«Сдам его в детский дом и умру»: кто и как помогает в России мамам с детьми, оказавшимся в тяжелой ситуации
Кризисные центры или шелтеры (от англ. shelter — убежище) для женщин с детьми предоставляют временное проживание, помогают найти работу, устроить ребенка в детский сад или школу, предлагают помощь психологов, юристов и соцработников. Эта поддержка позволяет маме встать на ноги и начать жить самостоятельно. «Нож» разобрался, как работают шелтеры в Татарстане — кому они помогают, а кому нет, из-за каких проблем женщины обращаются в кризисные центры чаще всего и почему их адреса приходится держать в секрете.
История благотворительного фонда «Благие дела» и его шелтера «Мамин дом» началась в роддоме. Алия Байназарова только родила старшего сына. Еще одна пациентка в общей палате ни с кем не общалась, ребенка на кормление ей не приносили. Однажды к ней зашла педиатр и спросила: «Вы точно решили? Тогда пишите отказную». Оказалось, муж ее бросил, а ребенок был так похож на отца, что женщина решила отдать его в приют, лишь бы не видеть. К тому же у нее недавно умерла мама, из-за чего она сильно переживала.
Вечером Алия пошла в детское отделение и попросила этого новорожденного. «Я принесла ребенка, положила ей на кровать и сказала: „Корми“. Она проигнорировала. Тогда я сама приложила ребенка к ее груди, он вцепился и начал жадно кушать. Наконец, она обняла сына, посмотрела на него и заплакала», — рассказывает Алия. В итоге женщина забрала отказную. Когда она выписывалась, ее встречала счастливая делегация родственников.
Эту историю Алия вспомнила в 2015 году, когда решила заняться благотворительностью и выбирала направление: «Раньше я уже возила подгузники в дома малютки, устраивала праздники деткам постарше, но понимала, что такая помощь не несет системных изменений. А мне хотелось именно таких». Она решила помогать женщинам с детьми, оказавшимся в сложной жизненной ситуации.
Простые люди
По статистике благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам», каждый год у 40 тысяч родителей изымают детей, и лишь в 8% случаев — из-за реальной угрозы для жизни и здоровья. Во всех остальных можно было бы избегнуть этого, но женщины не знали, куда обратиться. О существованиии шелтеров многие из них даже не подозревают. Кризисные центры не дают рекламу. Не только потому, что в бюджете нет лишних денег. Они просто не справятся с наплывом обращений и не смогут помочь всем нуждающимся: спрос значительно превышает предложение. Поэтому о фондах узнают из социальных сетей или по сарафанному радио, реже — от работников социальных служб, органов опеки или роддомов.
Отказничество в родильных домах — область компетенции государственных социальных служб. Некоммерческие организации в основном подключаются на более поздних стадиях. Запрос на помощь может поступить от родственников или, например, небезразличных педагогов школы, в которой учится ребенок, но чаще всего поступает от самих женщин. По словам Александра Головатенко, руководителя программы профилактики социального сиротства и укрепления семьи благотворительной организации «Детские деревни SOS» в Татарстане, на каждый бюджетный приют приходится не больше двух-трех круглых сирот.
Большинство воспитанников детских домов республики — социальные сироты с живыми родителями, которые отказались от ребенка в роддоме, были лишены родительских прав или находятся в местах лишения свободы.
Если бы службы помощи подключились до момента подписания отказной, у ребенка было бы больше шансов остаться в семье.
Причин отказа от ребенка множество. Отсутствие поддержки со стороны отца ребенка и родственников, отсутствие документов, жилья и средств к существованию. Часто в доме малютки оставляют детей с физическими или ментальными особенностями. Социальный статус родителей тоже играет роль. Как правило, в Татарстане это не монстры, а простые люди в непростых обстоятельствах. По статистике «Детских деревень SOS», в половине случаев от детей отказываются трудовые мигранты. Около 20% родителей — сами бывшие воспитанники детских домов, 15% — родители с алкогольной или наркотической зависимостью. В 7–8% случаев отказываются женщины, забеременевшие в результате изнасилования.
Ответ положительный
Часто женщин обвиняют в том, что нужно было предохраняться. Но именно этому их, как правило, не учили. Сексуального воспитания может не быть и в полной интеллигентной семье, а в детском доме — тем более. Часто на незащищенном сексе настаивает партнер. Бывает и желанная беременность, во время которой партнер неожиданно передумал. Это тоже может стать причиной для отказа.
Аборт для многих неприемлем по этическим и религиозным соображениям. Кризисные центры, особенно с религиозным бэкграундом, тоже придерживаются пролайферской политики. В Казани только «Благие дела» за свободу выбора: женщина решает сама.
«Антиабортники уговаривают сохранить беременность, а мы не убеждаем ни в чем. Это дело и тело женщины. Но мы предлагаем поработать с психологом, который поможет определиться, насколько решение о прерывании беременности осознанное, а не эмоциональное», — говорит Алия Байназарова.
Этично ли отказываться от детей? Для многих ответ положительный. Женщины успокаивают себя тем, что ребенка быстро усыновят, и в приемной семье его жизнь сложится лучше. Но чем старше ребенок, тем меньше у него шансов на опеку или усыновление.
Научили быть мамой
Матерям в Татарстане помогают «Детские деревни SOS». Организация работает в регионе с 2017 года, но коттеджного поселка (место, где дети, оставшиеся без попечения родителей, живут в семейных домах вместе с профессиональными приемными родителями), как в Петербурге или Вологде, здесь нет. Александр Головатенко объясняет это нецелесообразностью в связи с дороговизной содержания. Кроме того, сейчас у них в приоритете программа профилактики сиротства, которую поддерживает уполномоченная по правам ребенка Татарстана Ирина Волынец.
За редким исключением небольшие кризисные центры вынуждены справляться сами. В Казани помощью женщинам с детьми в сложной жизненной ситуации занимаются два кризисных центра с собственными шелтерами — «Благие дела» и «Добро даром». Они помогают одиноким матерям и беременным: безработным, бездомным, жертвам домашнего насилия и пострадавшим от партнеров с алкогольной или наркотической зависимостью, несовершеннолетним, выпускницам детских домов, мигранткам. В год один такой центр может приютить не больше 10–20 женщин и до десяти детей. Для Татарстана с почти пятимиллионным населением это ничтожно мало.
Работа фонда «Добро даром» началась семь лет назад с помощи бездомной беременной уроженке Казахстана. Директор фонда Раушан Хакимуллин считает, что лучше родной матери для ребенка никого нет: «Люди привыкли помогать детским домам. Мы пошли другим путем: хотим, чтобы дети не попадали в детские дома. Зачем забивать учреждения отказниками, которые никому не нужны? Мы помогаем матери сохранить ребенка, а ребенку — сохранить родную маму».
Раушан также основал кризисный центр для женщин «Мама». Его местоположение не раскрывают в целях безопасности — некоторые женщины прячутся здесь от мужей-агрессоров.
Поэтому убежище окружено высоким забором с видеонаблюдением. За ним пять домов со всеми удобствами: душ, туалет, стиральная машина, холодильник, электроплита. На территории расположена детская площадка, яблоневый сад, курятник и огород с теплицами. Всё это купили для фонда «Добро даром» руководитель центра Ольга Рахманова и ее муж.
В одном из домов живет Светлана и ее сын Камиль [здесь и далее имена героев изменены по их просьбе. — Прим. авт.]. Через два месяца после смерти первого мужа Света встретила Петра. Они жили в его квартире в Нижнекамске. У Петра несколько судимостей. Когда в 25 лет Света родила сына, его отца снова посадили. По какой статье, она не говорит. Но это событие стало таким ударом, что она перестала общаться с ребенком, не обнимала, не целовала.
После суда сестра Петра выставила безработную Свету с полугодовалым Камилем на улицу. Почти год они жили у знакомых то в Нижнекамске, то в Заинске. Питались в основном растворимой лапшой. В соцзащиту Света не обращалась — боялась, что сына заберут. Типичная практика государства по решению таких проблем, как у нее.
Доехав до Казани, Светлана от кого-то узнала про фонд «Добро даром». Позвонила Ольге Рахмановой (здесь ее все уважительно называют Ольга Пална) и в тот же вечер приехала в шелтер «Мама». Свете помогли восстановить документы, потерянные во время разъездов, оформить пособие на ребенка и материнский капитал, купили необходимые лекарства. А главное, Камиль остался с мамой.
«Если бы не они, я бы его отдала в дом малютки. Думала, сдам его и умру. И меня под номером, как бомжа, похоронят. А сейчас Камиль меня обнимает, укладывает спать, просит помощи, если упадет. Тут меня научили быть мамой», — признается Светлана.
Камиль сам подтаскивает табурет к раковине и наливает в стакан воды. Потом садится за стол и пьет. Ему почти два года, но он уже очень самостоятельный и серьезный.
Койко-место и чашка супа
Кризисный центр — не дом отдыха. Здесь учат ответственности и самостоятельному решению проблем. Прежде чем начать процесс восстановления, с подопечной заключают договор на оказание услуг и составляют индивидуальный план.
Шелтер «Мамин дом» — это коттедж, который частный филантроп передал в дар фонду сроком до 2023 года. Одновременно тут могут разместиться 6 мам и 10 детей. По мнению Байназаровой, женщина без детей или со школьниками справится сама, например, снимет комнату в хостеле и быстрее найдет работу. Чтобы получить помощь фонда, в семьях с разновозрастными детьми младший должен быть дошкольного возраста. «Я, может быть, жесткая, но лучше помогать тем, кому действительно надо. Маме с маленькими детьми устроиться на постоянную работу сложнее», — говорит она.
Для Алии матери, готовые отказаться от ребенка, — не особый случай. Подход к работе с ними в фонде такой же, как и с другими женщинами: «У них те же страхи о будущем, тоже нет поддержки, негде жить». Она рассказывает про 17-летнюю сироту с послеродовой депрессией: «Девушка говорила, что хочет убить дочку. Мы с ней обсудили последствия, без критики и осуждения. Мы никого не судим, мы поддерживаем». Сейчас дочке три года, мама снова вышла замуж, у них всё хорошо.
В начале этого года «Мамин дом» изменил концепцию оказанию помощи. Раньше женщины жили в доме до года, теперь срок сократили до двух месяцев. Байназарова считает, что этого времени достаточно, чтобы освоить профессию швеи и снять жилье. До конца года при поддержке фонда «Татнефть» и гранта от татарстанского правительства она откроет собственную мастерскую по пошиву постельного белья, в которой будет платить сотрудницам 40 тысяч в месяц.
«Женщины должны понимать, что их никто на ручки не возьмет и не понесет. Я так и говорю: „Койко-место и чашка супа, остальное — сама“. Мы не жалеем своих подопечных, не относимся к ним как к жертвам. Наоборот, верим в них и считаем сильными личностями, способными о себе позаботиться. И мы создаем условия для этого», — объясняет Алия.
В «Детских деревнях SOS» сопровождение подопечного иногда затягивается на несколько лет. В первую очередь тут оказывают психологическую поддержку и помогают с трудоустройством. «Сопутствующие ресурсы, вроде продуктов питания или оплаты долгов по квартплате, мы тоже можем предоставить, но любые капризы мы не исполняем, это обговаривается заранее. Больше всего времени требуется на работу с женщинами с зависимостью или ВИЧ-положительными», — рассказывает Головатенко.
«Мамин дом» не берет под опеку женщин с алкогольной и наркозависимостью, а также ВИЧ-положительных. Для помощи первым нет ресурсов: о ребенке некому позаботиться, пока мать проходит реабилитацию. Вторым отказывают из опасений, что другие подопечные будут предубеждены против них. Тех и других перенаправляют в другие организации, в том числе в «Добро даром».
Дальше сама
В «Добро даром» никому не откажут. Несмотря на традиционные христианские ценности основателей, здесь живут люди разных религиозных убеждений или без них. Основное отличие фонда в том, что его соцработники стремятся сохранить семью с обоими родителями. Семья без отцов считается неполноценной. «У нас в стране кризис отцовства, кризис мужского начала. Мужчины не берут на себя ответственность. Они не защитники своей семьи, а угроза», — говорит Раушан Хакимуллин. Ответственности за семью учат психологи фонда.
В шелтере может остаться не только мама с детьми, но и отец — при условии, что он не употребляет алкоголь или наркотики и не проявляет насилие. Последние десять месяцев тут живут Виктория, Денис и пятеро их детей. До этого Вика хотела развестись, но узнала, что в центре «Мама» чинят сломанные семьи и передумала. Она такая не одна. Всего в центре за шесть лет родилось 19 детей. Ни один из них не остался без родителей.
Ответственность у каждого своя: огород, курятник, кухня. «У нас не приезжают на всё готовое. Не умеешь готовить — научим. Здесь нужно работать, в том числе над собой. Не каждый к этому готов. Поэтому и результаты не у всех», — объясняет Ольга Рахманова. В центре также помогают освоить профессиональные навыки бровиста, мастера маникюра, кондитера. Работают на дому, совмещая работу с заботой о детях.
Но сначала нужно время на отдых, говорит Ольга: «Если сразу заставлять что-то делать, женщина уйдет в себя и убежит отсюда. Поэтому мы даем время восстановиться с помощью психологов».
Они учат женщин, что значит быть мамой, как наладить контакт с ребенком. Учат пеленать и менять подгузники, не кормить ребенка дошираком и не кричать на него. Некоторые мамы не знают, как обнять, потому что их в детстве никто не обнимал. Здесь научат и этому.
В отличие от Ольги, президент «Благих дел» не считает, что женщине требуется время на восстановление. На ее взгляд, женщина должна найти работу даже в стрессовом состоянии, параллельно прорабатывая стресс с психологом фонда. «Что значит восстановиться и набраться сил? Поспать побольше? Не надо лечить то, что не болит. Восстановится помогает не сон, не книжки, а профессиональные психологи, и они у нас есть. У того, кто сразу берется и делает, не остается времени на жалость к себе», — рассуждает Алия.
Когда женщина готова двигаться дальше, «Добро даром» первое время помогает арендовать жилье и оплачивать коммуналку. Дальше — сама. «Это не значит, что мы ее выпустили и забыли. Мы на связи. Женщины всегда могут позвонить, посоветоваться. А бывает, что не получается, и они возвращаются к нам», — говорит Ольга.
С одной стороны, с ребенком труднее, чем в одиночку. С другой, именно он дает силы жить, а не выживать.
Ответственное материнство помогает женщине не вернуться на улицу или к мужу-агрессору, найти постоянную работу. И не расставаться с ребенком.
Собеседники «Ножа» сходятся во мнении, что в кризисных центрах и приютах не было бы необходимости, если бы все механизмы профилактики работали правильно. Пока же без убежищ для женщин не обойтись. Но без поддержки местных властей и государственного финансирования маленькие НКО не могут развиваться и масштабировать свои услуги не то что в республике — даже в столице Татарстана. Раушан Хакимуллин давно хочет открыть кризисные центры в каждом районе Казани. По его словам, мэр города Ильсур Метшин идею поддержал, но на разговорах всё и закончилось.
Камиль — второй ребенок Светланы. Первому сыну четыре года, он остался в Нижнекамске с бабушкой. Свекровь любимого внука не отдала. Света не настаивала, решила не «тащить его в неизвестность, а оставить до лучших времен».
«Раньше я считала неподобающим родить ребенка не замужем и бросить другого ребенка. Всегда осуждала таких женщин, но сама в это наступила. В „Добро даром“ мне объяснили, что я не грешная, что я хороший человек, бог меня любит. Начали происходить чудеса — свекровь меня нашла и стала со мной общаться», — рассказывает она.
Петр счастлив, что Света больше не бездомная, и в письмах просит ее не уходить из шелтера, пока он не освободится. Он рассчитывает выйти по УДО зимой 2022 года и хочет еще детей, но Света не торопится.