Песнь заблудившегося солдата: интервью с художником и коллекционером Грехтом, который рисует копотью, закапывает в землю мечи и пишет письма в никуда

Почему цифровые мыльницы — это современные древности и как они помогают заглянуть в мир, которому еще нет названия? Что можно найти во время мизантропических прогулок по берегам водоемов и превратить потом в искусство? Зачем прикручивать к противогазам консервные банки и сочинять письма никому в никуда? В этот раз особый корреспондент «Ножа» Павел Коркин поговорил с художником и коллекционером Грехтом — о ветре, кусающем щеки, о ржавом тумблере, о флюгерах будущего и о многом другом.

Павел Коркин: Привет. Расскажи, кто такой grehtsteinmann и с чего все началось. Как и где проходило твое детство? Откуда взялась военная эстетика и песнь заблудившегося солдата, экстрагированная грусть, печаль и безысходность?

Грехт: Привет. Я довольно рано познакомился с компьютером и постепенно начал увлекаться разными играми, в основном рпг и стратегиями. А в рпг часто нужно было давать имя своему герою, я пробовал разные, но чувствовал, что классические имена, известные нам, мне не подходят.

Примерно в это же время я познакомился с творчеством Толкина, и там меня очень заинтересовала раса орков и гоблинов, которые из мусора делают оружие, броню, их имена и язык — в общем, то как это изображалось, мне сильно импонировало. Так что Грехт — это такое грубое имя, которое пришло ко мне постепенно само. Мне кажется что это сочетание букв сродни звуку камней, которые катятся с вершины горы к ее подножию.

Детство мое проходило в основном там, где я родился и живу, в Санкт-Петербурге и в области, в доме моей семьи. В то время вокруг было много брошенных строек или просто котлованов, которые по тем или иным причинам остановились в строительстве. Эти тихие, брошенные структуры из кирпича, арматуры и бетона завораживали меня.

Война интересовала меня всегда, и я рос с какими-то постоянным рассказами о ней, листал альбомы, посвященные Второй мировой. Казалось, что она закончилась совсем недавно.

Часто, когда мне попадались фотографии, на которых был изображен солдат в конце войны или после нее, пленный, возвращающийся домой, всегда в этом образе чувствовалась невыносимая печаль, тоска, травма, отрешенность и что-то еще, что где-то глубже… Временами я испытывал и испытываю подобные чувства сам, поэтому, вероятно, образ этот засел так глубоко.

В детстве, когда я гулял среди полей, и руин-недостроев этих, казалось что это похоже на конец войны: тишина, летнее солнце и ветер, и ты один, а впереди неизвестность.

Вроде бы есть мир, есть ты, а вроде бы и нет ничего кроме воспоминаний и собственных мыслей, будто бы ты последний живой человек на земле, и неизвестно, сколько продлится твой век в этом качестве, день или 100 лет.

— Расскажи о своей серии «Тексты», напоминающей творчество Эммы Хаук. Черпал ли ты вдохновение в рисунках детей дошкольного возраста, больных шизофренией или, быть может, в египетском иероглифическом письме?

— На меня очень сильное впечатление произвела эта история с госпожой Хаук. Мне вообще очень интересна тема безумия. И да, я большой поклонник детского творчества, пытаюсь черпать вдохновение из подобного, но мне кажется, дверь эта запирается на очень тяжелый замок в какой-то момент для человека, и я не исключение. Но я не теряю надежды вновь связаться с этим миром и на данный момент продолжаю искать лазейки.

Что касается текстов, более понятных для нашего глаза, то это некие записи, обрывки писем, военные донесения, письма в никуда, к тем, кого уже нет или кого не найти… Сбивчивая речь безумцев, которую иногда удается поймать и успеть записать.

Собственно, сами тексты написаны на манер неких шифровок — военных документов, будто бы их автор потерял рассудок, и в его голове мысли, действия и страхи начинают кружится в диком хороводе хаоса и ужаса, унося в эту пучину и его самого.

Также у меня есть несколько работ, которые представляют собой подобие писеммыслей, иногда адресованных тому, кого уже нет или кого не найти никогда, но тоска и печаль по ним заставляют слова изливаться на бумагу, а иногда это будто бег меж горящих деревьев и дикое преследование того, о ком и говорить нельзя.

— Про мизантропические прогулки и фаунд-арт: ты уже давно занимаешься сбором останков истории у берегов водоемов и развалившихся построек — расскажи о самых интересных находках (особенно хотелось бы узнать про меч).

— Хм, сложный вопрос, за все время этих прогулок была найдена масса интересных предметов, но если выделить что-то, то для меня это — медная пластина в форме круга, толщиной примерно 1 мм, серебряная перечница 1874 года, фарфоровая фигурка, изображающая солдата и моряка, которые идут след в след (правда, глазурь истерлась уже настолько, что тяжело понять, кто это и что). Вообще у меня особые отношения с вещами, зачастую лишь я один вижу в найденном объекте некую красоту или возможную полезность.

А меч — это шуточная работа, как и многое из того что я делаю, но в эту шутку многие поверили. Не так давно на одной гравюре я увидел необычный по простоте вариант меча и решил попробовать воспроизвести его, т. к. у меня был подходящий кусок железа.

Я сделал основу клинка, сделал гарду и далее закопал его рядом со свой мастерской на несколько месяцев, потом решил произвести раскопки в том месте, где меч был закопан — произвести их с археологической точностью, и задокументировать это должным образом (с использованием любимых, проверенных временем старых цифровых мыльниц, чтобы все это еще отдавало современной древностью, древностью 2000-х).

— А что ты думаешь о медленном увядании блошиных рынков и внутриголовном бегстве от накопительства?

— Про увядание блошиных рынков в Санкт-Петербурге я слышу примерно с того же момента, как узнал об их существовании. Единственный момент, когда сердце мое дрогнуло — во время самоизоляции, людей на блошиных рынках даже после снятия ограничений еще примерно месяц, но со временем все вернулось на круги своя, и сейчас в этих местах все так же как и было раньше.

По мере того как расширялись мои интересы, расширялись и желанияпотребности в том, что именно я хотел бы собирать, также постепенно росло понимание того, что бывают вынужденные или импульсивные покупки. Сейчас я стараюсь быть крайне аккуратен в этих вещах.

— Не мог бы ты рассказать про объекты, которые делал для фильма «Житие Гореслава Чуждоземного» и про скрытый от лишних глаз домик в лесу, где проходили съемки.

— Для этого фильма я собрал часть костюмов, военной амуниции и несколько предметов интерьера для жилища героя.

Например, винтовку я собрал еще году в 2015-2016-м, шлем и противогаз — тоже до начала работы над фильмом. Вообще каждый из участников нашего съемочного коллектива что-то сделал своими руками для фильма и хижины, это касается и костюма главного героя: например, сапоги, мы сделали порознь (но совместно) с нашим оператором, договорившись примерно об их длине. Он сделал один, а я второй. Сама хижина, находится недалеко от станции Стрельна и открыта для посетителей, нужно только написать кому-то из нас о намерении ее посетить, и мы сообщим, где спрятан ключ от нее.

— Поясни немного читателям за low quality и фолковые темы. Путешествовал ли ты в Вологду, чтобы посмотреть на кружева и деревянное зодчество или в Устюг, чтобы увидеть чернение по серебру?

— Мне давно нравится изображение, получаемое с помощью каких-либо несовершенных устройств: камер середины 1990-х или телефонов начала 2000-х. Такие снимки будто бы позволяют увидеть что-то между современным миром и миром, которому еще нет названия.

Про фолк — с определенного момента я почувствовал, что душа наполняется покоем от звука, тембра и общего настроения некоторых коллективов. У меня есть дурацкая история, достоверность которой тяжело проверить, но мне нравится думать, что это правда: однажды я встретил Дугласа Пирса в Удельной на барахолке.

Было начало весны, и пока мой взгляд блуждал в поисках чего-то интересного среди снега, и луж, деревьев и разнообразного хлама, я поравнялся со странной парой: высокой дамой, одетой в черное, и ее спутником, одетым в смесь камуфляжа СС с послевоенным австрийским и в необычных темных очках.

Это было похоже на экскурсию. И в один момент мы прошли друг мимо друга между берез. Конец истории.

Вологда на данный момент для меня белое пятно на карте мира, к сожалению. Но я бы хотел это исправить, как только позволит ситуация в жизни и мире.

— Ты пробовал рисовать копотью на потолках — что из этого вышло? А также хотелось бы разузнать про консервную банку как часть имитации противогазного бака.

— Копоть — это эксперимент, которым мне предложил заняться один мой товарищ, Даниил Борисов он же lohetoya, но нам так и не удалось его завершить из-за вечного конфликта властных структур с уличными художниками.

Насчет банки — в своих работах я часто пытаюсь повторить какие-либо предметы из реальной жизни, добавляя в них что-то, как это ни парадоксально звучит, свое, а также немного смеха по поводу происходящего. Итог — два противогаза, которые я собирал с оглядкой на экземпляры начала века, но вместо фильтров у них ржавые консервные банки. Впоследствии один из противогазов было решено использовать для фильма «Житие Гореслава Чуждоземного».

— Что ты думаешь насчет инстаграма и тумблера в качестве альтернативы официальному сайту? Не было ли идеи завоевывать неожиданные территории, например, снимать тик-токи с отскабливанием ржавчины от посудных принадлежностей под данжен-синт?

— Тумблер был очень интересной структурой, мне нравилась его аскетичность, которой можно было придерживаться, их у меня было два, они были похожи, но второй я решил вести в более аккуратной манере, если вы меня понимаете. Но у всего есть начало и у всего есть конец. Конец тумблеру пришел два или уже три года назад, когда владельцы этого ресурса решили банить весь контент с изображениями голого тела. Но, как сказал один мудрец по этому поводу, вместо того, чтобы вылечить палец, они решили ампутировать руку. К великому сожалению, эта платформа мертва, многие интересные аккаунты убиты этим действием. А ведь как все хорошо начиналось…

Про тик-токи мысль интересная, но пока ничего не могу сказать на этот счет. Такие вещи требуют концентрации, спокойствия и чего-то еще, чего сейчас во мне нет.

— Ты ведешь паблик «Радость сердца», какая у него идея?

— «Радость сердца» — это тайная шкатулка, которая возникла из древней шутки: создать паблик, который будет менять свою направленность каждую неделю. В таком виде он просуществовал примерно два-три месяца, а далее переквалифицировался в некую простую и сложную вещь, где каждый альбом — это своего рода субстанция, примерно отражающая то время, когда создавался конкретный альбом.

Мне нравится собирать разные странные, интересные фотографии, скриншоты и прочее. Иногда, правда, есть какая-то общая тема, будь то конкретное место, где были сделаны эти фотографии, или концентрация на предмете съемки, или несколько снимков одного автора, к которым я добавил схожие по настроению, как мне показалось, кадры. Исключением является альбом «ветвь примулы» — туда я выкладываю фото предметов, которые делаю сам. Также там есть несколько скрытых альбомов-посвящений кому-то или чему-то, например — посвящение вокалисту Christian Death.

Розз Уильямс (1963–1998), вокалист группы Christian Death

— У тебя был шумовой музыкальный проект Ruk-Ghat, но он почему-то исчез так же стремительно, как появился. Какая музыка тебя вдохновляет сейчас?

— Ruk-Ghat — это эксперимент, шаг ногой туда, где стопы моей не было, но были другие, от этого ощущения все работы и приостановились. То есть у меня был запал, минимум понимания инструментов, и на тот момент я общался с одним музыкантом шумовым, который меня вдохновлял в ту же степень двигаться, но постепенно пути наши разошлись, и я решил, что лучше сконцентрироваться на других вещах, а к музыке, возможно, вернуться через какое-то время.

Сейчас мои фавориты — это древний EBM, постпанк, панк, гот-рок, по-прежнему апокалиптик-фолк и дарк-амбиент, иногда синти-поп, данжен-синт и блэк, но в основном все до 2000-х… например например например

Мое знакомство с жанром EBM началось с интереса к таким коллективам как Skinny Puppy, Hocico, Suicide Commando. Именно ранние их работы зацепили грязным и сырым звуком, от которого впоследствии и те и другие все же отошли, но все же сохранили в себе нечто, несмотря на довольно большую известность, которая пришла к ним со временем.

Однажды в поисках каких-то исполнителей подобной направленности я наткнулся на несколько очень интересных сообществ вконтакте (нельзя не отметить: радость этой социальной сети в том, что она предоставляет доступ к большой коллекции разнообразной музыки, которую вне нее найти было бы непросто, и для меня это как глоток свежего воздуха в нашем мире запретов и ограничений).

Первое сообщество ведет, насколько я понимаю, француз Eric Braun, как-то связанный с подобной музыкой, и у него хороший вкус! Данное сообщество посвящено, как гласит аннотация в шапке группы, to the curious who wish to discover dark, disturbing, noisy or emotional musical alternatives from the past & present.

Вторым пускай будет это. Здесь — Rare EBM, Minimal, Industrial for the whole family. Прекрасная коллекция, по данной тематике. И все релизы примерно до 2000-х. Чудо, просто чудо.

Или вот — спокойный шум повседневности или ритуальные напевы, что так нужно иногда душе, но что тяжело найти среди мусора и мишуры в большинстве других сообществ.

Также встречаются релизы из древних, золотых 1970-1980-х, когда подобная магия еще имела место быть.

Еще хочется отметить вот это сообщество за приверженность к корням направления и меньшее внимание к тому, что можно назвать новой волной.

Однажды со мной произошла такая история. Мы прогуливались с приятелем на одном крупном заводском объекте, часть корпусов которого находится в ветхом, заброшенном состоянии.

Во дворе одного корпуса мы увидели человека с мольбертом, который рисовал с натуры руины завода, а буквально через минуту изниоткуда возник охранник и всем нам посоветовал покинуть это место, но человек с мольбертом попросил разрешения продолжить свою работу, ведь он более бесшумен, чем путешественники вроде нас. Охранник предложил ему отправиться в соседний корпус, что тот и сделал.

Я успел об этом забыть, но через некоторое время, когда искал какой-то даркфолк-альбом, случайно наткнулся на сообщество этого человека — это я понял по его творчеству, которое некой стрелой летит сквозь заводские руины, которые он рисовал.

— Из каких материалов ты делаешь маски и какие вообще материалы греют тебя как стекловата?

— Я люблю природные и архаичные материалытехники: металл, дерево, гипс, хлебный мякиш, кость, камень, бумагакартон тоже подходит. Питаю большую симпатию к цветным металлам, таким как медь и латунь, не люблю пластик и все искусственное. Но это плавающее правило в отношении резины, т.к. этот материал активно использовали в середине и немного в начале прошлого века — во времена войны, он кажется мне интересным.

— Вулканические породы, шрамы от удара молнией — в каких природных явлениях и простых вещах можно найти вдохновение и глоток жизни?

— Меня очень радуют гроза и шторм. Гроза, гром рождает внутри какое-то необъяснимое ликование. Также вьюга очень радует, если есть где скрыться, можно даже заварить чаю или чего покрепче…

— Не интересуешься ли ты работой стеклодувов?

— Работа со стеклом — это на данный момент еще не открытое мной ремесло, но хочется надеятся, что и до него руки дойдут. Но сейчас моя душа больше тяготеет к литью металла.

— Может ли ИИ с 3D-принтером стать самостоятельным художником и как подковать такую блоху?

— Мне кажется, к этому сделан уже огромный шаг, яндекс создал галерею нейросетевого искусства, и работы, представленные там, я нахожу крайне интересными. Вообще все, что касается ИИ и нейросетей, я считаю чем-то невероятным.

Несколько лет назад Илья Гришаев, пермский художник, рассказал мне про сайт, который может создать живописное изображение по схематичному наброску, там был выбор — городской пейзаж, кот или собака и что-то еще… И я подумал, что интересно было бы попробовать изобразить иной предмет и посмотреть, что в итоге выйдет — нужно сказать, что я получил несколько интересных результатов.

В Музее истории Пермского университета мне показывали вазу, напечатанную на 3D-принтере, навроде какой-то античной, и выглядело это довольно интересно. Но вообще я не питаю симпатий к пластикам, полимерам и прочим подобным материалам.

— Какие у тебя отношения со смертью и какую бы ты предпочел кладбищенскую оградку? Колдвейв или постпанк оркестр на похоронах? Последнее слово…

— Смешно говорить такие вещи, но темой смерти я больше интересовался в детстве, помню как спрашивал маму — когда мы умрем?

Последнее слово?.. Ох, ну тут я бы пожелал бы вам не сдаваться и идти наперекор, хоть это и сложно… Сквозь золу и мрак, сквозь смех и плач… И письма читать нужно утром, а перечитывать в уме или при свече…

Молчание помогает победить!