Хорошие дороги, вооруженные люди: на велосипеде по Афганистану

Впервые я попал в Афганистан в 2013 году: сел на велосипед в родном Томске и поехал через Алтай, Казахстан и Кыргызстан, где ко мне присоединился приятель. Для нас это была страна из сводок новостей, место опасное и непредсказуемое. Хотелось просто попасть туда, испытать себя на прочность.

Поездка оказалась недолгой: на одном из блокпостов нас остановили, привезли в Кабул и передали военным. Те связались с российским посольством, и нас просто выдворили из страны — доставили на самолете в Мазари-Шариф, подвезли к границе и сказали: «Ребята, все, давайте отсюда».

С тех пор я успел побывать несколько раз на Памире — таджикском и киргизском — и увлекся этим труднодоступным горным районом, населенном людьми, непохожими на своих соседей. Они говорят на своих памирских языках и чаще всего исповедуют исмаилизм — эзотерическое ответвление шиитского ислама. Так что на этот раз меня привлекал не Афганистан вообще, а конкретное место — афганская часть Бадахшана, Памирские горы. Это место, где в 1895 году Российская империя и Великобритания провели границу по реке Пяндж. С таджикского берега Пянджа я много раз смотрел на афганский берег. Теперь мне хотелось оказаться на той стороне.

Как попасть в Афганистан

Я вылетел из Томска в Душанбе. От Душанбе до границы с Афганистаном — около 180 км. Мои друзья добирались из Алматы — у них был свой большой азиатский маршрут по Востоку и Центральной Азии. Дальше мы двинулись уже на велосипедах.

Визу сделали на границе — в районе пункта «Нижний Пяндж». У нас это заняло 26 часов; англичанин, которого мы встретили, просидел на границе 34 часа; а другие ребята, приехавшие раньше нас, ждали двое суток: не было электричества. В Афганистане вообще никто не торопится. На вопрос «Когда?» тебе всегда ответят: «Иншалла» («Как будет угодно Богу»).

Дороги почти везде отличные. Многие из них в разные периоды истории построили СССР и США — это важная поправка к привычной фразе «Американцы там ничего не построили». Оказалось, что все-таки построили: остались дороги, мосты, небольшие больницы и амбулатории, социальные объекты.

Местные относились к американцам по-разному: кого-то их присутствие устраивало, кто-то вспоминал об этом периоде с ненавистью. Одни говорили про работу, которую они давали, другие — про разрушенные дома. В такие разговоры лучше не углубляться, когда ты гость и едешь на велосипеде с рюкзаком.

Чай с автоматами

Перед поездкой мне попадались самые разные сведения: палатки ставить нельзя, блокпосты — постоянный стресс, людей с оружием нужно обязательно избегать. Мы поставили палатку в первый же вечер — прямо за блокпостом. Вскоре к нам подошел талиб с автоматом Калашникова. Мы поздоровались, рассказали немного о себе. Оказалось, что проблемы нет, он даже разрешил себя сфотографировать.

Похожие ситуации происходили и на дороге: едет человек на мотоцикле в тюбетейке, чалме или пакуле, за спиной — автомат Калашникова или американская винтовка. Поравнявшись, обязательно здоровается, спрашивает, откуда мы и куда направляемся. Нередко такие встречи заканчивались приглашением выпить «чаю с хлебом» — здесь это привычная формула гостеприимства.

Уже в Бадахшане мы ночевали на одном посту, где было трудно понять, кто именно перед нами: военные, полиция или люди из службы безопасности — многие были без формы. Но количество оружия говорило само за себя. И все равно нас там кормили и поили, мы ели из одного блюда и разговаривали о самых простых вещах.

Гость ближе, чем родственник

Есть пуштунская формула, которая для Афганистана очень показательна: гость — посланник Бога. И к нам действительно относились именно так. Мы могли зайти в придорожное кафе, набрать еды, поесть, а когда подходили платить, нам говорили: «Вы гости, не нужно». Могли купить на улице несколько лепешек и услышать: «Садитесь, ешьте прямо тут, вот вам чай». И когда мы снова пытались заплатить, нас останавливали: «Нет, какие деньги, вы гости».

У нас с собой тоже всегда были небольшие подарки: игрушки для детей, конфеты. Мы раздавали их по пути — иногда просто на улице, иногда в домах, куда нас приглашали. В Афганистане даже в небольших селениях есть мини-заправка и чайная. Но если ее не было, почти всегда находился человек, который приглашал к себе домой.

Дома нас вводили в гостевую комнату — такие комнаты есть почти в каждом доме в Бадахшане и на Памире, да и вообще во многих афганских домах. Гостевая устроена так, чтобы миры хозяина, особенно женская половина дома, и гостя почти не пересекались. Часто у нее отдельный вход, а если дом вокруг двора, то гостевая вынесена в отдельную часть. Внутри всегда постелены ковры и разложены матрасы.

«Хлеб и чай»

Люди здесь едят на полу — просто накрывают ковер клеенчатой скатертью. Сперва приносят хлеб — большие лепешки, которые сильно отличаются от провинции к провинции. Гостю стараются подать целую, ненадорванную лепешку.

Затем появляется чай. В горных районах это чаще всего шир-чай: крепкий чай на молоке с добавлением топленого масла, коровьего или ячьего жира. Лепешку ломают, макают в эту смесь. Иногда туда же добавляют размолотый грецкий орех. Получается плотный, солоноватый, сытный напиток. В горах это идеальная еда: соль компенсирует электролиты, жиры дают энергию и «смазку» для мозга, молоко — белок. У афганцев есть пословица, что они «пьют чай с чаем и едят хлеб с хлебом».

На двоих-троих человек ставят один большой таз с пловом, и все едят из одного блюда руками. Гостям предлагают вилки и ложки, никаких проблем, но есть из общего блюда — это не только про удобство, но и про включение в круг. Это жест, которым тебя принимают в свое пространство. Едят, как правило, правой рукой, а перед едой подают кувшин с водой и миску — помыть руки. Неважно, что пять минут назад ты мыл их на улице, — это тоже часть ритуала.

Где можно разговаривать с женщинами 

Горную местность, которая была целью нашего путешествия, населяет народ ваханцы — по происхождению и языку они близки к таджикам. Ваханцы неторопливы. Они не суетятся, не делают резких движений, много улыбаются. Считывают тебя одним взглядом: закрыт ты, боишься или, наоборот, открыт и доброжелателен. Если ты спрятался за темными очками, смотришь в землю — контакт не сложится. Нужно смотреть в глаза, прикладывать руку к сердцу, вежливо здороваться — тогда ты становишься «видимым» и понятным.

В большинстве провинций лучше вообще не разговаривать с женщиной, не смотреть прямо, не прикасаться. На Памире все проще: там можно поздороваться и за это никто не осудит. Можно спросить разрешения сфотографировать. В Вахане многие женщины не закрывают лицо — исмаилитская традиция этого не требует. Но, встречая путника, они почти всегда накидывают на голову платок.

Одежда ваханцев — отдельное удовольствие для глаз. Традиционные наряды, вышивка, орнаменты, у детей — вязаные жилетки, кофты. На ногах — все что угодно: от кроссовок до пластмассовых галош и сандалий. Когда я прислал фотографии жене, она первая отметила: «Посмотри, какие они чистые и опрятные». И это действительно так: в тяжелых условиях, в пыли и холоде, люди ухитряются выглядеть аккуратно.

Перемещаются в основном на осликах. Ощущение, что угодил во времена Шелкового пути: тот же Ваханский коридор, те же тропы, по которым поднимают в горы мешки с зерном или гонят яков. При этом даже в отдаленных поселках мы встречали школьников, которые говорят по-английски лучше меня, — каждый раз это поражало.

Возвращение домой

Обратно мы ехали тем же путем: из-за закрытых границ вариантов было немного. Мы снова пересекли границу, заночевали в Таджикистане. Оттуда я доехал на велосипеде до Душанбе, вылетел в Новосибирск и дальше автобусом добрался до Томска. Мои друзья поехали дальше — каждый по своему маршруту.

Я думал, что съезжу в Афганистан второй раз, поставлю галочку, напишу краткий отчет и перелистну страницу. Но прошло уже полтора месяца, а я до сих пор разбираю материалы: мы провели большую лекцию, записали подкаст, сделали интервью, а я постоянно что-то дописываю к своим впечатлениям.

Есть планы устроить выставку. Хочется говорить не про войну и ужас, а про то, как простые люди налаживают быт после долгих лет войны. У меня есть фотография из поездки: советский танк, а на его башне стоят трое детей. Мне кажется это символичным: на обломках — новая жизнь.