Соединенные Штаты Великой Австрии. Как реформатор Аурел Попович пытался сохранить империю Габсбургов

История, как известно, не терпит сослагательного наклонения, однако кто знает, как бы сейчас выглядела карта Европы, если бы наследнику австрийского престола эрцгерцогу Францу Фердинанду — тому самому, из-за убийства которого началась Первая мировая война, — в начале XX века удалось воплотить в жизнь грандиозный проект реформации Австро-Венгрии. К тому моменту «лоскутная империя» Габсбургов трещала по швам из-за нарастающего национального самосознания малых народов, и эрцгерцог искал выход из сложившегося кризиса. Его советник Аурел Попович предложил радикально перекроить карту империи, предоставив народам возможность самоуправления. Проект получил гордое название «Соединенные Штаты Великой Австрии» и чем-то походил на современный Евросоюз. Однако уже на стадии планирования правящие элиты выступили против, так как реформы угрожали их благополучию. О том, как это было, читайте в материале Юлии Саберовой.

Австро-Венгрию не зря называли «лоскутным одеялом Европы». Государство занимало почти 700 тыс. кв. км и простиралось от Карпатских гор до Адриатического моря, от Судет до Трансильвании. На огромной территории проживало более полутора десятков различных этнических групп — немцы, венгры, румыны, чехи, итальянцы, поляки, хорваты, русины, словаки, словенцы, сербы, украинцы и т. д. Подданные монархии говорили на 14 языках, исповедовали три мировые религии и принадлежали к нескольким конфессиям.

Лидирующее положение во всех сферах занимали немцы. Составляя лишь одну пятую часть от общего населения империи, они являлись наиболее экономически развитой общиной. Немецкая культура и язык были родными для большинства аристократии и доминировали в среде городского среднего класса, даже если эти города находились в славянской, мадьярской или румынской части империи.

Историк и политик Франтишек Палацкий, один из ведущих деятелей чешского национального движения XIX века, как-то вспоминал, что в те дни прилично одетый человек, решивший спросить на улицах Праги у прохожего дорогу на чешском языке, рисковал нарваться на грубость и услышать просьбу говорить «по-человечески», то есть на немецком языке.

Политика же в отношении других народов строилась по принципу «разделяй и властвуй». В зависимости от ситуации немецкая элита лавировала между интересами различных групп, делая уступки одним и обещая их другим. Граф Эдуард Тааффе, один из самых известных политиков того времени, бывший также другом последнего императора Австро-Венгрии Франца Иосифа I, прославился афоризмом на эту тему. Он считал, что народы империи необходимо держать «в состоянии постоянного легкого недовольства». Иначе говоря, если правительство не может разрешить все противоречия, то необходимо решать только самые серьезные, чтобы недовольство подданных императора оставалось легким, но не более.

Такая политика не устраивала большую часть населения империи. Снизить градус межнациональных противоречий попытался и император Франц Иосиф I. Именно он превратил Австрийскую империю в Австро-Венгрию, разделив сферы влияния между двумя титульными нациями — немцами и венграми. Для этого страну разделили на две области, проведя границу по реке Лайта. С названиями новых субъектов особо не заморачивались — их стали официально именовать Цислейтания и Транслейтания, что буквально означают «по эту» и «по ту сторону Лайты». В первую входили австрийские земли, а во вторую венгерские. По соглашению, заключенному в марте 1867 года, оба образования получали собственные самостоятельные законодательные учреждения, однако объединялись монаршей унией — австрийский император являлся в то же время королем Венгрии. Полное официальное название государства теперь звучало как Королевства и земли, представленные в Рейхсрате, а также земли венгерской короны Святого Стефана. На этом крупные преобразования Франца Иосифа I закончились — он посчитал, что сделал для империи Габсбургов достаточно.

Считается, что определенную роль в «венгерском вопросе» и образовании Австро-Венгрии сыграла супруга Франца Иосифа императрица Елизавета Баварская, которая симпатизировала венграм. Однако современные исследователи полагают, что ее роль в достижении австро-венгерского компромисса сильно преувеличена, а сам образ романтизирован. В немалой степени возникновению мифа об императрице Сиси, как Елизавету называли при дворе, способствовала одноименная серия фильмов 1950-х годов режиссера Эрнста Маришки с Роми Шнайдер в главной роли. На фото: Елизавета Баварская (императрица Австрии) и Роми Шнайдер в образе Сиси. Источник

Однако разделение страны на два «лагеря» не сильно ослабило накал страстей, так как ни немцы, ни венгры не были доминирующими этносами в своих образованиях. В Транслейтании венгры составляли менее половины населения, а немцы в Цислейтании и того меньше — лишь четверть. Нет ничего удивительного в том, что к началу XX века национальный вопрос стал приобретать всё более острые формы. В Галиции происходили противостояния поляков и украинцев, в Силезии — чехов и немцев, в Закарпатье — венгров и русин, а боснийцы, сербы и хорваты отчаянно сражались за независимость на Балканах.

Особенно ярко национализм малых народов проявлялся в Транслейтании. Закон «О правах национальностей», который Венгерский сейм принял в 1868 году, предоставлял народам королевства ограниченную культурную автономию, но в нем же подчеркивалось наличие в Венгрии «единственной политической нации — неделимой венгерской». На практике это вылилось в достаточно агрессивную кампанию по мадьяризации — ассимиляции этнических меньшинств, которую проводило венгерское правительство.

В то же время нельзя говорить о полном бесправии подданных Австро-Венгрии. Время от времени в парламентах и правительствах обоих королевств появлялись политики разных национальностей, а каких-либо запретов для евреев и вовсе не существовало, что было для того времени невероятным либерализмом. Просто в сложившихся обстоятельствах основным условием вертикальной мобильности была либо германизация, либо мадьяризация, что устраивало далеко не всех.

Национальная проблема нашла отражение и в народном фольклоре. Историк и журналист Ярослав Шимов в книге «Австро-Венгерская империя» приводит анекдот тех лет о венгерских военных, демонстративно отказывающихся разговаривать на немецком языке. Адъютант командира дивизии докладывает своему начальнику: «Ваше превосходительство, к нам на стажировку прибыли два офицера. Один — из императорской японской армии, другой — из N-ского полка венгерских гусар». — «Очень хорошо. Надеюсь, японец говорит по-немецки, иначе как мне с ним объясняться?» — «Японец-то по-немецки говорит, а вот венгр — нет». На фото: К. u К. Драгунский полк герцога Лотарингского № 7, подготовка к фехтованию, Терезиенштадт, январь 1903 года. Источник

Невозможность решить накопившиеся противоречия привела к тому, что в 1897–1914 годах в стране 15 раз менялось правительство, что отнюдь не способствовало общей стабильности.

Австрийский писатель Роберт Музиль в романе «Человек без свойств» так описывал сложившуюся ситуацию:

«Письменно она именовалась Австрийско-Венгерской монархией, а в устной речи позволяла называть себя Австрией <…> Она была по своей конституции либеральна, но управлялась клерикально. Она управлялась клерикально, но жила в свободомыслии. Перед законом все граждане были равны, но гражданами-то были не все. Имелся парламент, который так широко пользовался своей свободой, что его обычно держали закрытым: но имелась и статья о чрезвычайном положении, с помощью которой обходились без парламента, и каждый раз, когда все уже радовались абсолютизму, следовало высочайшее указание вернуться к парламентарному правлению. Таких случаев было много в этом государстве, и к ним относились также национальные распри, что по праву вызывали любопытство Европы и освещаются сегодня совершенно неверно. Они были настолько ожесточенны, что из-за них по многу раз в году стопорилась и останавливалась государственная машина, но в промежутках и паузах государственности царило полное взаимопонимание и делался вид, будто ничего не произошло».

Именно такая страна должна была достаться Францу Фердинанду, который, по сути, оказался наследником австрийского престола волей случая. Никому не приходило в голову, что его двоюродный брат, 30-летний кронпринц Рудольф, предпочтет трону любовь и совершит самоубийство вместе со свой любовницей, 17-летней Марией фон Вечера. Поскольку других сыновей у Франца Иосифа не было, трон перешел к его младшему брату Карлу Людвигу, который, в свою очередь, передал это право своему сыну Францу Фердинанду.

Между Францем Иосифом и наследником престола складывались непростые отношения. Монарх считал племянника за вольнодумца, не способного к государственной службе. Масла в огонь подливал и тот факт, что Фердинанд совершил невиданную дерзость для наследника одной из крупнейших монархий в мире — выбрал в супруги худородную чешку. София Хотек хоть и носила титул графини, однако не принадлежала к какому-либо царствующему дому. Престарелый император, а вместе с ним и австрийский двор этот поступок расценили как удар по престижу монархии. Кроме того, один маленький нюанс превращал этот брак из частного случая мезальянса, хоть и высокородных особ, в прямую угрозу империи Габсбургов. Дело в том, что австрийские законы однозначно указывали на невозможность наследования престола потомками Габсбургов от неравного брака, однако в Венгерском королевстве такого закона не было вовсе. Таким образом потомство Франца Фердинанда и Софии Хотек не имело бы прав на австрийский престол, но вполне могло претендовать на венгерский. Возникшей ситуацией могли бы воспользоваться венгерские националисты, давно мечтавшие отделится от Австрии. Францу Фердинанду пришлось не только вымаливать разрешение у дяди жениться на любимой женщине, но и подписать особые документы, отказываясь от права на трон для своих потомков.

В свою очередь, Франц Фердинанд платил дяде той же монетой, называя его не иначе как закостенелым консерватором. И это было недалеко от правды.

Франц Иосиф охотно играл роль государя-патриарха, а государственная машина австро-венгерской монархии всячески культивировала этот образ. Сохраняя глубокое недоверие ко всем общественным институтам, кроме армии, бюрократии и церкви, он неохотно шел на уступки, вызванные временем.

Большинство подданных воспринимало императора как анахронизм и символ давно минувших дней. Справедливости ради стоит сказать, что Франц Иосиф и сам понимал это, иронично называя себя «последним монархом старой системы».

Сами жители Австро-Венгрии именовали свою страну неблагозвучным для русского уха словом «Какания». Это название произошло от сокращения «K. u. k.», что значит «императорский и королевский» (kaiserlich und königlich). Словосочетание означало, что Франц Иосиф одновременно являлся главой двух независимых земель: императором Австрии и королем Венгрии. Надпись «K. u. k.» украшала все государственные учреждения страны и стала символом бюрократии. На фото: дунайский лодочник с женой и ребенком, Вена, примерно 1905–1914 годы. Фотограф: Эмиль Майер. Источник

Тот факт, что император Франц Иосиф не допускал наследника престола до государственных дел, привел к тому, что замок Бельведер в южной части Вены, ставший официальной резиденцией наследника, понемногу превратился в центр альтернативной власти. Там собирались молодые политики, которые были недовольны положением дел в стране и возлагали надежду на эрцгерцога как на реформатора. Как резюмировал близкий к Францу Фердинанду словацкий политик Милан Ходжа, «рядом со… старым и усталым императором наследник трона представлял собой символ будущего».

Франц Фердинанд, в отличие от дяди, не питал особых иллюзий насчет несокрушимости монархии и искал для Австро-Венгрии выход из кризиса, вызванного этническими противоречиями внутри страны. Юрист румынского происхождения Аурел Попович предложил свой вариант решения проблемы. По его мнению, страну следовало превратить в федерацию. Не сказать, что идея была нова. Время от времени в парламентах обоих королевств поднимался этот вопрос, однако он неизменно натыкался на критику сторон, которых не устраивало планировавшееся «разделение государства».

Работа Поповича, опубликованная в 1906 году, от предыдущих проектов отличалась продуманностью и представляла собой фундаментальный труд почти на 500 страниц. Автор констатировал провал австрийской и мадьярской внутренней политики и так описывал сложившуюся ситуацию:

«Национальные партии жестко и непримиримо противостоят друг другу. Не та или иная заинтересованность, не тот или иной интерес, а вся национальная сущность отделяет эти стороны друг от друга».

По его словам, из-за политики централизации само государство Габсбургов стало «очагом национальных страстей» и «местом отчаянного существования народов». По мнению Поповича, решить раз и навсегда проблему помогло бы превращение Австро-Венгрии в федеративное государство.

Согласно концепции Поповича, следовало создать 15 автономных образований по национально-территориальному и языковому принципу, которые в конечном счете должны были стать частью большой конфедерации — Соединенных Штатов Великой Австрии. Девять «штатов» должны были появиться на территории Цислейтании: Немецкая Австрия, Немецкая Богемия, Немецкая Моравия (язык — немецкий); Богемия (чешский); Западная Галиция (польский); Восточная Галиция (русинский и украинский); Крайна (словенский); Тренто и Триест (итальянский). Транслейтания делилась при этом на шесть частей: Венгрия и Секейские земли (язык — венгерский); Хорватия (хорватский); Воеводина (сербский и хорватский); Словацкие земли (словацкий); Трансильвания (румынский).

Предусматривалось предоставление каждому образованию весьма широкого внутреннего самоуправления. Также широкая автономия давалась этническим анклавам, находящимся в самих «штатах». Такая политика должна была минимизировать возможность межнациональных столкновений и риск развития сепаратизма. Управление Соединенными Штатами Великой Австрии должно было взять на себя единое правительство, во главе которого находился бы монарх из династии Габсбургов.

Наследник австрийского престола эрцгерцог Франц Фердинанд счел план Поповича вполне рабочим. По мнению эрцгерцога, преобразование Австро-Венгрии в федерацию давало шанс угасающему австрийскому государству на обновление и, как следствие, возможность восстановления в статусе великой державы. Сам наследник престола так описывал свои представления об оптимальном устройстве государства:

«Подобно тому, как при производстве надежно скрепляющего [конструкцию] бетона крупные камни размельчаются, чтобы… получить гомогенную массу и создать из нее несокрушимый монолит, так и части федеративного государства должны быть одинаковыми и равноценными для того, чтобы было обеспечено единство целого».

Однако сама идея о переустройстве Австро-Венгрии в федерацию даже на стадии обсуждения столкнулась с сильной оппозицией как со стороны императора Франца Иосифа, так и со стороны австрийской и венгерской знати, поскольку угрожала их выгодному положению.

Проект «Соединенные Штаты Великой Австрии» так и не реализовали: летом 1914 года наследник престола Австро-Венгрии был убит. Утром 28 июня сербский националист Гаврило Принцип, участник революционно-террористической организации «Молодая Босния», на одной из улиц города Сараево выстрелил во Франца Фердинанда, который ехал в открытом автомобиле. Пуля попала эрцгерцогу в шею и пробила яремную вену. Он скончался спустя час в резиденции губернатора. Убийство эрцгерцога привело к Первой мировой войне, результатом которой стал распад Австро-Венгрии. На территории бывшей империи сейчас располагаются такие государства, как Австрия, Босния и Герцеговина, Венгрия, Словакия, Словения, Хорватия, Чехия. Отдельные земли некогда великого государства отошли Румынии, Италии, Польше, Сербии, Черногории и Украине. Примечательно, что границы территориальных образований, предложенных Аурелом Поповичем, отчасти совпали с теми границами Европы, установившимися после Первой мировой войны. Исследователи считают, что это связано с тем, что автор проекта Соединенных Штатов Великой Австрии опирался в первую очередь на расселение крупных этносов, таких как немцы, венгры, чехи, словаки, поляки, украинцы, румыны, сербы, словенцы и итальянцы.

Предполагаемая карта Соединенных Штатов Великой Австрии по Поповичу. Источник

Могла ли федерализация спасти Австро-Венгрию от распада? Вероятно, могла. Так, по крайней мере, считали современники Франца Фердинанда. Близкий к эрцгерцогу словацкий политик Милан Ходжа писал, что «возможность спасти монархию… зависела от готовности Франца Фердинанда править твердой рукой на конституционной основе федерацией автономных и свободных народов. <…> Это была последняя возможность установить переходный режим и тем самым способствовать мирному и постепенному разрешению национальных проблем в Центральной Европе».

Однако современные историки указывают, что, говоря о реформаторских планах Франца Фердинанда, необходимо быть осторожными. Как и дядя, он был консерватором и превыше всего ставил роль Габсбургов. Разница между ними заключалась только в том, что наследник австро-венгерского престола, в отличие от престарелого императора, был готов к решительным действиям по модернизации государства. Однако на преобразования его толкнули отнюдь не либеральные идеи, а необходимость, вызванная временем.

Федерализация Австро-Венгрии «а-ля Франц Фердинанд», может, и создала бы собрание равных между собой образований, однако была бы подчинена сильной власти габсбургского монарха.

Портрет императора Франца Иосифа, 1910 год. Источник

Падение уровня жизни и общая политическая нестабильность в 1920–1950-х годах в большинстве государств, возникших на развалинах империи Габсбургов, привели к романтизации эпохи императора Франца Иосифа. То, что еще недавно обыватели воспринимали как застой и консерватизм, постепенно превратилось в «славные и добрые времена».

«Когда я пытался найти определение для той эпохи, что предшествовала Первой мировой войне и в которую я вырос, мне кажется, что точнее всего было бы сказать так: это был золотой век надежности. Всё в нашей почти тысячелетней австрийской монархии казалось рассчитано на вечность и государство — высший гарант этого постоянства… Всё в этой обширной империи прочно и незыблемо стояло на местах, а надо всем старый кайзер», — писал в мемуарах австрийский писатель Стефан Цвейг.