Книга дня: роман Вернера Херцога о японском солдате, который воевал в джунглях на Второй мировой до 1974 года
В ИД Ивана Лимбаха вышли на русском языке «Сумерки мира» — гипнотический роман о японском лейтенанте Хироо Оноде, который в 1944 году получил приказ удерживать филиппинский остров и выполнял его еще 29 лет после того, как Вторая мировая закончилась. Книга написана в обычном для режиссера жанре «мокьюментари Шредингера»: она основана на реальных событиях, но что в ней сон, а что явь, никто никогда не узнает, да и это не особо важно. Мы попросили рассказать об этом примечательном произведении культуролога, психолога и ведущего российского херцоговеда Анну Гусихину.
«Сумерки мира» открываются зарисовкой о том, как Херцог походя отказался от аудиенции у Акихито, а на изумленное: «Кого же, если не императора, вы бы хотели встретить в Японии?» мгновенно ответил: «Оноду». Скорее всего, как это водится у режиссера, история выдумана от и до, ведь если по его мнению документальное кино не отличимо от художественного, то и нон-фикшн рассказывает о чем-то большем, чем о правде. Здесь он предпочитает встрече с Богом встречу с тем, кто служил ему (о чём, собственно, говорить с Богом?).
Онода прекрасно вписывается в ряд одержимых героев Херцога, максимально раскрывающихся среди необузданной, под стать им, дикой природы. В «Бремени мечты», документалке о съемках «Агирре, гнев божий», Херцог уже преклонялся перед величием джунглей и нескончаемой борьбой за выживание в них, на фоне которой меркнет всякий человек. Сложно представить лучшего, чем Херцог, рассказчика истории партизана, на 29 лет ставшего единым целым с силами тропического леса, равно как сложно представить и лучшего героя для Херцога.
Вот цитата из «Бремени мечты»: «Здесь страдают деревья. Здесь страдают птицы. Я не думаю, что они поют. Они кричат от боли. Внимательно осмотритесь вокруг… здесь присутствует некая гармония. Это — гармония тотального коллективного убийства. И мы по отношению ко всей этой ярко выраженной мерзости, низменности и бесстыдству всех этих джунглей… мы по сравнению со всем этим звучим чудовищным диссонансом, мы звучим как невнятные, обрывочные предложения из глупого провинциального романа».
Это отношение читается и в «Сумерках мира», однако в книге повествование куда менее вычурное — что позволено экстравагантному режиссеру, то не к лицу солдату. Онода подмечает: «Моя атака с мечом напоминает кино, я был словно актер в самурайском фильме. Непростительная ошибка. Эта война — совсем другая, героические жесты не входят в наши обязанности». Вдали от цивилизации, наедине со своим приказом он вынужден учиться у животных мимикрии и обману, бесчестной войне, поглубже запрятав представления о доблести. Единственным напоминанием о ней служит семейная реликвия — самурайский меч, который он ежегодно достает из тайника и смазывает маслом.
Почему вместо фильма про Оноду Херцог взялся за книгу о нем? Быть может, этим он сказал нечто в духе: «Лучше уж снять пару-тройку классных вещей — да и забросить это дело, как Бела Тарр… Чем тогда заниматься? Ни у кого другого, кроме разве что провалившегося солдата, нет столь острой потребности в цели, как у одержимого искусством режиссера. Эта мысль меня ужасает. В общем, у меня и без этого есть занятия — сериалы Диснея, например».