысый старик маниакально хохотал.

Поистине библейский сюжет, послание из темных времен германской столицы, когда этот город был грязен и покрыт мраком, тем более что исполнитель этого сюжета родился в там еще до войны и впитал в себя апокалипсис, последствия которого можно увидеть, допустим, в фильме Росселлини Germany, Year Zero, снятом в 1948-м.

Сам апокалипсис 1944–1945 годов сложно было бы задокументировать, так как после начала волновых бомбардировок на город падали бомбы массой более тонны, отчего на улице было порой около 800 градусов тепла. Откуда-то оттуда пришел этот человек, безапелляционно убеждающий тебя в том, что среди нас есть люди совершенно особенные, способные без всяких слов вывести тебя из себя.

Как-то в Дрездене на одном из фестивалей я увидел персонажа, который очень ловко двигался с бубном через толпу, одет он был балахон с капюшоном из мешковины и белую маску. Он прыгал и отгонял от себя людей, бормотал что-то непонятное. Я подошел ближе и стал на это смотреть. Персонаж забрался на сцену и продолжил заниматься тем же. Потом он снял маску и под ней оказалась вторая. Он дальше бодро прыгал и начал резать на себе вторую маску под нагнетающую музыку и детские крики, а когда второй маски не стало, перед нами оказался 80-летний сморщенный старик. Как только не стало масок, он тут же стал немощным. Выглядело это чрезвычайно странно. Все это заставляет задуматься, насколько мы изолированы от реальности субъективностью своего восприятия. Мы даже можем заглушить любую боль, изменяя свое восприятие, можем не замечать перед носом слона, мы совершенно изолированы сами в себе, а этот человек является неким проводником в некую из реальностей. Он покажет тебе старость, боль, безумие, аутизм, осязаемые библейские сюжеты и все, что ему заблагорассудится.

Можно всякий раз просто смотреть видео, одно из редких записанных выступлений CO Caspar, и съесть свою «норму», развернуть этикетку и прожевать немного боли.

Он представитель некого круга художников, среди которых есть клинически убедительные персонажи, хранящие атмосферу еще тогда мрачного и разваленного Берлина, атмосферу фильмов Йорга Буттгерайта про смерть и любовь со смертью. Существует чудесный подкаст Дмитрия Васильева, посвященный CO Caspar.

Jonathan Meese — сложнообъяснимая фигура, не берусь в рамках трех предложений все о нем рассказать. В частности, это человек, который выступает за абсолютный метаболизм, за то, чтобы идти в искусстве слишком далеко, за то, чтобы все политики попрощались с нами и исчезли. Его главный тезис — «диктатура искусства идеальна, и поэтому искусство должно быть поставлено у власти». «Все реликвии отвратительны. Демократия отвратительна». «Господь — это абсолютная нейтральность. Он от нас ничего не хочет, и мы от него ничего не хотим. Он представляет только самого себя». «Я самая нейтральная фигура, когда-либо существовавшая. Абсолютная нейтральность». «Мы больше ничего не можем вынести, ничего не перевариваем, мы должны стать легки и фривольны». «Собственное мнение и эго — это нелепость». Можно это все интерпретировать как «объектно ориентированную онтологию», постмодернизм или еще что-то. Сам дискурс Меезе этого всего не терпит, так как это все недостаточно радикально.

Меезе гениален в том, что говорит все это в лицо больным на голову фанатикам с вечно раздраженными лицами, уверенным, что у них есть монополия на определение добра и зла и прирожденное моральное право осуждать всех подряд.

Еще для контраста упомяну одного героя, некоего Карла, он же Карлхен, или Карлуша. В начале 1990-х он перебрался в Потсдам, жил там в сквоте, который находился в здании фабрики, похожей на крепость, на крыше которой растут деревья. Там были установлены средневековые обычаи, даже была своя кузница, где ковалось холодное оружие для ведения борьбы с внешними врагами. Надо сказать, что тогда целые улицы не платили за коммунальные услуги, даже обычные люди, не говоря уже про такие варварские сообщества, которым, грубо говоря, все можно было. Многие из рассказов Карла несут в себе дух фильма «Водный мир» с Кевином Костнером и вдохновляют на подвиги. Например, как-то на сквот напали, и кузнец вышел с мечом во двор, мол «кто к нам с камнями и перцовыми баллонами придет, тот от меча и погибнет».

Через много лет, когда ситуация сменилась на противоположную и в Берлине стало сложно обосноваться, Карлуше пришла в голову замечательная идея. Как-то он заметил, что в доме во Фридрихсхайне никогда ни в одной квартире не горит свет. Он просто пришел туда, сменил в квартире замок и жил там 5 лет. В квартире были гвоздями прибиты к стене крысы, кругом валялась пикантная экстремистская атрибутика и шатались заблудшие души. Все это время Карл здоровался с соседями и дружелюбно им улыбался, обнажая свои железные зубы. Однажды владелец недвижимости узнал, что под его крылышком цветет экстремистский притончик и вызвал стражей порядка. Когда полиция явилась в апартаменты, то обнаружила там каких-то мутных личностей, изгнала их, но самого Карла там не нашли. Он просто взял и зарылся в огромную кучу грязных шмоток и таким образом скрылся от правосудия. Фемида была в этот момент вдвойне слепа, и скользкий Карл ушел от ответственности.

Касательно фестивалей могу посоветовать только фестиваль Folsom Europe. Он проходит ежегодно ранней осенью у станции Nollendorfplatz. В этом районе есть целая улица, где сосредоточена культура особого вида однополой любви в виде всяческих заведений и магазинов с военной атрибутикой, качелями для совокупления, кольчугами для срамного уда, палками-пихалками, одеяниями из синтетических материалов, толстенными дюбелями и крюками к ним, чтобы можно было как следует привязать себя за тестикулы и повиснуть на потолке, и тому подобное. Фестиваль длится неделю без остановки в разных заведениях и состоит из тематических вечеринок. Контингент этого фестиваля — гомосексуалисты с завышенным уровнем тестостерона в крови, короче говоря, зрелое здоровое мужичье.

Среди них можно выделить несколько групп: гей-скины, байкеры, военные, гей-гопота, просто любители резины и грязи, а также фурри.

Фурри самая молодая и безобидная публика из всех, просто группы анимешников в костюмчиках, но есть и более хардкорные любители «домашних животных», которые водят с собой своих антропоморфных питомцев на поводках, а при желании оставляют их в специально отведенном для «четвероногих» друзей уголке, чтобы пойти попить пивка с другими «собаководами» и обсудить своих зверят. Я был только на одном из проводимых в эту неделю мероприятий — на уличном фестивале, где одновременно все любители данного жанра собираются покрасоваться. На остальные мероприятия я ходить не стал, так как на официальном сайте увидел объявление: «Из-за участившихся изнасилований в этом году фестиваль не берет на себя больше никакой ответственности». Так как я не являюсь поклонником однополой любви, то решил повременить с походом на мероприятия типа PIG, где на одной большой дискотеке собираются любители как следует смешаться с грязью.

Еще по пути на сам фестиваль проходишь мимо заведений, в которых гремит кутеж, оттуда тянет тяжелым запахом пота, мочи и тестостерона. Перед клубом на жаре стоит мужичье с волосатыми животами и обсуждают с упоением разного рода операции с кишечником. Вообще надо сказать, что посетители этого фестиваля — народ достаточно агрессивный. В отличие от гей-парадов, на «Фолсоме» мертвеет политическая жизнь и не ведется никакая пропаганда. Стереотипных женоподобных гомосексуалистов с транспарантами вы там не найдете, а найдете любителей вживить гигантский силиконовый имплантат в промежность, если совсем вкратце говорить об этом мероприятии.

— Какие интересные люди и предметы тебя вдохновляют — Николас Шрек, Les Joyaux De La Princesse, лейбл Tesco, Эци, масонство, береста?

— Меня очень вдохновляет всякое старье. Архаичные формы более замысловаты, им уделялось больше внимания, чтобы материализовать нечто осмысленное и долговечное. Создатель раньше был гораздо более универсальным существом, нежели сейчас. Сейчас законы выживания изменились, а вместе с ними и среда вокруг нас. Кроме того, человек — очень внушаемое существо, особенно если говорить о массах, спрос в итоге рождает ширпотреб, и сложно уже отличить, где мусорная свалка начинается, а где заканчивается.

Скоро с заводов будет выходить совсем простой продукт — пакеты с надписью «мусор» с готовым к незамедлительной утилизации содержимым.

Например, газеты уже давно по сути являются таким продуктом, но их покупают, так как это экологически более целесообразная упаковка, чем полиэтилен. Из огромной мусорной кучи в меняющихся условиях приходится вычленять какие-то инструменты. Найденные инструменты и вдохновляют меня на какие-то действия, направленные на понимание происходящего и подбор стратегии поведения.

Берлин — очень хорошее место для происков. Мне очень нравится находиться в обстановке прошлого, в которой что-то произошло. Например, стоять перед руинами, в стенах которой, в городе, на который сбрасывали тонны бомб и плавились на улице фонарные столбы, человек по собственной инициативе сделал из железа и бумаги первый компьютер. Нравится летом босиком стоять под окном у Альберта Эйнштейна и идти на работу по той же дороге, что он. Интересно работать в тех же стенах, где работал Йозеф Менгеле и сидеть на могилке у Носферату, он же господин Мурнау.

Сложно описать ощущение, когда ты один ночью ходишь по царским резиденциям в Потсдаме. Это как огромный Диснейленд для меня. Замковый комплекс с парками, искусственными руинами древних цивилизаций, которые были сделаны для красивого вида из окна. Декорации прошлого, отрезанные от современности, и ты в них — единственный посетитель, не считая всех тех призраков мутного прошлого. Это как воспоминания стариков, только их можно потрогать и увидеть в полную величину своими глазами.

Особенно мне понравилось там, когда перед Neue Palais выстроили впритык около сотни старых статуй, среди которых были архангелы, языческие боги, каменные красавицы на любой вкус и всякие лесные твари.

Это как армия терракотовых солдат, только крылатые, с божественным началом, манифестирующие собой безграничность нашей фантазии.

Меня когда-то очень вдохновил манифест футуристов, написанный на дореволюционном русском языке. Хоть имперской цензурой и были вырезаны некоторые абзацы, но это все равно очень актуальный хулиганский революционный документ, который стал шестеренкой в той машине, что впоследствии обрушила старый мир. Этот документ предлагал закопать все каналы в Венеции и настроить там заводов, все это придало машине по разрушению миров ярости и частичку энтузиазма. Нет ничего более актуального для современного мира лжегуманизма, в котором мы сейчас живем. Этот мир надо опять сношать и оплодотворять. Дело тут не в ускорении процессов, а в энтузиазме и решительности.

Конечно, пиратская республика на территории соседнего государства с подобными лозунгами — благороднейшее из начинаний, им тоже невозможно не восхищаться.

Вообще копание в прошлом — прекрасный способ найти себе место в настоящем. Прошлое бесконечно догматизируется, все на него вешают свои помойные ярлыки. Гораздо интереснее зная языки слушать воспоминания яростных деятельных личностей из прошлого, таких как господин Анарх, на пенсии собирающий жуков. Предложенная им система поведения и описание плебисцитарной демократии частично сформировало мое отношение к окружающей действительности, а его воспоминания стирают страх перед будущим.

В настоящем еще много что меня вдохновляет, мое поле деятельности и среда обитания устланы артефактами, мне никогда не было скучно, хотя с детства мне говорят, что у меня грустная физиономия. Нахождение в мире звуком меня порой очень радует, вот сейчас я слушаю отклики своей дремучей родины.

Что меня никогда не вдохновляло — это хипстеры, субкультурные калосборники, ни во что не вникающие, носящиеся по мероприятиям с продиктованной мейнстримом «современной» политической повесткой в зубах.

Для субкультурного дурачья торговля лицом — наиблагороднейший из промыслов, могущество воплощается с помощью дигитального оккультизма, а блоггеры — истина в последней инстанции. Эго и мода — ничто, а вдохновение и инструменты для его воплощения — это все!

— Кишащий постмодерн против традиционных ценностей, легенды вебкама против рыцарей каменного века: расскажи о современном парафине — о том, что следует обходить стороной? По какую сторону баррикад сидит твой внутренний герой?

— Парафин — константа вечная, повторяющийся нарратив, ему не обязательно быть современным, поэтому я расскажу притчу о знакомом мне короле парафина. В школьные годы я видел как король эпатажа, о котором мне приходится в этом контексте повествовать, ругался с бабушкой, ведь мир для него превратился в арену, на которой ему любым способом хотелось запарафиниться. У него была панк-группа с затейливым названием «Твоя Мать» и кучерявый ирокез на голове. Через много лет я его встретил уже в Берлине. Мы в компании пошли за бесплатной едой к контейнерам за магазином.

Обычным делом было набрать упакованных продуктов поэлитарнее, прийти домой, хорошенько их отмыть и после термической обработки съесть. Герой парафина меня удивил тогда тем, что ел прямо из помойки с биоотходами.

У него в зубах было яблоко, покрытое гнилью, а руками он перебирал тухлятину в поисках улова. Через какое-то время он отказался признавать себя панком и с радостью декларировал, что он бомж в чистом виде. Как-то этот персонаж поселился под деревом на варшавской улице, под которым панки просят милостыню. Под этим деревом он провел четыре месяца, отлучаясь только в магазин через дорогу. Под этим деревом он спал, ел, справлял нужду, совокуплялся, а прохожие просто кидали ему и компании деньги в общую кассу, из которой покупалось дешевое пойло из магазина напротив. На выпивку всегда хватало, и пьянка не останавливалась. Как-то к нему подошел какой-то гражданин, отвел его в отель в десяти метрах от того самого дерева, отмыл и использовал для своих утех. Дал на лапу чуть-чуть денег, и довольный запарафиненный гражданин вернулся на свой пост. Затем он отправился автостопом в теплые края за новыми порциями парафина.

Через какое-то время я его встретил еще раз. Он пришел с ящиком самого поганого пойла, довольный сел на него, и из беседы с ним я узнал, что в Италии с ним произошли некие злоключения. Он, его подруга и еще два каких-то спутника заселились в трейлер на заднем дворе какого-то дома. Была зима, и владелец даже не заметил, что в его автомобиле для летних путешествий живут четыре крайне смрадных и вечно пьяных личности. В один вечер его подруга и два других спутника сделали себе инъекции. Утром он проснулся и обнаружил, что они мертвы. Как человек, полностью свободный от каких бы то ни было социальных обязательств, он просто взял рюкзак и ушел. Он улыбался, рассказывал мне какие-то еще истории, а я думал о той странной форме свободы, которую он обрел. Больше я его никогда не видел. Думаю, соревноваться с этим вечным архетипом бесполезно. Тут недостаточно сжечь дом на стриме для лайков, или умереть коллективно от удушья в прямом эфире. Тут без всякой аудитории существует в своем вакууме «человек-парафин».

— Хотелось бы вынести сор из избы и пролить немного света на организованный тобой секретный чатик вконтакте для посвященных, в котором металлисты собачатся с фриками и бабами, а также закинуты удочки на ловлю самых интересных житейских нуждиков: кем нужно быть, чтобы иметь возможность туда попасть? Какие герои меча и магии встречались на твоем пути, овладевали ли они твоим сердцем, мозгом и косточкой валькирии?

— Пролить свет на неолитические чаты сложно. Коллективной переписке уже много лет, до чата был англоязычный форум для любителей нойза от Soundo Maso Records. Единственные, кому в нашем чате не место — это моралисты и абсолютно анонимные персонажи с абстрактными интересами. Там много было рыцарей и разнообразнейших первертов от любителей шашлыка и группы «Любэ» до уничтожающих свою жизнь фармацевтическими препаратами во славу рогатого воплощения героев Жана Жене. Одни радовали нас своими соображениями о многогранности бытия, используя лексику с одноклассников, вторые растекались мыслью по древу в многостраничных опусах, описывая свои похождения в голых стенах российской пенитенциарной системы.

— Почему не стоит бить татуировки?

— Насчет татуировок могу сказать, что еще ребенком я посмотрел документальный фильм, где по неким знакам на коже вылавливали определенную группу людей. Я, как скользкая личность, вижу в этом определенную угрозу: так левиафан по одному взгляду может узнать, что у тебя на уме, ведь ты сам на себя поставил штампы для упрощения твоей идентификации. Есть интересная идея — делать татуировки на внутренних органах. Это имело бы смысл. Кроме того, нанесение татуировок, как и обращение с нашими останками, по обыкновению носит какой-то сакральный ритуальный смысл. Многие этим пренебрегают, бьют себе кривые цветные партаки в стиле «морячок» или «черный трафаретик».

Мне все это очень неблизко. Среди моих друзей удивительным образом нет частично татуированных, они либо забиты с ног до головы, либо у них татуировок нет вообще. Некоторые мои знакомые ищут подход к татуировкам, заставляют каждого нового сексуального партнера отмечаться своеобразным автографом на теле, либо дают детям поразвлечься со своими кожными покровами, либо татуировщик сосредотачивается на каких-то образах вне зависимости от трендов и сам выбирает кому и что татуировать.

— Кому бы ты подарил доспехи — Макеев, Левкин из м8л8тх, Дугин? Расскажи, как видел «Коррозию металла» в старые добрые времена и во что заплыл Паук сейчас. Кто еще угарает, называеца? Obe 1 Kanobe, Мэнсон, Унабомбер, Энтео?

— Алексей Макеев — это демон древнего мира, воплощение дремучих первобытных сил. «Агирре гнев божий» в воплощении Моби Дика, слепое возмездия хтонических сил. Ему не нужны доспехи, победа в самом широком смысле у него с рождения в крови. Они, Алексей Макеев и его друг крокодил Борька в обличии Фенрира, поглотят солнце и низвергнут богов, творящих обыденность.

Левкин — не знаю, кто это такой, а Александр Гельевич, выйдя из опиумных геополитических дурманов, со мной наверняка бы согласился: доспехи надо было отдать Сергею Курехину, чтоб его не разорвало изнутри от каких-то непонятных мне тайных знаний.

Из ныне живущих — рыцарю Йонатану Меезе непременно понадобятся доспехи. Какой же он рыцарь без брони? В его борьбе с политикой, с пошлым современным языком и плебесцитарной демократией понадобятся доспехи и разум, чтобы не глядеть гидре в глаза. Это общество неизбежно движется к тому, чтобы никакой язык не понимать, и люди тонкие, сложно устроенные, даже если они живучие, склонны в нем ломаться под воздействием тупой общественной воли. Так что, если бы мне дали возможность манипулировать создателем, то я вручил бы товарищу (нем. Kamerad) Меезе щит и разящий меч кладенец — Эскалибур, ну или в его случае скорее копье Лонгина и берлинскую золотую шляпу. Стоял бы он в долине Рейна на рассвете багряном и грозил бы всем диктатурой искусства. Все бы сразу осознали, что современный язык политики не понятен не только массам, но и самим политикам. Разглагольствования бы закончились, и все слились бы в едином вагнерическом угаре.

— Как ты относишься к Герману Вирту? Погладил бы Блонди с Гитлером? Почему большинство имен руководителей Третьего Рейха начинаются с буквы Г?

К Герману Вирту, как и к Вольфраму Зиверсу и Карлу Мария Вилигуту, из-за собственной ограниченности отношусь как к модернистам/пост-модернистам, фольклористам и философам, которые хотели в том числе найти какой-то свой новый язык и утерянные смыслы. [«Все современные языки и религиозные учения являются мертвым сплетением более непонятных символов и знаков, ключ к которым безвозвратно утерян вместе с полярной землей и полярной расой». Г. Вирт. — Прим. И.]. Я очень увлечен Германией, но в первую очередь изучаю осязаемые вещи в пределах моего горизонта. В пределах этого горизонта есть местные ритуальные исторические события глобального масштаба, а Германа Вирта там пока нет, но может быть когда-то примусь за него и Густава Нагеля, первого хиппи и создателя Thee Temple ov Psychick Youth.

Имена большинства руководителей Третьего Рейха, которые на слуху у масс, только в русской транскрипции начинаются на букву Г, за исключением главного Jägermeistera и химика, вечного властителя новостных лент.

Вообще ужасная традиция — коверкать имена собственные. Особенно это касается янки, которые говорят не «БерлИн», а «БЁрлин». Эту ошибку все с радостью подхватывают, и звучит это часто по-идиотски. Насчет буквы Х могу сказать, что все тут вольны в интерпретациях. Кто-то может считать, что это партийные клички как у ранней советской партийной номенклатуры, а настоящие их имена начертаны рунной вязью на золотых слитках Адама Смита и хранятся под массивами арктического льда. Каждый по способностям, каждому — по потребностям, или что там еще на воротах в «новый рай» железными буквами писали.

Советую послушать воспоминания современников и знакомых хозяина Блонди: главного архитектора, секретаря Фрау Юнге, Луи Фердинанда Прусского, организатора молодежной деятельности из берлинского района Веддинг. Художником я очень сильно интересовался, из последнего особенно яркое впечатления произвели воспоминания юной леди, которая по долгу службы часто с ним трапезничала в последние 3 года жизни. Ведомый чувством несправедливости, он наваял такую картину, что весь старый мир рухнул вместе со всем его феодально-колониальным устройством. К тому времени большинству уже смешно было думать, что «мужик без барина не может», тем более на межгосударственном уровне. Выплеснулись дремучие силы из переполненных недр, мир наполнился новыми формами и смыслами, и художнику пришлось принести в жертву себя и все что его окружало. Определенно, после этого возник новый мир, все процессы ускорились, и впоследствии эволюция привела нас на новые ступени развития.

На глазах всякие «скрепы» дня прошедшего то и дело сыпятся сквозь пальцы. Я не склонен преувеличивать практическую роль художника в сокрушении плесневелого мирового порядка, но детскую профессиональную мечту свою он исполнил, наваяв храмы света из лучей прожекторов, в которых под песнь клятвы шла механиханизация плоти в античных декорациях. Напрашиваются аллегории с Людвигом II и интерпретацией его персоны в фильме Висконти. Мечтатель-транжира, в своей идилии, замке Neuschwanstein, c брецелем за пазухой ищет гениев-исполнителей. В этом плане я бы конечно с ним погладил Blondie. Когда мне было лет пять, это была моя любимая певица. «Сердце из стекла» тут очень подходящая песня, я бы даже сказал, что сердце было хрустальное, его разбили, и теперь во всех странах это очень болезненная тема для разговора. Болезненность эта закреплена в том числе и во всевозможных уголовных кодексах.

— «Инструменты дисциплины» и вообще техно как один из объектов ненависти, проживающий на одной лестничной клетке с тобой — почему, сколь я замечал в твоих постах, оно не включает в тебе плейлист высоких чувств? Почему Jager 90 и EBM — музыка пацанов? Что можно послушать хорошего, кроме Вагнера?

— Техно вовсе не объект ненависти, объект ненависти — техно-туристы. Скотина офисная, которая веселится по команде, потом в восторге задыхается и несет всякие кем-то постулированные уже глупости. «Берлин — город техно. Бергхайн — самое лучшее место на земле». Это просто один из самых популярных способов обрыгаться в пятницу вечером.

Берлин — не город техно, это город гремучих идей.

Традиционно так сложилось, что он питается извне. Еще несколько столетий назад почти каждый второй в Берлине был из гугенотов. Потом протестанты Богемии заселили территорию, ставшую ныне частью столицы. Я бы не сказал, что Берлин сейчас питается беженцами, скорее он питается теми, кто едет в город, где дороже и меньше зарплаты, зато ты будешь жить в центре всего. В центре техно, если угодно, в центре рока, в центре науки, в центре вещей, которые ассоциируются с Берлином в последнюю очередь. Тут можно найти себе занятие на любой вкус.

От простодушных постсоветских людей часто можно услышать тезис «Киев — новый Берлин». Киев хоть и обрел некоторый шарм в бардаке после революции, но никогда не будет новым Берлином — даже просто из-за людей, которых Берлин у себя собрал, от какого-нибудь Adam X из Нью-Йорка до совсем радикальных персонажей не от мира сего, вроде Николаса Шрека. Не говоря уже о том, что когда вообще Киев станет центром научной деятельности.

Местный прекариат тоже от волн техно-туристов отстраняется, делает свои вечеринки в четверг, местами добавляет совсем непопулярную у молодежной публики и скотских весельчаков музыку. Мне танцевальные вечеринки интересны только антуражем, в котором они проводятся, а походы в конских транквилизаторах в даркрумы с последующими травмами сфинктера совсем не вызывают во мне энтузиазма. Я лучше схожу на «Охотник 90» с его тупой механической музыкой, фетишизацией рабочего станка и угаром для ландскнехтов. Это одна из тех дверок, которую можно приоткрыть, если освоишь помимо simple english местное наречие.

Слушать Вагнера для большинства — это все равно что в 7 классе читать Достоевского, ничего не поймешь.

Под Йохана Баха лучше отупеть, когда уже слышал про протестантскую самоотрешенность, чтоб происходил какой-то метаболизм. Также сложно посоветовать абстрактному собеседнику что-то послушать. Слушайте Kickback — это зло, Shoko Asahara и весь японский шумовой террор, сборники от Neons Publishing, радиопередачи с Сергеем Курехиным, подкасты Дмитрия Васильева и Judas Priest. Смотрите список экстремистских материалов в вашей стране и слушайте всю ту музыку, которая там упоминается!

— Все проходит через мясорубку и замешивается миксером. Символы славян и рунная магия, наставления Угла и вздохи Доброслава, ОБЭРИУ и зАиБи, астрология и ЛГБТ, рэперы в рок-мерче и тикток-панки… Как ты смотришь на постгуманизм и обучение машин? Чего ждать дальше? Когда будет Третья мировая и всемирный потоп?

— Сложно не заметить, что мы находимся в процессе постоянных и закономерных метаморфоз. Банальный пример с повальным увлечением революционными идеями в юном возрасте и цепляние за все старое в возрасте пожилом всем кого-то да напомнит. Постгуманизм как образ мышления тоже чем-то сменится. Мне кажется, это во многом недоразумение. Нам часто рисуется будущее, допустим, в культуре. Она предлагает нам сюжеты и образы, которые будят фантазии людей и создают стереотипы о грядущем. На практике будущее принимает каждый раз неожиданные очертания. В 1950-х многим казалось, что через 70 лет все будут на аэромобилях летать меж небоскребов, а кому-то мерещился расцвет эры всеобщего благоденствия. Фриц Ланг в своем фильме «Метрополис» уже в 1927 году изобразил «терминатора» в мире циклопического брутализма, смешанного с готикой. На практике мы видим, что 2020 год не стер даже самых архаичных образов, например, в виде чумы в Европе или гниющих на улицах нищих, которые сопровождали общество столько же, сколько оно существует.

Что формально изменилось — это то, что с помощью работы людей, изучавших органический синтез, и доступных приборов для инъекций бездомный может «ужалиться» в пах у всех на виду. Это все соседствует с вещами, которые нам просто сложно было даже представить. Мне мой опыт подсказывает, что когда происходят какие-то вещи, коренным образом что-то меняющие — люди этого не будут замечать, так как они этим не интересуются, или в потоке информации, что на нас обрушилась, сложно будет уловить значимые изменения.

К примеру, многие не узнают, что такое CRISPR-Cas и что такое yamanaka sequence, хотя эти вещи появились в начале прошлого десятилетия.

Первое позволяет нам манипулировать геномом уже в живом организме, не путем селекции, не просто в половых клетках, а напрямую — в том числе в соматических клетках живого организма. Похоже на страшный кошмар людей из комиссии по этике: это создание мутаций в уже живущем, сформированном человеке.

Второе дает нам возможность направлять дифференциацию клетки вспять, то есть создавать из обычных клеток организма стволовые. Это тоже открывает некоторые возможности для омоложения человека, допустим, или для регенерации конечностей, как у каких-нибудь милашек аксолотлей.

За относительно короткий срок состоялся целый ряд изменений в развитии технологий в самых разных сферах. Инструменты уже есть, нам предстоит с их применением еще разобраться, тут много тупой машинальной работы. Для того, чтобы эту работу эффективнее совершить, необходимо вводить машинное обучение. Тогда все пойдет гораздо быстрее. Комиссии по этике видят в этом антихриста, конец света. Не хотелось бы с ними спорить, хотелось бы скорее иметь больше инструментов и видеть результаты. По-моему, это как запрещать порох на поле боя. Пока ты будешь вставлять палки в колеса, твой соперник уже будет у твоей двери стоять с ружьем. Из-за своих стереотипов о будущем многие о пришествии революционных изменений ничего так и не будут узнавать, разве что на уровне осязания промежностью компьютера с передатчиком, занявшего свое постоянное место в кармане брюк.

Раньше компьютер занимал целый этаж в здании, а теперь в одной верхней конечности — тик-ток-эротика, другая остается для проталкивания в ротовое отверстие еды или рукоблудия.

Никаким миксером не смешать среду, в которой происходит первичное осознание наступившего нового времени и комфорт свободного течения по информационному поносу. Через мясорубку пройдем мы все, придется учиться на собственных ошибках. Предлагаю отнестись к этому всему с вдохновением.

— Картины Иеронима Босха и мысли Владимира Коколя: возможно ли приподнять канализационный люк и выйти из жизненного лабиринта иллюзий без наркотиков и суицида?

— Можно, другое дело, что стоит задуматься, надо ли оно тебе. Еще можно подумать в очередной раз о мироустройстве, надо ли тебе вообще его покидать. Отвечая на этот вопрос, я покалечился и мог бы умереть. Надо учиться, думать, проводить какую-то работу, играючи познавать мир. Не исключено, что это поможет тебе не на своих собственных ошибках выучить урок капитана Ахава, хозяина Блонди или Виктора Макеева, отделенного от того, что он собой олицетворяет. Надо смотреть на это с разных позиций, на разных уровнях, от коллективного сознания до маугли, наблюдать за исключениями вроде Владимира Коколя, который при жизни не покидал вечность, оставаясь счастливым в мире разноцветных пятен и шума, развлекаясь только тем, что ловил окружающие вибрации — в частности, животом слушал радио. Подумай о своем восприятии, об органах чувств, задавай себе разные вопросы о том, какова была бы жизнь без негативных эмоций и стимулов.

Прекрасное место для раздумий — парковые кладбища в Берлине, там можно набрести на могилы прусских гарнизонов, сгинувших в золотых облаках хлора в безумном штурме, людей, которые сотни лет назад ходили в париках, и тела их современников уродовала оспа, на склепы непонятных тебе людей, чьи стены украшают египетские знаки темных богов, свастики из циркулей, огненные пентаграммы, крылатые люди, змеи и тому подобное.

Набредешь на колодец на перекрестке кладбищенских улиц, который порос мхом, или на черного мраморного ангела в человеческий рост, и невольно влезаешь в чужую шкуру и думаешь о том, что за геометрию он выстраивал. Что сбылось из того, что он себе представлял?

У меня такое ощущение, что все мои желания сбываются, а я очень желал всегда сбросить телесные оковы, раствориться в чем-то. Мое желание началось со снов наяву, визуализации невозможного, где ты хватаешься за детский мир, окруженный ощущениями счастья и красочными деталями разваленных заводов. Потом начинает не хватать воздуха, ты проваливаешься сквозь песок, тебя зажевывает механизм, открывается воронка, которую ты едва успеваешь разглядеть, и тебя в нее затягивает. В последний момент электрические потенциалы зашкаливают в твоем мозгу, ты чувствуешь себя на поверхности чего-то, а окружающие остаются один на один с твоим низким воплем, который раздается из тебя не твоим голосом, и смотрят, как твои собственные мышцы ломают тебе позвоночник.