История «вредителей»: как мы подвергли остракизму неугодных животных
«Животные не обязаны приносить нам пользу, чтобы заслужить право на жизнь», — утверждает зоозащитница Фло Блэкборн. Тем не менее люди веками разделяли животных на полезных и вредных. Происходило это не на пустом месте, ведь крысы, вши и другие «грязные» животные часто становились причиной страшных эпидемий. Вместе с тем это разделение имело далеко идущие последствия, которые мы начинаем осознавать только сейчас. О том, почему мы не любим клопов, хотя те не переносят болезней, как отождествление людей с «вредителями» стало мощным инструментом дегуманизации и зачем людям нужно быть избирательнее в том, кого называть «вредителями», а кого — нет, рассказывает Степан Ботарев, автор телеграм-канала «Работник культуры».
Миф о нашем превосходстве: почему «вредители» — это социальный конструкт
Зоологическая классификация животных и их восприятие в обычной жизни — две совершенно разные вещи, считает Арнольд Арлюк, социолог из Северо-Восточного университета в США. Зоологи классифицирует животных в соответствии с тем, как они эволюционировали. В быту же, считает Арлюк, наш взгляд на животных во многом определяется культурой.
К примеру, беспозвоночные у европейцев и американцев вызывают скорее страх и отвращение. В Японии же насекомые, пауки, змеи, головастики и подобные существа часто становятся чем-то вроде питомцев. По-японски их называют «муси».
«Муси — это штука для мальчиков», — объясняет американский психолог Хэл Херцог в книге «Некоторых мы любим, некоторых ненавидим, некоторых едим». В японских универмагах можно найти инструменты для ловли муси, террариумы, клетки и самих этих существ, которые могут стоить сотни долларов. Японские мальчики устраивают соревнования, в которых их муси соревнуются в силе и ловкости, и нередко называют их англицизмом petto, то есть «питомец». Для Херцога это пример того, как «вредитель в одной культуре может быть питомцем в другой».
На то, что «питомцы», «вредители» и даже просто «животные» — это всего лишь социальные конструкты, обращает внимание и американская исследовательница Лесли Ирвин, изучающая то, какую роль животные в играют в человеческом обществе. В книге «Если ты меня приручишь. К пониманию нашей связи с животными» Ирвин пишет:
«То, что американцы едят коров, но не пуделей — это вопрос [общественного] соглашения. Нормы и лингвистические практики, которые позволяют нам отличать животных от людей или [диких] животных от питомцев не являются абсолютными. Их лучше всего описать как социальные конструкции».
Среди таких конструкций Ирвин называет в том числе само представление о том, что человек фундаментально отличается от других животных. Хотя сегодня эта разница кажется нам объективной реальностью, на самом деле в ней нет ничего «естественного», уверяет Ирвин.
Изначально люди не считали животных существами более низшего порядка. Напротив, «многие, если не большинство дописьменных народов, считали животных [существами] выше людей, обладающими магическими и даже божественными способностями», говорит исследовательница. В качестве примеров такого благоговения она приводит мифы о животных, на которых держится Земля, и тот факт, что восемь из двенадцати астрологических знаков — это животные.
Однако переход от охоты и собирательства к оседлой жизни и сельскому хозяйству требовал постоянного расширения земель и избавления от нежелательных растений и животных. Судя по всему, именно в это время появился миф о животных как о существах, низших по отношению к человеку. А вместе с этим мифом возникли понятия «сорняки» и «вредители», объясняет Ирвин.
Читайте также
Такса-скорпион и муравей-убийца: амбивалентный мир средневекового инсектиария
За пределами нашего контроля: почему мы ненавидим клопов, вшей, крыс и прочих «вредителей»
Список таких «вредителей» и отношение к ним менялись от эпохи к эпохе. Например, в одной книге 1680 года упоминается, что «в былые времена» вредителями считались кролики, но на момент ее публикации они уже были реабилитированы за «ценность их плоти и меха». Укусы вшей и клопов британцам XVII века казались скорее поводом для шуток, а в поэме поэта-метафизика Джона Донна блоха, покусавшая героя и героиню и смешавшая таким образом их кровь, стала метафорой их любви.
Однако уже столетие спустя эти насекомые превратились для британцев в «смертельных врагов», утверждает Лиза Сарасон, историк науки из Университета штата Орегон. О том, как в западном мире происходил переход от терпимости к ненависти по отношению к «вредителям», Сарасон рассказывает в книге «У нас под кожей: культурная и социальная история вредителей».
Термин «вредители» — это широкое понятие, которое включает самых разных насекомых, а также мышей, крыс и некоторых других млекопитающих, подчеркивает ученая, но в своей книге основное внимание уделяет клопам, вшам, блохам и крысам. В отличие от других животных, «вредители» конкурируют с нами за то, что мы считаем своей собственностью, и покушаются даже на наше тело. Поэтому нередко в культуре их изображают как жадных, наглых, неуважительных, назойливых и коварных, поясняет Сарасон.
«Вредители — это символ мира за пределами нашего контроля, иногда они вызывают ужас, иногда смех — так крыса в метро, которая тащит по лестничным ступенькам кусок пиццы, одновременно и пугающа, и забавна», — пишет исследовательница. «Более заметные, чем микробы, которых они переносят», эти животные не раз приводили с собой одного из всадников Апокалипсиса, но сами они переживут любую чуму.
Тем не менее наши взаимоотношения с ними не всегда были плохими. «Когда-то насекомые на теле не считались чем-то заслуживающим порицания», — пишет автор книги «У нас под кожей». А, например, крысы хотя и вызывали отторжение, но на них смотрели скорее как на угрозу сельскому хозяйству, а не как на разносчиков грязи и болезней.
«Когда же люди перестали чувствовать себя комфортно, почесываясь на публике и зная, что у них в кладовке водятся крысы, когда вредителей — самых близких к нам существ — стали считать не всеобщим бременем, а социальным клеймом и экзистенциальной угрозой, мы вступили в эпоху современности», — пишет Сарасон.
Когда именно произошел этот переход? «Точную дату определить так же сложно, как поймать блоху или крысу, — шутит ученая. Изменения начались примерно в конце XVII века, ускорились в XVIII веке и закрепились в XIX веке. Это была эпоха урбанизации и расцвета среднего класса. Время, когда «чистота стала моральным состоянием», «необходимым атрибутом цивилизованности и культурности».
На одной иллюстрации к руководству XVI века по уходу за здоровьем изображены женщина и мужчина, которые выискивают друг у друга вшей и «оба вполне довольны происходящим».
«Люди принимали насекомых на теле как часть повседневной жизни», — поясняет Сарасон.
«Выискивание друг у друга вшей было повсеместно принятой практикой». Однако по мере того как чистота становилась все более важным условием комфортной городской жизни, люди чаще стали испытывать стыд из-за вшей и клопов. В итоге «к концу XVII века гигиена стала личным занятием, служившим защитой от социального осуждения». «Возник современный мир с его верой в то, что цивилизованный значит чистый», — заключает Сарасон.
Английский чиновник Сэмюэль Пипс, живший в XVII веке, вспоминал, как был поражен, когда, проходя мимо российского посольства увидел русских дипломатов, вычесывавших вшей у всех на виду. Для Пипса, пишет Сарасон, это было «явным признаком того, что они еще не были частью цивилизованного общества». Судя по всему, Петр I намеревался разрушить этот неприятный образ русских, когда в 1698 году издал указ о налоге на ношение бород — этих «густонаселенных мест обитания паразитов», шутит Сарасон.
Нелюбовь к «вредителям» усиливалась тем, что они напоминали богатеющему среднему классу об уязвимости его положения. «Вредители» не признавали никаких авторитетов и легко пересекали социальные границы. С одинаковой готовностью вши, клопы и крысы селились в домах бедняков, буржуа и аристократов.
«Клопы обитают в мебели и настенных коврах и нападают, когда жертва спит. Вши поселяются в волосах и одежде своих хозяев, превращая их в социальных изгоев. Блохи перепрыгивают с человека на человека, разнося болезни и бесчестие. Крысы кусают младенцев и проникают в любое человеческое убежище, подчеркивая хрупкость жизни и домашнего очага», — размышляет Лиза Сарасон.
«Вредители» не считались с нашим «превосходством» над ними, полагает исследовательница. Люди нового времени, стремившиеся к чистоте, считали своим правом спать и путешествовать там, где им хочется. «Не тут-то было, [отвечали] эти крошечные и хитрые насекомые: вы можете обратиться к науке, чтобы взять нас под контроль и уничтожить, но мы перехитрим вас. Прогоните нас, но мы вернемся и вдобавок займем дом вашего соседа», — воображает Сарасон, как могли бы рассуждать клопы о нашей борьбе с ними.
Действительно, хотя благодаря ДДТ клопов почти удалось истребить после Второй мировой войны, совсем скоро они снова вернулись в дома по всему миру. С 2004 по 2010 год число жалоб на клопов только в Нью-Йорке выросло с 537 до почти 11 тысяч в год. С тех пор американская газета The New York Times десятки раз посвящала свои публикации этим насекомым.
«Помимо укусов и зуда, тревог и расходов, жертвы самой последней американской чумы обнаруживают, что их поджидает еще одна невидимая проблема — клоповая стигма. Друзья начинают держать дистанцию и больше никуда не приглашают», — писала журналистка Эмили Хагер в 2010-м году.
Жертвы этих насекомых «чувствуют стыд, их травмирует то, что эти невидимые вампиры селятся у них дома», добавляли в другом материале.
Может быть интересно
«Уничтожайте их»: как мы стали отождествлять с животными-вредителями людей, непохожих на нас
В XIX–XX веках стало ясно, что некоторые из «вредителей» разносят болезни: например, вши например распространяют сыпной тиф, а крысы — бубонную чуму. Ненависть к этим существам только усилилась, а заодно усилилось отвращение к людям, распространявшим этих «вредителей» или якобы делавшим это. Еще в XVI веке английский натуралист Томас Маффет писал, что «вся Ирландия известна тем, что почти кишит вшами». Отношение англичан к шотландцам было не лучше: даже нищие и воры называли Шотландию «страной вшей».
Доставалось и заморским соседям англичан. Поэт и романист Оливер Голдсмит в книге «История Земли и живой природы» писал о зарубежном происхождении клопов так: «К счастью для Великобритании, они размножаются в этих широтах меньше, чем в любой части континента. Во Франции и Италии, особенно в гостиницах, кровати кишат ими».
Похожие утверждения часто встречались в колониальных путевых заметках европейцев. Итальянский историк Пьетро Мартире Д’Аньера писал об индейцах, которые поедали вшей. О туземцах, живших на территории Северной Америки и также поедавших вшей, рассказывал и французский путешественник Луи Энпен. А немецкий историк Петер Кольбен уверял, что тем же занимались готтентоты, жившие на юге Африки, когда туда пришли колонисты. Он даже заявил, что «готтентоты — определенно самые вшивые люди в мире».
Уподобление чужеземцев животным было одним из оправданий для колониальной агрессии и экспансии, пишет Сарасон.
«Другие народы могут и должны быть подвергнуы эксплуатации, поскольку они звероподобны — как обезьяны, которые вылавливают вшей у себя в волосах», — объясняет исследовательница логику захватчиков.
От такой логики был всего один шаг до дегуманизации и отождествления представителей других народов с животными-вредителями. Действительно, термин «вредитель», объясняет ученая, легко становился «смертоносной метафорой», направленной против самых разных людей: мигрантов, нищих, коммунистов, евреев, африканцев и всех, кто якобы угрожал «положению высших классов, власти доминирующей группы и комфорту, здоровью и безопасности не-вредителей».
Пожалуй, самый трагичный и известный пример такой дегуманизации — призывы хуту истреблять меньшинство тутси как тараканов во время геноцида 1994 года в Руанде.
Но в истории было немало и других похожих случаев. К примеру, английский полководец Оливер Кромвель в 1649 году во время осады ирландского города Дроэда отдал приказ истребить всех ирландцев, включая детей и женщин, потому что «из гнид получаются вши». Несколько столетий спустя американский офицер Джон Чивингтон в годы Гражданской войны в США произнесет еще более ужасающую фразу в отношении индейцев-шайеннов и арапахо: «Убивайте их и снимайте скальп с каждого, с больших и малых; из гнид получаются вши».
Когда во время Первой мировой войны тиф унес жизни не менее 150 тысяч сербов, в Сербии обвинили в распространении болезни «албанских вшей». Уже во Вторую мировую один из главных нацистских деятелей Генрих Гиммлер заявил: «Антисемитизм — это совершенно то же самое, что и дезинсекция. Избавление от вшей — это не вопрос идеологии. Это вопрос чистоты. <…> У нас осталось всего 20 тысяч вшей, а затем для всей Германии дело будет завершено».
А на пропагандистском плакате нацистов в оккупированной Дании еврей был изображен в образе крысы. Подпись гласила: «Крысы: уничтожайте их».
Крысы — еще одна «идеальная метафора для обозначения людей, которых вы считаете ниже себя», объясняет Сарасон, ведь они всегда у нас под ногами: в подвалах, метро, канализации.
Именно с этими грызунами сравнивала коммунистов американская пропаганда времен маккартизма. В 1954 году будущий президент США Ричард Никсон сказал об американских коммунистах, выступая перед соратниками: «Представляю, что некоторые из вас могут сказать: „Ну и к чему вся катавасия по поводу справедливого отношения [к коммунистам], если мы имеем дело с кучкой предателей?“ Честно сказать, я слышал, что люди [так и] говорят: что они — просто кучка крыс. Что мы должны делать — так это пойти и перестрелять их. Что ж, я соглашусь, что они — кучка крыс». И такая риторика по сей день встречается в речах политиков-популистов вроде Дональда Трампа.
Читайте также
Не обязаны приносить пользу: почему зоозащитники предлагают отказаться от термина «вредитель»
«Вероятно, не нужно сильно беспокоиться о клопах и вшах, которые уже нашли способы эволюционировать в условиях угрозы их существованию, или о крысах, которые могут пережить ядерные удары», — рассуждает Сарасон. Точно так же, судя по всему, не умрет и язык вражды, использующий связанные с «вредителями» метафоры.
Впрочем, исследовательница обращает внимание и на отдельные попытки пересмотреть наши отношения с «вредителями» — например, через создание таких мультяшных персонажей, как Микки Маус или крысенок-повар Реми из фильма «Рататуй».
«Мультфильмы — это современные басни, и в этих баснях, вредители — одомашненные и очеловеченные — перестают угрожать человечеству», — пишет Сарасон.
А еще крысы-анархисты, восстающие против угнетения, становятся главными героями картин уличного художника Бэнкси. «Если вы чувствуете себя грязным, незначительным или нелюбимым, тогда эти крысы могут стать хорошей ролевой моделью для вас. Они существуют без разрешения, они вообще не уважают социальную иерархию и занимаются сексом по пятьдесят раз в день», — шутя объяснил Бэнкси свою симпатию к этим грызунам.
Некоторые предлагают пересмотреть наши отношения с «вредителями» еще радикальнее. Зоозащитница Фло Блэкборн из английской организации по защите животных Born Free предлагает вовсе отказаться от понятия «вредители».
На самом деле очень немногим видам животных повезло избежать обвинений во вредительстве. Например, в Британии в список вредителей в разное время попадали совы, зимородки, белки и даже ежи. Сов, например, не любили, потому что они нападали на пернатую дичь, отбирая добычу у охотников. По схожей причине неугодными оказались ежи: они ели яйца птиц, гнездящихся на земле, например, жаворонков и перепелов. Проблема в том, что почти каждый вид животных на Земле представляет проблему для кого-то из людей, поэтому фразы «они — вредители» часто достаточно для истребления неугодных животных, считает Фло Блэкборн.
На самом же деле «вредители» зачастую полезны. «Иронично, но эти „вредители“ могут контролировать популяции других неугодных для нас видов. Например, осы питаются многими из наших садовых „паразитов“ вроде гусениц и личинок», — говорит Блэкборн. Лисы могут сдерживать популяции мышей и кроликов, а голуби и чайки выступают уборщиками наших городов, оставляя меньше еды для других «вредителей» вроде крыс. Полезны даже сами грызуны, ведь они распространяют семена, разрыхляют почву, насыщая ее кислородом, и имеют важное значение для экосистем, в которых живут, участвуя в пищевых цепочках.
«Но животные не обязаны приносить нам пользу, чтобы заслужить право на жизнь, — заключает Фло Блэкборн. — Я, как и многие, считаю, что каждое животное ценно само по себе, также, как и люди».
Человек может решать многие конфликты с дикой природой без убийства, рассуждает Блэкборн. «Так почему же наши предпочтения должны влиять на то, какие животные будут жить, а какие — нет?»
«Разрешение убивать, которое дает нам слово „вредитель“, уже приводило к разрушительным последствиям в прошлом и продолжит приводить к ним в будущем», — заключает Блэкборн и призывает и вовсе отказаться от слова «вредитель» в отношении животных. «Если мы хотим процветать, мы должны позволить процветать также и природе», — добавляет она.