Греческие мифы

Пожалуй, среди мифических персонажей никто не демонстрирует живучесть древнегреческих сказаний в современном мире так ярко, как Эдип. Основной вклад в создание такой популярности внес Фрейд, однако миф об Эдипе гораздо многограннее, нежели то, что сегодня ассоциируется с психологическим комплексом. В этой главе мы особое внимание уделим как раз «другой истории». Действительно, Эдип, как мифическая фигура, достаточно сложен и воплощает в себе целый комплекс тем, однако это отнюдь не то же самое, что «иметь комплекс». В чем же состоит эта его сложность? Отличительная черта личности Эдипа заключается в том, что он мыслитель, человек, окруженный загадками и тайнами, которые он одержимо пытается разрешить. Но вместе с тем ему свойственно действовать — порою агрессивно. Хотя Эдипу не присущи воинственность и тяга к чередующимся схваткам, в отличие от Ахилла, Персея или Геракла, его мифический портрет — это портрет персонажа вспыльчивого и способного на насилие со смертельным исходом. Есть еще кое-что, дополняющее — и усложняющее — этот образ: Эдип невольно становится виновником самых ужасных нравственных прегрешений, какие только можно вообразить. Если говорить кратко, то его действия и страдания — неповторимый сплав рассудочного и инстинктивного.

Во введении мы упомянули ряд тем, наиболее характерных для греческой мифологии. Четыре из них поднимаются в истории Эдипа: семья, политика, выбор и взаимодействие человека с богами. Семья: миф затрагивает нездоровые отношения между Эдипом и его родителями, его женой и детьми. Политика: Эдип — правитель полиса (города-государства), и его личные действия и страдания заметно влияют на жизни горожан. Выбор: миф повествует об эмоциональном опустошении, к которому пришел мужчина, решивший во что бы то ни стало раскрыть правду о собственной личности. Люди и боги: один из моторов этой истории — оракул бога Аполлона; другая ведущая роль отведена пророку Аполлона Тиресию. Воедино эти темы связывает дополнительный мотив — непреодолимые границы человеческого знания.

В основе мифа лежат два проступка, совершенные Эдипом в полном неведении относительно истинной природы его действий: он убивает человека, который, как впоследствии выясняется, был его отцом, и женится на той, которая оказывается его матерью.

Именно неосведомленность Эдипа не позволяет мифу превратиться в череду неправдоподобных совпадений и делает его историей, вполне характерной для человеческой природы. Все мы действуем, не зная досконально о своих корнях и связях. Ситуация, в которой оказался Эдип, — не скроем — является преувеличением этого общего состояния частичного неведения. Собственно, этим и занимаются мифы: преувеличивают, заостряют и дополняют проблемы, взятые из обычной жизни. И все же, глядя на случившееся с Эдипом, любой из нас мог бы сказать: хотел бы я избежать таких поворотов судьбы. В этом история Эдипа идеально соответствует трагедии — жанру, где преувеличения, заострения и дополнения, присущие мифу, проявляются во всю мощь. Именно к трагедии относится наиболее впечатляющая версия этого сказания — «Царь Эдип» Софокла (по-гречески — «Эдип-тиран», Oedipus Tyrannos, в латинизированном варианте — Tyrannus). Не единожды упомянутая в этом произведении слепота — буквальная и метафорическая — указывает на неизбежное присутствие рамок, ограничивающих физические и умственные способности человеческих существ, даже самых избранных и проницательных.

Однако, прежде чем обратиться к Софоклу, мы должны сделать шаг назад. Уже в «Одиссее» Гомер крупными мазками обозначил историю Эдипа. В одиннадцатой песни Одиссей рассказывает о жутких событиях, свидетелем которых стал, когда спускался в подземное царство. Среди душ умерших он повстречал и душу матери Эдипа, которая у Гомера зовется Эпикастой:

Страшно-преступное дело в незнанье она совершила,
С сыном родным, умертвившим отца, сочетавшися браком.
Скоро союз святотатный открыли бессмертные людям.
Гибельно царствовать в Кадмовом доме, в возлюбленных Фивах
Был осужден от Зевеса Эдип, безотрадный страдалец,
Но Эпикаста Аидовы двери сама отворила:
Петлю она роковую к бревну потолка прикрепивши,
Ею плачевную жизнь прервала; одинок он остался
Жертвой терзаний от скликанных матерью страшных Эринний.

Тот факт, что мать/жену Эдипа называют Эпикастой, а не Иокастой, как будет принято позже, говорит о вариативности имен, часто встречающейся в греческих мифах. В большей степени это относится к женским персонажам и, возможно, отражает их статус некоего «придатка» к основной истории — роли, которую им нередко приписывают мужчины — сказители мифов. Иного рода вариативность проявляется в убежденности Одиссея, будто Эдип продолжил царствовать в Фивах даже после разоблачения его семейных отношений; согласно другим источникам, он отправился в изгнание сразу после того, как правда стала известна. Еще одно, гораздо более важное, разночтение связано с тем, что «скоро союз святотатный открыли бессмертные людям». Столь активное и явное божественное вмешательство больше свойственно эпическому жанру, нежели трагедии, в которой намерения богов зачастую скрыты от смертных, что мы и видим в пьесе Софокла.

Прежде чем отойти от краткого упоминания об Эдипе Гомером, следует отметить в нем два пробела, которые будут с лихвой заполнены в поздней традиции. Первый касается самоослепления — жуткого наказания, которому Эдип подвергает себя, когда открывается правда о его личности. Второй — это победа над чудовищной Сфинкс, благодаря которой Эдип завоевывает руку недавно овдовевшей царицы и получает право занять пустующий трон. Об этом эпизоде мы знаем в основном из изобразительного искусства: в действительности эту сцену художники выбирали из данного мифа чаще всего, а некоторые из них — как, например, вазописец Ахилла — неоднократно возвращались к ней. Сказание гласит, что богиня Гера наслала Сфинкс на Фивы в качестве кары за сексуальное преступление, совершенное фиванским царем Лаем (будучи гостем царя Пелопа на острове Пелопоннес, Лай возжелал и похитил юного сына Пелопа). Сфинкс представляла собой чудовищный гибрид: существо с головой женщины, телом льва и крыльями птицы. Поведение ее было не менее жутким, чем облик: она пожирала людей, выбирая жертв из числа путников, которым предлагала отгадать загадку. Спрашивала она вот о чем: кто имеет один голос и передвигается сначала на четырех ногах, затем на двух, а позже на трех? (Ответ: человек — существо, которое ползает на четвереньках в младенчестве, ходит двумя ногами, будучи взрослым, и использует трость в старости.) Путник, отвечавший неверно, становился трапезой монстра. Лишь кто-то по-настоящему сообразительный мог решить загадку и обойти Сфинкс, тем самым вынудив ее сброситься с высокой горы и умереть. Этим остроумным человеком оказался Эдип, сметливость которого относит его к редкому сорту героев (Ахилла, Агамемнона, Ореста, Елену, Электру, Геракла, Гекубу или Ясона нельзя назвать чрезвычайно смышлеными, а вот Одиссея и Медею — можно). Столкнувшись со Сфинкс, Эдип разгадал главную тайну человеческой сущности. Но дано ли ему решить проблему, связанную с его собственной личностью? Этот вопрос и подводит нас к пьесе «Царь Эдип».

Образцовая греческая трагедия

Чтобы избежать неверного толкования пьесы Софокла, позволим событиям развернуться перед нами именно в том порядке, в каком автор их задумал. Так мы не станем приписывать персонажам большей осведомленности о предшествующих событиях, чем есть в действительности; другими словами, дадим им возможность пребывать в неведении вплоть до кульминационного момента осознания — до минуты, когда «сложится мозаика».

В начале пьесы в Фивах свирепствует чума. Будучи неравнодушным правителем, Эдип обеспокоен страданиями своего народа. Нас не должно вводить в заблуждение слово tyrannus (более точная транслитерация которого с греческого — tirannos) в названии пьесы: хотя одно из его значений — «деспот», оно в равной степени означает и представителя монаршей власти безо всяких отрицательных подтекстов. Столкнувшись с кризисом, Эдип отправляет брата своей жены, Креонта, за советом к оракулу Аполлона в Дельфы. По возвращении Креонт передает ответ оракула: причина чумы — преступление, наславшее на город miasma (религиозное осквернение); преступлением этим было убийство предшественника Эдипа, Лая; следует найти и наказать причастных, чтобы чума отступила. В некотором смысле эта пьеса — детектив, что нехарактерно для греческой мифологии, где обычно личность преступника не вызывает сомнений. В большинстве случаев убийцы — Медея, Клитемнестра, Геракл, Тесей, Орест, Одиссей — не пытаются скрыть содеянное, а порой даже похваляются им. Но с Эдипом все обстоит иначе. Он ничего не скрывает лишь по одной причине: он не знает о том, что и у него есть тайна, подлежащая сокрытию.

Эдипу ничего не известно (как он думает) о смерти Лая, поэтому он расспрашивает Креонта. Тот говорит, что Лая убили в дороге разбойники — а значит, участвовало несколько человек: по крайней мере, так утверждает единственный оставшийся в живых свидетель, один из слуг Лая. Эдип решает разыскать эту банду. Поиски идут при полной огласке — присутствующий на сцене в течение всего расследования хор фиванских старейшин слышит каждое сказанное слово. Эдипу понадобится любая помощь, какую можно получить, поскольку сам он (по его убеждению) — стороннее лицо; царь говорит о себе: «Не знал я божьих слов, не знал я дела…» Однако сколь бы посторонним Эдип ни был (ни казался), он станет мстить за Лая «как за отца родного». Неслучайно ироничная фраза Софокла обрела статус пословицы. Готовый искать помощь повсюду, Эдип спрашивает мнение старейшин, которые советуют ему обратиться к слепому провидцу Аполлона Тиресию. Однако Эдип, будучи предусмотрительным, уже отправил за ним. Правда, тот почему-то все еще не явился. Когда же Тиресий наконец приходит в сопровождении мальчика, направляющего его неуверенные шаги, причина задержки проясняется: Тиресий сопротивляется необходимости открыть правду (поскольку для него мозаика давно сложилась). Лишь страшные угрозы Эдипа заставляют провидца говорить:

Ты тот, кого мы ищем, ты — убийца!..
Так слушай же: постыднейшая связь
Тебя, Эдип, соединяет с теми,
Кого бы чтить ты должен больше всех, —
И своего позора ты не видишь.

Для Эдипа — на основании того, что он (как ему кажется) знает, — это пустое оскорбление. Такое же непонимание встречают и намеки Тиресия на происхождение Эдипа.

Тиресий. Я б не пришел, когда б меня не звали.
Эдип. Когда бы знал, что будешь, как безумный, Ты говорить, не звал бы я тебя.
Тиресий. Для сына я безумный, но отцу И матери твоим казался мудрым.
Эдип. Отец и мать!.. Что говоришь?.. Постой… Не уходи. Ты знаешь их?..
Тиресий. Я знаю, Но если ты узнаешь, то умрешь.
Эдип. Слова твои загадочны.
Тиресий. Умеешь Ты хитрые загадки разрешать.
Эдип. Над счастьем ли Эдипа ты смеешься?

Будучи проницательным политиком, Эдип приходит к логичному умозаключению: Тиресий может нести этот оскорбительный вздор, только если его подкупил возможный соперник Эдипа, еще один кандидат на трон — брат Иокасты Креонт. Между Эдипом и Креонтом разгорается яростный спор, который частично гасит Иокаста. Узнав, что разлад возник из-за слов провидца, Иокаста старается ободрить Эдипа, высмеивая несостоятельность пророчеств. Делая это, она продвигает сюжет к ключевому, хотя и не к финальному событию. Иокаста вспоминает, как Лай получил из храма Аполлона в Дельфах предсказание оракула о том, будто он умрет от рук своего сына, рожденного Иокастой. Однако Лая убил не сын — это сделали разбойники там, где сходятся три дороги. Так Иокаста утешает Эдипа, призывая его не обращать внимания на прорицания, ведь как минимум одно из них оказалось неверным.

Там, где сходятся три дороги… Греческий символизм связывает подобное место с чем-то зловещим; перекрестки, например, ассоциируются с поклонением Гекате, богине магии и колдовства.

Между тем для Эдипа это место является недобрым по другой причине. Слова Иокасты приводят царя в смятение, поскольку напоминают о событии, предварившем его появление в Фивах: он убил мужчину, по описанию похожего на Лая, вместе со всеми его слугами — там, где сходятся три дороги. (То был случай древних как мир дорожных разборок: никто из мужчин не желал терять лицо, уступая другому путь там, где двое одновременно проехать не могли.) «Мог ли я, — в ужасе вопрошает Эдип, — быть убийцей Лая — тем самым, которого разыскиваю?» Тем не менее у него остается лучик надежды: человек, свидетельствовавший об убийстве, говорил о разбойниках — во множественном числе. Если он уверен в своих показаниях, то Эдип невиновен, поскольку путешествовал в одиночестве. Следует найти этого свидетеля, ведь у него ключ к правде.

Диалог между Эдипом и Иокастой играет ключевую роль в развитии пьесы и способен поведать нам еще кое о чем. Прежде чем рассказать о стычке в месте встречи трех дорог, Эдип объясняет, как он вообще туда попал. Он отчаянно стремился уйти подальше от дома, потому что, согласно предсказанию оракула из Дельф, ему суждено возлежать со своей матерью и убить своего отца. Чтобы предотвратить столь отвратительные табуированные поступки, он желал проложить по возможности большее расстояние между собой и родным городом… Коринфом; его родителями (как он считал) были Полиб и Меропа — царь и царица этого города, в котором он вырос. До тех пор пока Эдип твердо верит в историю своего происхождения, значимые кусочки мозаики ускользают от него.

«Ты тот, кого мы ищем, ты — убийца!» Почему миф о царе Эдипе стал таким популярным

Образцовая греческая трагедия

Читайте также