Чёрная русская. Herman IX — о «грязной» отечественной татуировке

— С чего решил рвануть в тату-тур по всей России? Ты ведь не рок-музыкант, в конце концов, а татуировщики у нас такое не практикуют.

— У нас — нет, но в мире сейчас развито понятие traveling tattoo: чуваки без привязки к какой-либо студии колесят по всему свету. В основном, это иностранцы, которые могут ехать куда угодно и когда угодно, потому что между многими странами Европы нет визового режима. Вся эта волна популярности графики покатилась из-за таких людей, ведь большинство из них бьют чёрную татуировку. Лиам Спаркс, Гиа, Этерно, Фузи — их много, и все они делают графику разного плана. Им всё это по фану.

Меня пригласили в Берлин, поработать в одной из основных студий этого направления. Я, конечно, съездил, получил очень крутой опыт. Ты общаешься непосредственно с мастерами, смотришь, как они работают, что-то перенимаешь у них. Тогда-то я и понял, что мы пока ещё актуальны для Европы. Люди идут на русского мастера.

Помимо собственно работы татуировщика, мне интересно фиксировать тенденции развития татуировки в видеоформате. Проще всего было бы взять оператора в эту мою европейскую поездку, но снимать фильм о том, как русский едет по Европе, абсолютно неинтересно.

Вот мой коллега Серёга Kartoha из Москвы уже второй раз гоняет в тур по Америке, и это, как мне кажется, гораздо круче, потому что Америка — более закрытый мир, чем Европа. Им просто пофигу, что происходит за пределами их страны. Ну а я для своего первого фильма выбрал Россию, чтобы задокументировать актуальную для нас татуировку.

— Как ты определял, какие места на карте России стоят внимания с точки зрения татуировки?

— Я решил взять за основу два города, которые все знают: Калининград и Владивосток. Конечно, с севером и югом мы немного помудрили: поехали сначала в Нижний Новгород, потом в Казань, а после через Северную железную дорогу на автобусе доехали до Южной, оттуда — в Самару и Уфу. Там рядом остались Киров и Пермь. Было бы круто их посетить, но мы пожертвовали ими ради Самары, Уфы и Челябинска. Самара оправдала ожидания, а Уфа и Челяба — так, середнячком. Но всё равно это впечатления, это знакомства.

Не сам город создаёт впечатление о себе, а люди, с которыми ты в контакте. Мне повезло, у меня есть граффити-прошлое, отсюда много друзей, с которым мы даже не виделись никогда, заочно друг друга лет по восемь знаем через соцсети. И сейчас я еду и со всеми знакомлюсь — и фотографии, которые я видел пять-семь лет назад, оживают. Это очень круто. Такие люди создают весь наш маршрут и всю атмосферу нашего видео.

Печалит, что некоторые из тату-мастеров без энтузиазма воспринимают подобного рода движухи. Обычно те, кто идеей загорается, сами откуда-то приехали. Когда человек переезжает, он интереснее смотрит на ситуацию, у него больше мыслей, чем у того, кто всегда живёт в этом городе: когда сидишь на одном месте и видишь одно и то же, со временем сознание замыливается.

— Тур по всей России — это нехилый финансовый вызов. Не возникало опасений, что эта затея ни к чему хорошему не приведёт?

— Да, были мысли, что ничего может не получиться, потому что тупо не хватит денег

Я стал думать, где найти спонсора. Написал Диме Оскесу, организатору Faces&Laces, он тоже загорелся: говорит, крутая идея. Помогал мне искать, но в итоге никаких спонсоров мы так и не нашли. Зато Дима направил меня в нужное русло: набраться как можно больше опыта и делать все на максимально высоком уровне, чтобы потом можно было презентовать эти результаты и найти партнеров для следующего проекта.

Я заморочился, создал сайт для тура, придумал фирменный стиль и логотип. Долго искал название, хотел что-нибудь на русском, но на русском ничего удачного в голову не пришло. Времени не было, и я взял лаконичное The Russian Tattoo Tour. Сейчас мы делаем видео, ещё будет небольшая коллекционная книга. С Code Red выпустили коллаборацию, они нам сшили кофты и сумки. С Владом Бладом тоже собираемся сотрудничать. Хочется задействовать все возможности по максимуму, чтобы следующий проект получился на качественно новом уровне.

Собственно про деньги: в туре у меня была фиксированная цена на татуировки — 3000 рублей, на перелёты и переезды между городами этого хватало.

— Возвращаясь к берлинскому трипу: ты сказал, что европейцу интересны русские мастера — а чем?

— В первую очередь, они там большие фанаты русской тюремной татуировки, которая буквально захлестнула всю Европу. Волна началась года три-четыре назад и до сих пор идёт, им всё ещё это интересно, для них это диковинка. Хотя в каждой стране есть своя криминальная татуировка, но именно русская богата всякими необычными образами. И как раз тот же Лиам Спаркс опирается в своих работу на неё.

Это круто, но та культура, я считаю, умирает с каждым годом всё больше и больше, потому что теперь нет той плотной смысловой структуры, которая была раньше. Она распалась в 60-70 годах, когда в советские тюрьмы стали попадать наркотики.

Лично меня пока никто из русских не просил делать именно тюремные татуировки. Мне кажется, они понимают, что от тюрьмы и от сумы в России не зарекаются, поэтому лучше не приближать себя к подобному.

— Мне кажется, в сознании многих русских людей (чаще всего жителей провинциальных городов) всё ещё теплится желание, чтобы им кто-то за что-то обязательно пояснил. Ну, за шмот или за татуировку. И тюремная в этом плане, наверное, опаснее.

— Ничего подобного. В Питере ребята забиваются как хотят, используют все эти образы. Понятно, что тут свой мир со своими правилами, но они уже не такие суровые, как были когда-то. У меня много дядек знакомых, которые в 70-80 годах делали себе звёзды, потому что это было модно. И никто из них не сидел. Паутины, звёзды — свэг такой свой.

— Но если тюремная татуировка умирает, то в каком-то смысле умирает и традиция смысловой татуировки, ведь первое всегда базировалось на втором.

— Всегда есть и будут разные подходы. Кто-то идёт с идеей: вот, я хочу такую штуку, — и я даже в туре спокойно рисую эскизы. Кто-то просто приходит: о, крутой мастер, я выберу у тебя картинку, и мы её сделаем. У некоторых «сходится»: была идея, увидел её готовое воплощение.

Меня как раз радует, что многие люди перестали думать о том, что конкретное изображение значит. Потому что лично у меня нет ответа. Сегодня это значит одно, завтра — другое. В этой стране — одно, во второй — другое. Я как-то бил чуваку дикую обезьяну на плечо, а он работает в ООН в Африке. И полетел он, значит, в очередную миссию. В аэропорту его остановил негр и спрашивает: «Это чё?». Начинает орать на своём языке, весь аэропорт на него смотрит. Чувак в шоке стоит: «Это обезьяна». Негр начинает ему задвигать: «Ты считаешь, что мы все обезьяны?». То есть, у всех разное восприятие, кто-то очень заморачивается по этому поводу. Но мне кажется, что это довольно глупо. Проще самому себе ответить, что значит каждая из твоих татуировок, и всё.

Зато люди наконец перестали бояться объектности. Почему очень много татуировок было, как у Клуни, — армейских, узоры вот эти острые? Потому что люди боялись конкретных объектов, они ассоциировались с тюремной татуировкой, мол, за каждый объект могут спросить. Это всё бред, по-хорошему — тебя ни за что не могут спросить, а если уже до тебя хотят докопаться, то докопаются в любом случае.

— Ты принципиально не бьешь цветную татуировку, давай поговорим про чёрную — у неё сейчас ренессанс…

— Сейчас уже переизбыток.

— Сейчас все бьют чернуху. В Питере и Москве много домашних мастеров, которые валят чернуху. Это же как джинсы: классика, которая не устаревает, но про которую иногда забывают. Как тебе такое положение дел?

— Много чуваков валят чёрным цветом, потому что это дёшево. И, вроде как, стильно и молодёжно. Но если говорить о качественной татуировке со своим стилем, то её очень мало. Даже в мире. А в России в целом очень мало хороших мастеров. Основная концентрация их в Питере, но я не представляю, как они там сидят: их много, а работы мало. В Москве тоже немного мастеров, кто делает крутую чернуху, но зато там большой потенциал для роста. Есть те, кто делает крутую геометрию, нео-традик, фотореализм и так далее, но конкретно чернуху — я вот не могу вспомнить таких.

— Россия же большая, почему так мало хороших мастеров?

— В России очень плохо развито чувство вкуса. Это основная проблема и татуировщиков, и клиентов. Почему кажется, что в Европе больше крутых мастеров, больше крутых татух? На самом деле если внимательно присмотреться, то в основном все крутые татухи на одних и тех же людях. Это коллекционеры татуировок, это сами татуировщики, это люди из тусовок. Там есть вкус, который прививается с детства. Они живут в красивых городах, покупают качественную одежду, пьют хорошие вина и так далее. Мы же с детства видим панельки, промзоны, в лучшем случае конструктивизм какой-то. И то не понимаем, что это и есть наше достояние. Поэтому у нас мало людей с чувством вкуса, и очень мало тех, кто уделяет ему внимание. Если развить в себе вкус, то можно чуть ли не сразу начать делать крутые татухи, дизайн — да всё что угодно.

— Может быть, много мастеров сидят по домам и не особо афишируют себя. Ты вообще положительно относишься к домашней татуировке?

— Домашняя татуировка мне в целом нравится, а само понятие — нет. Я считаю, что ее нельзя воспринимать как отдельную культуру. Так же и блэкворк и дотворк — просто графический приём, пуантилизм, но точно не самостоятельный стиль. «Домашка» не должна иметь стиля и классификации, рамок и законов, её валят где угодно и как угодно. Татуировка на приколе может быть сделана профессиональным татуировщиком, бухим в говно, на своём кореше. Иголкой, струной, самодельной машинкой — всё равно, чем. Она может быть кривой, и это будет смешно. Это просто тату, которая несёт в себе фан. Я вообще люблю супергрязный стиль, в частности, когда татуху дома делают. И не люблю всё такое прям вылизанное. Гораздо лучше, когда история есть у всего. Тот же самый Лиам Спаркс мне делал татуху, обнюханный в сопли, это было забавно. Я ему набил надпись «ху*ня», ему по приколу, он не парится.

— У меня ощущение, что Лиам вообще ни о чём не парится.

— Ага. У него с собой всегда два альбома, и я, когда увидел первый раз, подумал: «О блин, у него два альбома с эскизами! Бомба!». А потом понял, что он их возит с собой года три, и оттуда уже всё набито по двадцать раз. Просто он не заморачивается, может второй раз сделать то же самое. Конечно, перерабатывает старые эскизы, но суть остаётся та же. Наверное, он настолько крутой чувак, что может делать всё, что угодно, — даже картинки из интернета.

— Сам-то ты почему в чёрную татуировку подался?

— Никогда особо не рисовал в цвете — мне с ним сложно. Я люблю живопись как явление, но всегда больше тяготел к графике. Даже на картинах, которые я рисовал в двенадцать лет, суперчернуха, уже тогда я вдохновлялся чуваком, создававшим иллюстрации к книгам Толкина. Там такие безумные миры, всё в монохроме. И тогда я писал просто тушью и пером. Даже в дизайне я всё время стараюсь делать сначала в чёрно-белом, а уже потом накладывать цвета.

И бью я только машинкой, хотя пробовал и хэндпоуком. Не нравится, слишком медленно, а я не люблю медленно работать. Это прикольно для восприятия культуры — почувствовать, что прокалываешь кожу человека, делаешь ему больно. Начинаешь относиться к процессу по-другому, потому что машинка — она как посредник. Когда бьёшь тату вручную, то прям слышишь звук, причём не как прокалываешь, а как вытаскиваешь иглу, потому что она цепляется за кожу и «чпокает». Забавное ощущение.

— Ну и напоследок: татуировка меняет человека?

— Нет. Есть люди, изначально готовые к татуировке по складу характера. Есть и те, кто никогда её не сделает, какой-то внутренний барьер мешает. Поэтому татуировки не меняют людей, это уже всё заложено. Но есть интересный момент, над которым я всегда размышляю. Не знаю, совпадение или нет, но люди, которые начинают делать татуировки, проще в отношении ко всему происходящему вокруг. Сначала они перешагивают через «ой, татуировка плохо смотрится» — а после, как следствие, относятся легче и ко всему остальному.

Фото на обложке: Артем Сонсин