Мартин Хайдеггер и Карл Ясперс: история дружбы, пережившей нацизм

В 1933 году философ Мартин Хайдеггер гостит у своего коллеги Карла Ясперса в Гейдельберге. Уходя, он вдруг говорит: «Надо включаться», имея в виду усиление национал-социализма. Ясперс не отвечает. 1 мая 1933 года Хайдеггер вступает в НСДАП — через 10 дней после назначения на пост ректора в университете Фрайбурга. Так два ведущих философа того времени оказались по разные стороны идеологического раскола в гитлеровской Германии. Яна Титоренко — о том, как им все-таки удалось сохранить свою дружбу.

Они сошлись. Волна и камень

Карл Ясперс, профессор философии из Гейдельберга, и Мартин Хайдеггер, молодой фрайбургский преподаватель, знакомятся в 1920 году на праздновании дня рождения Эдмунда Гуссерля. Ясперс к этому времени уже опубликовал «Психологию мировоззрений» и обретает широкое влияние. Он известнее, масштабнее Хайдеггера, но слава последнего как учителя и толкователя классических философских текстов заставляет Ясперса искать знакомства с ним. Ханна Арендт потом скажет о своем наставнике Хайдеггере:

«Ураганный ветер, сквозящий через все мышление Хайдеггера, — как и тот, другой, что еще и сейчас, по прошествии двух тысячелетий, веет нам навстречу со страниц платоновских сочинений, — родом не из нашего столетия. Он происходит из изначальной древности и оставляет после себя нечто совершенное, нечто такое, что, как и всякое совершенство, принадлежит изначальной древности».

К моменту встречи с Ясперсом Хайдеггер еще не был знаменит. Он моложе на шесть лет, до написания «Бытия и времени» еще далеко, но его семинары, несмотря на запредельную требовательность преподавателя, привлекают студентов.

Чтобы проиллюстрировать почти мистическое обаяние Хайдеггера, достаточно упомянуть, что в будущем за ним из Фрайбурга в Марбург переедет шестнадцать учеников. Его назовут «тайным волшебником из Мескирха» и «королем философии».

Мартин Хайдеггер. Источник

Ясперса и Хайдеггера в 1920-х сближает схожее прошлое: оба пришли в философию из «смежных» дисциплин. Ясперс — доктор медицины, практикующий психиатр, Хайдеггер — теолог, учившийся во Фрайбургской семинарии и на теологическом факультете Фрайбургского университета. Но, кроме того, у них общий взгляд на проблему развития философии. Оба относятся к ней исключительно серьезно, выступают против засилья посредственностей в университетской среде и тайно мечтают изменить мир.

Между ними завязывается переписка. С большими перерывами она продлится больше сорока лет и закончится только со смертью Ясперса в 1963 году. Тон переписки можно увидеть из подписей: «Глубокоуважаемый господин профессор!» (21.04.1920), «преданный Вам К. Ясперс» (21.01.1921), «…благодарный Вам Мартин Хайдеггер» (19.11.1922), «…Не менее благодарный, чем Вы, Карл Ясперс» (24.11.1922), «…Ваш верный друг Мартин Хайдеггер» (19.06.1923), «…Будем крепить нашу дружбу! Ваш Карл Ясперс» (20.06.1923), «С надежным рукопожатием, Ваш Мартин Хайдеггер». Всего — 155 писем и набросков. На некоторых стоит примечание «не отправлено».

Рождение дружбы из духа сопротивления

Ясперс и Хайдеггер очарованы друг другом, они делятся всем и не только интенсивно обмениваются письмами, но и, встречаясь, ведут устные беседы — чаще всего в гейдельбергской квартире Ясперса. Он обычно и доминирует в этих разговорах. Природная скрытность Хайдеггера вынуждает хозяина дома говорить больше, чем обычно.

Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру

Гейдельберг, 6 сентября 1922

Я представляю себе, как мы живем вместе: каждый в своей комнате (моя жена в отъезде), каждый делает что хочет, а еще мы — кроме трапез — встречаемся, когда хотим, и говорим друг с другом, в особенности вечерами или в иное время, без всякого принуждения.


Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 19 ноября 1922

Дорогой г-н Ясперс!

Восемь дней, проведенных у Вас, постоянно со мной. Внезапность, полное отсутствие внешних событий в эти дни, твердость «стиля», в каком один день безыскусно перерастал в другой, лишенная сантиментов, суровая поступь, которой к нам пришла дружба, растущая уверенность обеих сторон в боевом содружестве — всё это для меня непривычно и странно в том смысле, в каком мир и жизнь непривычны и странны для философа.


Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру

Гейдельберг, 5 декабря 1929

Дорогой Хайдеггер!

С незапамятных времен я не слушал никого так внимательно, как Вас сегодня.

Оба чувствуют себя стесненными «профессиональной философией», представленной Генрихом Риккертом (Heinrich Rickert) в Гейдельберге и Эдмундом Гуссерлем (Edmund Husserl) во Фрайбурге. Ясперсу не нравится «мелкобуржуазный» характер семьи последнего, его возмущает пристрастие Гуссерля к академической формальности и сдержанность в отношениях с учениками.

К этому времени Хайдеггер уже посвятил университетскую работу на получение доцентуры, написанную в 1916 году, Риккерту. Работая во Фрайбурге, тот своим влиянием определял, какое место мог бы занять его ученик. У Хайдеггера были причины не любить Риккерта за недостаточное внимание, но посвящение он всё же оставил. Позднее Ясперс, должно быть, чувствовал, что Хайдеггер предал их дух борьбы еще раз, посвятив в 1927 году «Бытие и время» Гуссерлю.

Такие незначительные уступки профессиональному сообществу заставляли Ясперса подозревать, что его коллеге, с которым они так славно проводят время, не хватает искренности и прямолинейности. У этого недостатка, в целом свойственного парадоксальной фигуре Хайдеггера, находились и более ранние признаки.

Ясперсу говорили, что Хайдеггер насмехается над его эссе «Идея университета», но, когда он спросил об этом напрямую, Мартин всё отрицал.

Ясперс поверил ему, но слухи, от которых сложно было избавиться, сохранялись на протяжении всех 1920-х.

«…ежегодные вплоть до 1933 года тесные встречи в Гейдельберге и постоянная мысль о несохраненном друге оставили в нем такой след, что можно спросить, не был ли Ясперс, несмотря на свое старшинство, ранним и тайным учеником Хайдеггера».

Владимир Бибихин, философ, переводчик Хайдеггера

Первые разногласия

Политическая катастрофа, случившаяся позднее с Ясперсом и Хайдеггером — лишь одна из неудач, постигших их отношения. Они расходились, казалось, даже в самом ничтожном. Ясперс вел расслабленный образ жизни, зависел от «внезапности озарения». Хайдеггер упрекал его за «отсутствие дисциплины». Замечая склонность Ясперса поздно вставать и валяться на диване, Хайдеггер с раздражение спрашивал: «Вы когда-нибудь работали?» Разрыв между ними, если взглянуть с расстояния нашего времени, кажется результатом фундаментальных, вероятно, непреодолимых различий.

«Представляется несомненным: философия Хайдеггера в значительно большей степени занимала Ясперса, нежели его собственная — Хайдеггера».

Игорь Михайлов, переводчик переписки

Через некоторое время после прихода к власти Гитлера в 1933 году Хайдеггер привычно гостит у Ясперса. Он покупает пластинку григорианской церковной музыки, философы слушают ее, много говорят. Расставание проходит тепло, и следующие письма ничем не выдают напряжения. Но именно тогда, собираясь уезжать, Хайдеггер говорит о национал-социализме и вдруг произносит: «Надо включаться». Ясперсу включаться не хочется.

В 1932 и 1933 году философы отправляют друг другу всего лишь пару писем, потом — долгая тишина. Последнее письмо довоенного периода датировано 16 мая 1936 года. В бумагах Ясперса оно есть, а в архиве Хайдеггера — нет. Возможно, послание не дошло до адресата, что и вызвало значительный перерыв в общении. Ясперс пишет письма в 1942 году и в 1948 году, но не отправляет их. Публикациями оба продолжают обмениваться и дальше: Ясперс шлет Хайдеггеру свои тексты до 1938 года, Хайдеггер ему — и во время войны.

Речь при восшествии на престол

21 апреля 1933 году Хайдеггера избирают ректором Фрайбургского университета. Через десять дней, 1 мая, он вступает в НСДАП, а 20 мая подписывает публичную телеграмму, направленную ректорами Адольфу Гитлеру.

Свою инаугурационную речь, первую речь в качестве ректора (Rektoratsrede), Хайдеггер называет «Самоутверждение немецкого университета» (Die Selbstbehauptung der deutschen Universität).

Обычно о ней говорят как о публичном одобрении Хайдеггером нацизма. Хотя некоторые философы (Жак Тамино или Эдуард Лангвальд), напротив, предлагают считать речь вызовом гитлеризму и попыткой отстоять автономию университетов.

Разночтение связано с тем, что сложный, запутанный язык Хайдеггера никогда не понятен наверняка.

В речи Хайдеггер заявляет, что «наука должна стать силой, формирующей тело немецкого университета». Он связывает понятие «наука» с исторической борьбой немецкого народа:

«Воля к сущности немецкого университета — это воля к науке, а также воля к исторической духовной миссии немецкого народа как народа [Volk], который знает себя в своем государстве [Staat]. Вместе наука и немецкая судьба должны прийти к власти в воле к сути».

Речь завершается призывом к немецкому народу «выполнить свою историческую миссию».

Историк Хьюго Отт пишет, что, по настоянию Хайдеггера, профессора при вступлении в должность должны быть петь «Песню Хорста Весселя» (гимн НСДАП) и салютовать партийным приветствием. Хайдеггер пытается ввести среди преподавателей «суды чести» и поручает заниматься со студентами военным делом. Тон его циркуляров, резкий и властный, заставляет профессорскую элиту Фрайбурга жаждать отставки нового управляющего. Хайдеггер же быстро добивается того, что внутри университета его слово становится почти законом.

Разрыв с Ясперсом

В июне 1933 года Хайдеггер выступает с еще одной речью. В ней он утверждает, что университет должен «обучать лидеров государства» — в духе платоновского диалога «Государство». Хайдеггер читает ее перед Студенческой ассоциацией Гейдельбергского университета — учебного заведения, где работал Ясперс.

Карл Ясперс. Источник

Тот пишет о выступлении коллеги:

«По форме это была мастерская лекция, а по содержанию — программа национал-социалистского обновления университета».

Они снова встречаются, и Ясперс четко осознает глубинную пропасть, пролегающую теперь между ними, а Хайдеггер ее словно бы не замечает. Он всерьез говорит коллеге о существовании «опасного международного союза евреев» и кажется Ясперсу «одурманенным».

Когда Ясперс спрашивает, как такой необразованный человек, как Гитлер, может управлять Германией, Хайдеггер возражает: «Образование совершенно неважно — вы только посмотрите на его чудесные руки!»

Ясперс вспоминает их последнюю встречу:

«За столом он сказал слегка сердитым тоном: это безобразие, что существует столько профессоров философии — во всей Германии следовало бы оставить двух или трех. „Кого же?“ — спросил я. Никакого ответа».

Хайдеггер заводит этот разговор в доме Ясперса. Для него в этом, очевидно, нет никакого вызова, он проговаривает их совместные тезисы, звучавшие ранее сотни раз в этой же самой квартире. Оба многократно говорили, что всю университетскую среду нужно переделать, что философией должны заниматься только избранные по «аристократическому принципу». И Хайдеггер, и Ясперс безжалостно выбрасывали из этого списка других своих коллег. Но теперь ситуация меняется. Ясперс чувствует и знает, что среди этих «двух или трех» уже не может быть его имени: его жена Гертруда — еврейка.

«Различие состоит в том, что на вопрос „кого же?“ он не может ответить: „тебя и меня“; он нарциссически включает себя в узкое множество, откуда другой исключен логикой новых обстоятельств, которые только на поверхностный взгляд не имеют к философии никакого отношения. Впоследствии, через три года, Хайдеггер придет в римскую квартиру своего бывшего студента, изгнанника Карла Левита, в пиджаке, на лацкане которого будет красоваться значок национал-социалистической партии, чем вызовет недоумение последнего».

Михаил Рыклин

Парадоксы ректора

Осенью 1933 года Хайдеггер становится первым ректором-фюрером Фрайбургского университета (это значит, что теперь ректор не будет избираться сотрудниками, его назначит министерство образования). Историк Хьюго Отт приводит в книге дневниковую запись прелата Иозефа Зауэра, которого Хайдеггер сменил на посту ректора (не считая очень короткого ректората Мёллендорфа), от 22 августа 1933 года:

«И всю эту кашу заварил у нас этот дурень Хайдеггер, которого мы избрали ректором [в надежде], что с ним в Университет придет новая духовность. Какая ирония! Теперь нам не остается ничего другого, как надеяться, что другие немецкие, прежде всего прусские, университеты не сделают вслед за нами этот шаг в бездну, хотя их довольно явно к этому подталкивают. В таком случае эта баденская диковинка сама собой уйдет в небытие».

В декабре 1933 года Хайдеггер пишет негативный отзыв на Эдуарда Баумгартена в адрес руководителя нацистской профессуры города Геттингена, где тот преподает после разрыва с Хайдеггером (они были друзьями, но поссорились, потому что Хайдеггер раскритиковал статью Баумгартена об американском прагматизме):

«По своему семейному происхождению и идейной ориентации доктор Баумгартен принадлежит к числу либеральных демократов, близких к Максу Веберу. Находясь здесь [во Фрайбурге], он ни в коей мере не был национал-социалистом. Я был удивлен, когда услышал, что он читает лекции в Геттингене: я не могу понять, на основании каких научных работ он получил право преподавать. После разрыва со мной он поддерживал частые и интенсивные контакты с евреем Франкелем (Frankel), который преподавал в Геттингене и лишь недавно был изгнан от нас [на основании нацистских расовых законов]».

Эта записка, больше похожая на донос, попадает в руки Баумгартена, ее копия оказывается и у Ясперса. Тот говорит о знакомстве с этим хайдеггеровским текстом как о «решающем опыте своей жизни».

В 1938 году Хайдеггер не приходит на похороны своего учителя, еврея Эдмунда Гуссерля, а до этого — исполняет приказ запретить ему пользоваться университетской библиотекой. Его вина кажется очевидной, не нуждающейся в доказательствах. Не говоря напрямую о своем антисемитизме, он делает достаточно, чтобы стать преступником.

Но история сохраняет фрагменты жизни другого Хайдеггера — того, который запрещает вывешивать антиеврейские плакаты, выбивает стипендию для своего ассистента-еврея Вернера Брока, запрещает сожжение книг перед университетом, состоит под надзором гестапо. Этот другой Хайдеггер приглашает Виктора фон Вайцзеккера прочесть первую лекцию в рамках «политического просвещения» — обязательной дисциплины, введенной в университетах нацистами. Вайцзеккер — не нацист. Больше того, когда один из студентов перед лекцией выходит сказать вводное слово о национал-социализме, Хайдеггер велит «прекратить треп». Он переживает разлад с идеологией партии задолго до крушения гитлеровского режима.

23 апреля 1934 года Хайдеггер подает в отставку. Ее принимают 27 апреля. Философ остается членом как факультета, так и партии до конца войны, но не принимает участия в партийных собраниях.

В 1937 году нацисты увольняют Ясперса. Он пишет:

«Я получил от Гитлера восьмилетний отпуск, без которого я не разработал бы свою позднюю философию и не приобрел бы знаний, нужных для написания истории великих философов».

Преступления и наказания

Сразу после Второй мировой войны Хайдеггера увольняют из Фрайбурга с запретом преподавать. Он просит фрайбургскую Комиссию по чистке обратиться за отзывом о нем к Карлу Ясперсу. Никого ближе у него уже нет. Ясперс характеризует бывшего друга как аполитичного идеалиста, что, впрочем, по мнению Ясперса, не оправдывает его вину. В 1949 году, после нескольких лет расследования, французские военные классифицируют Хайдеггера как Mitläufer («попутчика», только пассивно симпатизирующего нацизму).

Запрет на преподавание снимают в 1951 году. С просьбой о снятии обращается Ясперс. Он настаивает, что у студентов должна быть возможность общаться с великой философской традицией. Всё радикально меняется: теперь Ясперс оказывается в рядах победителей, а Хайдеггер — среди тех, кто уже никогда не победит. И Ясперс милосердно оказывает бывшему другу ряд необходимых уступок.

Ясперс пробует объяснить поведение Хайдеггера — себе и другим. Он сравнивает его с «мечтательным мальчиком», который дал себя увлечь «зловещему».

Хайдеггер с радостью принимает на себя эти оправдания, делая акцент на собственной наивности в политических вопросах. В объяснении 1945 года он настаивает на полной неискушенности в политике из-за длительного пребывания в высоких духовных сферах.

Но и фрайбургской комиссии, и Ясперсу, который хранит у себя характеристику на Баумгартена, не очень понятно, почему столь блестящему уму понадобилось так много времени, чтобы заметить мрак вокруг и почему он действовал так, словно испытывал глубочайшую эйфорию. Интеллектуально Ясперс всё же оправдывает его, политически не находя оправданий для всего немецкого народа.

«Мы не вышли на улицу, когда депортировали наших еврейских сограждан, мы не протестовали <…> Мы жили в государстве, которое совершило эти преступления. Мы сами, правда, в моральном и юридическом смысле слова, невиновны. Но поскольку мы были гражданами этого государства, мы не можем отделить себя от него. А это означает, что вместе с новым государством мы отвечаем за содеянное государством преступным. Мы должны нести последствия. Это означает политическую ответственность (Haftung)».

Карл Ясперс

Хайдеггер не совершил в конечном счете ничего юридически наказуемого, но до конца жизни предпочитал хранить молчание относительно своих политических симпатий. В марте 1950 года он пишет Ясперсу самое важное свое письмо, где выделяет курсивом принципиальный момент. Для него, всегда чутко обращавшегося со словом, такое признание — почти капитуляция. Это понимает и Ясперс, и переписка между философами вдруг возобновляется почти с прежней интенсивностью, с прежним дружелюбным, заинтересованным тоном.

Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 7 марта 1950 г.

Я не приезжал в Ваш дом с 1933 года не потому, что там жила еврейская женщина, а потому, что мне просто было стыдно. С тех пор я не бывал не только в Вашем доме, но и в городе Гейдельберге, который я ценю как таковой только благодаря Вашей дружбе.

Когда в конце 30-х вместе с чудовищными преследованиями началось самое страшное, я тотчас подумал о Вашей жене. Через проф. Вильзера, которого я здесь тогда знал и который имел близкие связи с тамошним окружным руководством, я получил твердые заверения, что с Вашей женой ничего не случится.


Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру

Базель, 19 марта 1950 г.

Вы простите мне, если я выскажу то, о чем иногда думал: казалось, по отношению к национал-социалистским явлениям Вы вели себя как ребенок, мечтающий, не знающий, что он делает, слепо и бездумно вовлекаясь в предприятие, которое видится ему совсем иным, нежели оно есть в реальности, а затем в недоумении стоит перед развалинами и опять плывет по воле волн.

Документальный фильм «Автопортрет», в котором Карл Ясперс рассказывает о своей жизни

Восстановление отношений

Хайдеггер и Ясперс аккуратно обсуждают будущую встречу. Оба с опаской ее желают. Рюдигер Сафрански отмечал:

«В отношениях между обоими стороной, к которой стремятся (das Umworbene), был Хайдеггер».

Читая послевоенные письма, трудно избавиться от ощущения, что, хотя Ясперс определяет условия встречи, в плане философском бывший друг интересует его больше, чем он Хайдеггера. И всё же Ясперс обижен. Он чувствует, что не высказал до конца всех упреков и что достаточных извинений с противоположной стороны так и не прозвучало.

Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 8 апреля 1950 г.

Но, несмотря ни на что, дорогой Ясперс, несмотря на смерть и слезы, несмотря на страдания и ужас, несмотря на нужду и муки, беспочвенность и изгнание, в этой бесприютности свершается не ничто; в ней скрывается преддверие Рождества, чьи самые далекие знаки мы, вероятно, всё же можем ощутить в легком дуновении и должны воспринять, чтобы сохранить их для будущего, загадку которого не разгадает никакая историческая конструкция, и уж, конечно, не сегодняшняя, мыслящая исключительно технически.

Я слышал, что летом Вы будете читать лекции в Гейдельберге. Вы, наверное, едва ли захотите остановиться здесь, во Фрайбурге. Но если будете проезжать через Фрайбург, сообщите мне время, я подойду к поезду, чтобы по меньшей мере пожать Вам руку.


Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру

[пометка: не отправлено]. Базель, 26 марта 1963 г. [исправления сделаны рукой Ханны Арендт]

Дорогой Хайдеггер!

<…>

Я шлю Вам привет из дальнего далека, не забывая, ничего не забывая, по-прежнему в беспокойстве, что, вопреки очевидности, быть может, все-таки удастся посредством предметного обсуждения — насколько философствование вообще можно назвать предметным в обыденном смысле слова — вновь отыскать то человеческое место, которое, судя по письмам, недавно мною перечитанным, на краткий миг в 1923 году показалось нам общими нас обоих.

С добрыми пожеланиями Вам,

Карл Ясперс


Мартин Хайдеггер — Гертруде Ясперс

[Телеграмма с соболезнованием, отправлена 2. III. 69] В память о давних годах, с уважением и участием.

Мартин Хайдеггер

«Запрещенная» глава «Философской автобиографии» Ясперса (расширенное издание 1977 года), озаглавленная «Хайдеггер», проливает свет на противостояние, каким его пережил Ясперс. Он написал эту главу в середине 1950-х годов, в те же месяцы, когда и все остальные главы, но настоял, чтобы опубликовали ее только после его смерти и смерти Хайдеггера. Все ждали «сенсационного разоблачения» связи Хайдеггера с нацистами. Но Ясперс написал, что к 1933 году знал Хайдеггера больше десяти лет и никогда не замечал в нем никаких признаков симпатий к национал-социализму. Он винил себя в том, что ничего не сказал и ничего не сделал, чтобы показать Хайдеггеру чудовищность его ошибки.

«На широком скалистом плоскогорье высоко в горах издавна встречались философы одного времени. Оттуда открывается вид на заснеженные вершины гор, а ниже видны долины, где живут люди; горизонт простирается до самого неба. Солнце и звезды там ярче, чем в других местах… Воздух чист и прохладен… Попасть туда не представляет особого труда… надо только решиться время от времени оставлять свое жилище (Behausung), чтобы там, наверху, узнавать подлинное (was eigentlich ist). Там философы вступают между собой в беспощадную борьбу. Они захвачены силами, которые борются друг с другом посредством человеческих мыслей… Ныне на такой высоте уже, кажется, никого не встретишь. Мне показалось, что я встретил там одного, всего одного. Но он оказался моим учтивым врагом. Ибо силы, которым служили мы, были непримиримы. Вскоре мы уже не могли говорить друг с другом. Радость превратилась в безутешную боль, как если бы была упущена возможность, бывшая где-то рядом. Так случилось у меня с Хайдеггером».

Карл Ясперс

Последнее слово — поэтам

14 февраля 1967 года во Фрайбургский университет приезжает поэт Андрей Вознесенский. Хайдеггер приходит его послушать, они ужинают вместе. Вознесенский вспоминал:

«Он таится в темном углу моей памяти, глубоко уходя корнями, сидит в полумраке ресторанчика, примериваясь к венскому шницелю, — крепко сидит. Последний гений европейской мысли. <…>

Это был другой Хайдеггер — властный, но без высокомерия, и одновременно какой-то беспомощный и рухнувший внутри, с каким-то душевным сломом.

<…> Я поворачиваю зрачки внутрь, вглядываюсь в память, различаю уже не только великую лобную кость, но и острые рысьи бровки, щетинку усов, похожую на щепотку для ногтей, добротный костюм-тройку и напряженные глазки, которые по ходу разговора начинают теплеть и отсвечивать коньячным огоньком. Я ищу в нем отсвет любви к его марбургской студентке, юной экзистенциалистке, неарийке Ханне Арендт, и трагедию разрыва с ней. Но лицо непроницаемо».

Хайдеггер говорит в тот вечер:

«Поэзия есть приношение даров, основоположение и начинание. Это значит не только то, что у искусства есть история, но это значит, что искусство есть история».

Хайдеггер несет воду из колодца. Источник

Перед выступлением во Фрайбурге Пауля Целана 24 июля 1967 года 78-летний Хайдеггер обходит книжные магазины города и просит их выставить на витрины книги Целана. Философ приглашает Целана в свой дом в Тодтнауберге, шварцвальдской деревне. Целан едет и пишет Хайдеггеру стихотворение «Тодтнауберг». По форме — это обрывок строчки, дробленое на кусочки предложение, по смыслу — попытка наконец высказать абсолютно невозможное, завуалированный упрек, вопрос о годах молчания и одобрения режима. «Смутность, в дороге после, явственна». Целан надеется и ждет, что Хайдеггер откликнется, прочтет между строк его просьбу и выскажется, наконец, о нацизме, предостережет новые поколения по поводу его возрождения. Но Хайдеггер молчит, отделавшись расплывчатым воспоминанием об их общем дне. Как молчал и до этого.

Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 22 июня 1949

Не стоит говорить об одиночестве. Хотя это единственный край, где мыслитель и поэт в меру своих человеческих способностей защищают бытие.

Из этого края я и шлю Вам сердечный привет.

Ваш

Хайдеггер


Что почитать

  • Рюдигер Сафрански «Хайдеггер: Германский мастер и его время»
  • Мартин Хайдеггер / Карл Ясперс. Переписка 1920-1963
  • David Farrell Krell «The Heidegger-Jaspers Relationship»
  • Михаил Рыклин «Метаморфозы великих гномов»
  • Алекс Стайнер «Дело Мартина Хайдеггера, философа и нациста»
  • Хьюго Отт «Мартин Хайдеггер: Политическая жизнь»
  • Ольга Власова «Ясперс и Хайдеггер: по следам утраченных разговоров»