Счастье? — Спасибо, нет! Славой Жижек — о том, почему правда и счастье несовместимы

Уили планировал вломиться в фейсбук, собрать профили миллионов американцев, использовать их личную информацию для создания сложных психологических и политических портретов, а затем атаковать этих людей политической рекламой, разработанной специально для влияния на конкретный психологический тип.

В какой-то момент Уили испытал неподдельный ужас: «Это безумие. Кампания собрала психологические портреты 230 миллионов американцев. И теперь они хотят работать с Пентагоном? Это же как Никсон на стероидах».

Удивительной эту историю делает то, что она сочетает в себе элементы, которые мы обычно считаем полярными друг другу. Альтернативное правое движение (альт-райты) позиционирует себя как движение, представляющее интересы обычных белых работящих и глубоко религиозных людей, которые придерживаются традиционных ценностей и презирают развращенных чудаков типа гомосексуалов и веганов — а также интернет-задротов.

А тут мы узнаем, что их триумф на выборах был продуман и устроен именно таким задротом, который воплощает в себе ровно то, против чего они выступают…

Факт этот несет не только анекдотическую ценность: он четко демонстрирует бессодержательность альт-правого популизма, который вынужден полагаться на новейшие технологические разработки для поддержки своей хвалебной популярности в среде реднеков (мужланов). Кроме того, он развеивает иллюзию о том, что маргинальные компьютерные задроты автоматически придерживаются «прогрессивных» взглядов и выступают против системы. На более базовом уровне пристальное рассмотрение Cambridge Analytica ясно указывает на то, что хладнокровные манипуляции и любовь и забота о благосостоянии людей — это две стороны одной монеты. В своей книге «Новый военно-промышленный комплекс психологических операций с большими данными» Тамсин Шо пишет о «роли, которую частные компании играют в разработке и применении финансируемых государством поведенческих технологий». Самый показательный пример такой компании — это, конечно, Cambridge Analytica.

«Ключевую роль в истории фирмы играют два молодых психолога. Один — Михаил Косинский, который вместе со своим коллегой по Кембриджу Дэвидом Стиллуэллом разработал приложение, измеряющие индивидуальные черты личности путем анализа лайков в фейсбуке. Затем оно использовалось совместно с пенсильванским проектом World Well-Being Project, который специализируется в применении больших данных для оценки здоровья и уровня счастья с целью продвижения благополучия людей. Второй — Александр Коган, который также работает в области позитивной психологии, он писал работы на тему счастья, доброты и любви (в резюме указано, что одна из первых работ называлась „В кроличью нору: единая теория любви“). Он руководил Лабораторией просоциальности и благополучия при Кембриджском институте счастья».

Примечательным здесь является «странное слияние исследований на такие темы, как любовь и доброта, с интересами оборонной промышленности и разведки».

Почему подобные изыскания привлекают интерес со стороны британских и американских разведслужб и оборонных подрядчиков, а на фоне постоянно маячит Управление перспективных научно-исследовательских проектов Министерства обороны США? Олицетворяющий это сопряжение ученый — Мартин Селигман: в 1998 году он «основал движение позитивной психологии, которое изучает психологические особенности и привычки, отвечающие за истинное счастье и хорошее самочувствие. На волне движения выросла гигантская индустрия популярных книг о самопомощи и самосовершенствовании. В то же самое время его деятельность привлекла интерес и финансирование со стороны военной отрасли в рамках проектов по укреплению психологической устойчивости солдат».

То есть этот союз не был внешне навязан наукам о поведении «плохими» политиками-манипуляторами — он подразумевается самим направлением: «Цель этих программ — не просто анализ субъективных состояний души, но также и поиск средств, с помощью которых людей можно „подталкивать“ в направлении истинного благополучия — как его понимают позитивные психологи, то есть оно предполагает среди прочего жизнестойкость и оптимизм».

Проблема, разумеется, в том, что это «подталкивание» не влияет на человека в том смысле, что помогает ему преодолеть свою «неразумность». Современная бихевиоральная наука скорее «стремится эксплуатировать неразумность, а не преодолевать ее». Наука, ориентированная на развитие поведенческих технологий воспринимает нас исключительно как манипулируемые субъекты, а не рациональных агентов. Раз уж такие технологии становятся ключевым ядром американских военных и разведывательных киберопераций, похоже на то, что нам нужно прилагать больше усилий для того, чтобы подобные тенденции не оказывали влияния на ежедневную жизнь нашего демократического общества.

После того как разразился скандал вокруг Cambridge Analytica, все эти события и тенденции стали активно освещаться либеральными СМИ, и сформировавшийся в результате общий образ, в сочетании с тем, что мы также знаем о связи между последними разработками в сфере биогенетики (перепрограммирование человеческого мозга и т. д.), — это адекватный и пугающий образ новых форм общественного контроля, на фоне которого старый добрый тоталитаризм XX века смотрится всего-навсего примитивной и громоздкой машиной для доминирования.

Чтобы оценить весь масштаб контроля, нужно рассматривать не только связь между частными корпорациями и политическими партиями (как в случае Cambridge Analytica), но и взаимопроникновение работающих с данными компаний типа Google и Facebook и государственных служб безопасности. В своей (странным образом не снискавшей популярность) книге о Google Ассанж был прав: чтобы понять, как сегодня регулируются наши жизни, — и то, как мы считаем это регулирование своей свободой, нужно сделать упор на теневых отношениях между частными корпорациями, которые контролируют простой народ, и спецслужбами.

Нас не Китай должен шокировать, а мы сами — мы соглашаемся на такой же контроль и при этом верим в то, что в полной мере сохраняем свою свободу, а СМИ просто помогают нам осознать наши цели (тогда как китайцы прекрасно осознают, что их регулируют).

Главнейшее достижение нового когнитивно-военного комплекса заключается в том, что прямое и очевидное подавление более не необходимо: людей гораздо лучше можно контролировать и «подталкивать» в желаемом направлении, когда они продолжают считать себя свободными и автономными агентами своей жизни… Однако это хорошо известные факты, и нам следует сделать шаг дальше.

Преобладающая часть критики развивается в сторону срыва покровов: за невинно звучащими исследованиями на тему счастья и хорошего самочувствия различим темный скрытый гигантский комплекс общественного контроля и манипуляций со стороны объединивших усилия частных корпораций и спецслужб. Однако сегодня также срочно необходима и обратная мера: не просто задаваться вопросом, что за темное содержимое кроется за научными исследованиями счастья, а делать упор на самой форме. Так ли невинно научное изучение человеческого благоденствия и счастья (как минимум в том виде, как оно осуществляется сегодня) или оно уже само по себе пронизано идей контроля и манипулирования? А что, если это не просто злоупотребление научным знанием? А что, если это и есть надлежащее применение этим знаниям?

Нужно обратить внимание на недавний расцвет новой дисциплины — «исследование счастья».

Как так выходит, что в нашу эпоху одухотворенного гедонизма, когда цель жизни напрямую определяется как счастье, мы наблюдаем повсеместный рост тревожности и депрессии? Загадка этого самосаботажа счастья и удовольствия делает идеи Фрейда актуальными как никогда.

Как это часто бывает, развивающаяся страна третьего мира Бутан наивно выявил весь абсурд общественно-политических последствий такого представления о счастье: двадцать лет назад королевство Бутан решило делать упор не на ВНП, а на Валовом национальном счастье (ВНС); идея принадлежала бывшему королю страны Джигме Сингье Вангчуку, он хотел ввести Бутан в современный мир, сохранив при этом уникальную идентичность королевства. В условиях давления глобализации и роста материализма, а также подготовки крошечной страны к своим первым в истории выборам, безумно популярный новый король, получивший образование в Оксфорде 27-летний Джигме Кхесар Намгьял Вангчук поручил государственному ведомству рассчитать уровень счастья 670 тысяч подданных Королевства Бутан.

Чиновники говорят, что уже провели опрос порядка тысячи человек и составили список параметров счастья, схожий с Индексом человеческого развития ООН. Основные пункты — психологическое хорошее самочувствие, здоровье, образование, качество государственного управления, уровень жизни, жизнеспособность и активность сообществ, экологическое разнообразие… Это и есть культурный империализм, если он вообще существует.

Давайте рискнем и сделаем еще шаг вперед: разберем потайную сторону понятия самого счастья. Когда именно о людях можно сказать, что они счастливы?

В стране типа Чехословакии в конце 1970-х или 1980-е годы люди в каком-то смысле определенно были счастливы. Три фундаментальных условия для счастья были выполнены. Их материальные нужды были на базовом уровне удовлетворены, но не слишком удовлетворены, поскольку избыточное потребление само по себе может рождать несчастье. Полезно время от времени испытывать кратковременный дефицит некоторых товаров на рынке (пару дней нет кофе, после нет говядины, затем телевизоров). Эти короткие периоды дефицита служили исключением, которое напоминало народу, что он должен быть доволен тем, что эти товары в целом доступны; если все доступно все время, человек воспринимает эту доступность как очевидное свойство жизни и более не ценит своего счастья. Потому жизнь текла размеренно и предсказуемо, без особых усилий или потрясений, и при этом человек мог отлучиться в свою личную нишу.

Вторая крайне важная черта: существовал Другой (Партия), которого можно было винить во всех невзгодах, так что люди не ощущали особенной личной ответственности. Если возникал временный дефицит каких-то товаров или даже когда урон наносила грозовая погода, это была «их» вина. И последнее, но не менее важное: было Другое место (потребительский Запад), о котором всякому было дозволено мечтать — а иногда и посещать его. Это место очень правильно располагалось: не очень далеко и не очень близко. Хрупкое равновесие было нарушено — но чем? Именно что влечением, устремлением, страстью. Именно эта сила вынудила людей двигаться дальше — и очутиться в конечном итоге в рамках системы, где подавляющее большинство жителей менее счастливы…

То есть счастье само по себе — путаное, неопределенное, непоследовательное состояние. Вспомните анекдотичный ответ немецкого иммигранта в США, который на вопрос «вы счастливы?» ответил: “Yes, yes, I am very happy, aber glücklich bin ich nicht…” — «Да, я очень счастлив (по-английски), но я не счастлив (по-немецки).

Это языческая категория: у язычников целью жизни является счастливая жизнь («и жили они долго и счастливо» — это христианизированная версия язычества), а религиозный опыт или политическая деятельность сами по себе считаются высшей формой счастья (см. Аристотель). Неудивительно, что сам Далай-лама крайне успешно проповедует по всему миру свое видение счастья, и неудивительно, что очень большой отклик он находит именно в Штатах, этой главнейшей империи (поиска) счастья… Счастье основано на неспособности или неготовности субъекта полностью брать на себя ответственность за последствия своих желаний: цена счастья заключена в том, что субъект застревает в непоследовательности своих желаний.

Каждый день мы (делаем вид, что) желаем вещи, то есть в конечном счете самое плохое, что случится, — это то, что мы получим то, чего «официально» хотим. Потому счастье по природе своей лицемерно: это счастье мечтаний о том, чего мы на самом деле не хотим.

А не видим ли мы схожие ужимки в большей части левацкой политики? Когда радикальная левацкая партия проигрывает выборы и не приходит к власти, человек распознает в себе скрытый вздох облегчения: слава богу, что проиграли, ведь кто знает, в какие неприятности могли бы угодить, если бы победили… В Великобритании многие левые партии в частном порядке признают, что почти-победа лейбористов на последних выборах — это было лучшее, что могло произойти, гораздо лучше, чем неопределенность, которую повлекли бы за собой попытки лейбористского правительства проводить в жизнь свою программу. То же самое можно сказать о перспективе победы Берни Сандерса: каковы были бы его шансы против натиска крупного капитала?

Мать всех этих телодвижений — советская интервенция в Чехословакии, которая подавила Пражскую весну и ее надежды на демократический социализм. Давайте представим положение в Чехословакии без советского вмешательства: очень скоро «реформистское» правительство столкнулось бы с тем фактом, что на тот исторический момент у демократического социализма не было реальных шансов. То есть ему бы пришлось выбирать между тем, чтобы снова насаждать контроль партии — ставить четкие границы свобод, — и тем, чтобы позволить Чехословакии стать одной из западных либерально-демократических стран.

В каком-то смысле советское вмешательство спасло Пражскую весну: оно сберегло мечту — надежду на то, что без вмешательства возникла бы новая форма демократического социализма…

И разве не нечто подобное случилось в Греции, когда правительство левой партии «Сириза» организовало референдум против брюссельских мер жесткой экономии? Многие внутренние источники подтверждают, что правительство втайне надеялось проиграть референдум, потому что в таком случае ему пришлось бы отступить и доверить грязную работу жестких мер экономии другим. Но поскольку они выиграли, задача досталась им, и результатом было саморазрушение, саморазгром радикальных левых в Греции… Без сомнений, «Сириза» были бы гораздо более счастливы, если бы проиграли на референдуме.

Возвращаясь к отправной точке: нас не просто контролируют и нами манипулируют, а на самом деле «счастливые» люди тайно и лицемерно жаждут, чтобы ими манипулировали на их же благо. Правда и счастье несовместимы.

Правда причиняет боль, несет нестабильность, нарушает спокойное течение нашей жизни. Выбор за нами: хотим мы быть счастливыми объектами манипулирования или мы хотим подвергнуть себя риску подлинного созидания?