Постхоррор, политический баттл и кошмар среди бела дня: как фильмы ужасов изменились за последние годы
Раньше за судьбой хоррора следили в основном фанаты жанра, а широкий зритель замечал лишь эпохальные явления вроде «Техасской резни бензопилой», с которой в 1970-е начался золотой век слэшера. Некоторые монстры прогрызли себе дорогу в масскульт, но чаще фильмы ужасов ютились в полуподвальной нише, и считалось, что любят их только всякие маргиналы.
Если вы тоже так считаете, у нас для вас новость: хоррор возродился и вошел в моду. В жанре появились новые звезды, фильмы ужасов попадают в фестивальные программы, а кинокритики, наконец, согласились с тем, что хоррор может быть высоким искусством.
В 1968 году Джордж Ромеро первым в фантастике вывел на экран темнокожего главного героя в «Ночи живых мертвецов». Классика зомби-апокалипсиса, вдохновленная столкновениями темнокожих активистов с властями, по праву считается социально значимым фильмом. Снятый десятилетие спустя другой культовый хоррор Ромеро «Рассвет мертвецов» — прозрачная сатира на общество потребления, спародированная Эдгаром Райтом в «Зомби по имени Шон», причем пародийность не отменяет того, что Райт следует по пути Ромеро, показывая всё то же спящее, зомбированное общество. Но таких прямых социальных высказываний в хорроре было мало. (Играет зловещая музыка.) До последнего времени.
В 2017 году телевизионный комик Джордан Пил ворвался на арену больших игроков с сатирическим хоррором «Прочь» о чернокожем парне, которого белая подружка знакомит с родителями, и те поначалу кажутся очень милыми. Фильм вызвал шквал восторгов, получил три номинации на «Оскар», из которых выиграл в одной — «Лучший оригинальный сценарий», и стал одним из самых прибыльных в истории жанра, хотя и не обогнал таких уникумов, как «Изгоняющий дьявола» и первые «Челюсти».
Режиссер не чурается грубейших хоррор-приемов: на заставке прямолинейно играет композиция Run Rabbit Run; персонаж сталкивается с настораживающей гибелью оленя; кто-то недобитый обязательно поднимется и нападет.Зато Пил делает беспрецедентное для экрана заявление: под толстым слоем политкорректности белые американцы остаются расистами, а чернокожие по-прежнему неуютно ощущают себя в их обществе.
Режиссер признался, что ему нравится, когда зрителю во время просмотра его фильмов некомфортно. Эксперимент удался: Пил снял свое кино так, что некомфортно стало целому классу американцев, и не все они белые. Картина не столько о расизме, сколько о пропасти, разделяющей бывших господ и рабов; слишком много обид и непонимания, и вряд ли стены в ближайшее время рухнут, как бы ни бодрились прогрессивные либералы. Возможно, тут есть намек и на то, что левые пытаются искусственно ускорить исторический процесс, цепляя на лица широкие улыбки, за фасадами которых может таиться что угодно — от скрытого расизма и враждебности до растерянности.
Это едва ли не первая, но уже очевидно, что не последняя критика левых, хотя в Голливуде объектами нападок традиционно служили республиканцы, сплошь выставлявшиеся гомофобами, мизогинами, защитниками социального неравенства и расистами, которым только дай волю — и они вернут суды Линча и ку-клукс-клан. Так, в слэшер-франшизе «Судная ночь», начатой в 2013 году с фильма Джеймса ДеМонако, в антиутопической Америке партия воинственных богачей добивается бесконтрольного применения оружия. Раз в год объявляется «ночь длинных ножей», когда можно уничтожать цветных, бедных, бездомных и вообще кого захочешь. В приквеле 2018 года, последнем на сегодняшний день фильме франшизы, выясняется, что партия белых консерваторов, поощряющих убийства, наследовала именно республиканцам.
Но нельзя до бесконечности снимать оголтелые агитки про оппонентов и не получить ответ. Скандальная «Охота», снятая под патронажем Дэймона Линделофа, должна была выйти в 2019 году, но премьеру отложили из-за массовых убийств в Дейтоне и Эль-Пасо. Отложили крайне неудачно: на март 2020 года, когда мир захлестнула пандемия. Но политический ажиотаж был так велик, что популярности фильма не помешали ни премьера онлайн, ни затасканный для жанра survival horror сюжет: представители элиты развлекаются охотой на людей. Трамп, опубликовавший возмущенный твит о фильме в частности и либеральном Голливуде вообще, решил, что элита — это правые, а жертвы — либералы, в очередной раз противостоящие угнетению женщин и меньшинств. Не смотревший, но осудивший президент не мог ошибиться сильнее: всё происходит с точностью до наоборот.
Богатенькие либералы, запивающие икру шампанским, охотятся на белых из низших слоев общества, чью группу в клетчатых реднековских рубашках возглавляет самая что ни на есть сильная женщина, которую сыграла Бетти Гилпин из феминистского сериала «Блеск». Чтобы никаких сомнений не осталось, прогрессивная элита, в рядах которой люди с разным цветом кожи, презрительно называет своих жертв «прискорбными» (в оригинале — deplorables) — словом, употребленным Хилари Клинтон в адрес сторонников Трампа.
Хоррор стал не только социальным, но и очень политизированным жанром. В своем втором фильме «Мы» (2019) Джордан Пил устраивает революцию, которую проводят ни черные, ни белые, ни мужчины и ни женщины, а просто нищие, лишенные любых привилегий. Наряженные в коммунистический красный и вооруженные гигантскими ножницами, люди-тени выходят на свет из катакомб, чтобы буквально занять место под солнцем. Это намного менее удачный хоррор, чем «Прочь» (затянутый, путаный, с неубедительно прописанным миром), но Пил опять делает что-то новое. На вопрос в том, кто они такие, силы зла дают очень нетрадиционный ответ: «Американцы».
Инстаграм-хоррор
Как писал Андре Базен: «Стиль — это жанр». Реализм вступил в эпоху красивости, и фантастика от него не отстает: на экраны выходят картины в жанре инстаграм-хоррор (назовем его так), созданные ради чистого любования.
Под бременем собственного визуального богатства эти холодные, как улыбка Анны Винтур, фильмы изнемогают не больше, чем журнал Vogue, которому достаточно просто быть красивым. Типовой пример — «Неоновый демон» (2016) Николаса Виндинга Рефна с Эль Фаннинг в блестках, золоте и крови, рассуждающей, как Оксана в «Вечерах на хуторе близ Диканьки»: «Нет, хороша я! Ах, как хороша! Чудо!». Начиная провинциальной инженю, девушка ходит в розовых рюшечках. Становясь фешен-королевой города, выбирает мини и открытый топ. Брюки превращаются в элегантные шорты. Дьявол носит Prada. Периодически появляется какой-то треугольник, но это для киноведов, вам же достаточно нарезать гифки, сделать коубы и разместить их у себя в блоге. Плывите по волнам синтвейва и ни о чем не думайте.
Эстетическое направление Рефн, несомненно, задал. Его любимый персонаж — цвет горячей фуксии — зачастил в другие проекты. Дошел и до пятой по счету экранизации рассказа Лавкрафта «Цвет из иных миров» (2019) про инопланетный метеорит, который сводит с ума фермерскую семью. Смотреть эту лихорадочную психоделику физически непросто, а местами по-настоящему страшно, не только из-за цвета и Николаса Кейджа, играющего, как водится, на разрыв аорты.
Итало-американский ремейк «Суспирии» (2018), в котором Дакота Джонсон пыталась реабилитироваться перед интеллектуальной публикой за «Пятьдесят оттенков серого», тоже берет красотой: танцы, костюмы и Тильда Суинтон, которая, как Дэвид Боуи, всегда беспроигрышный вариант, что бы у тебя на экране ни творилось.
«Экстаз» (2018) Гаспара Ноэ — та смерть на рейве, которую мы заслужили, шаманско-трансовая визуализация мема «Все е******** [сошли с ума]». Студенты танцевальной академии на выпускной вечеринке пьют сангрию с ЛСД, и начинается… что-то. Зрелище тонет в неоне, мозги бурлят в кислоте, трип не прекращается. Вход в пустоту Ноэ открыл, выход не указал; только смутно видишь во вспышках стробоскопов, как что-то окровавленное ползет по снегу, остальные подробности ускользают. Да и нужны ли они? Танцуют все!
Конечно, над глянцем, наведенным на ужас, не могли не начать смеяться. Поприветствуем свежий насмешливый хоррор о мире современного искусства «Бархатная бензопила» (2019), где арт-объект съедает красивую Тони Коллетт в стильном платиновом парике:
«Люди думали, что всё это — часть выставки. Теперь это в топе инстаграма. Это огромный успех».
Итальянский Ренессанс
Двадцать лет хоррор составлял особую гордость итальянского кинематографа, давшего миру не одних Марио Баву и Дарио Ардженто. Итальянцы создали поджанр джалло, ставший предвестником слэшера, вырастили на черной-черной средиземноморской почве первые ростки готического ужаса в «Маске сатаны» (1960), а в 1970-х шокировали зрителей «Адом каннибалов» и другими псевдоснафф-фильмами, из-за чего итальянский хоррор был запрещен во многих странах. Но с конца 1980-х жанр пребывал в упадке.
И вот, возможно, с подачи «Суспирии» Луки Гуаданьино с прошлого года пошла новая волна. «Девушка в лабиринте» писателя-режиссера Донато Карризи поставлена по его собственному бестселлеру. Триллер о женщине, которую 15 лет держал в плену маньяк, привлекает участием двух мощных стариков: Дастина Хоффмана, который играет психиатра, и Тони Сервилло в роли сыщика. Насыщенные цвета, глубокие тени, кьяроскуро и обилие красного напоминают о стиле традиционного джалло.
В других фильмах скорее готическая атмосфера. «Мама: гостья из тьмы» проводит по развалинам старинного кладбища, над которыми витают злые духи. «Секта» (оригинальное название «Гнездо») начинается с видов дворянского поместья, которые могли бы появиться в «Леопарде» Висконти, но внутри, конечно, таится ужас. «Западня для дьявола» — мистико-психологический хоррор, где даже есть такой редкий для современности персонаж, как католический священник на стороне добра.
Самый интересный фильм снял Пупи Авати, режиссер двух признанных шедевров макабра «Дом со смеющимися окнами» (1976) и «Зедер» (1983). Последняя работа 80-летнего мэтра «Господин Дьявол» — детективный ностальгический хоррор, где тоска по детству сильнее страха. Это выдающееся упражнение в эстетизме и невероятно хитрая обманка, переворачивающая в щемящем финале все представления об увиденном.
Постхоррор
Если Джордан Пил — самый перспективный режиссер хорроров с социальным подтекстом, то другого американца Роберта Эггерса можно считать главной надеждой арт-хоррора. Как и Пил, он сразу ворвался на Олимп со своим полнометражным дебютом «Ведьма: сказка Новой Англии» (2015). Это мрачнейшая мистическая история, о которой Стивен Кинг написал в своем твиттере:
«„Ведьма“ напугала меня до чертиков. И это настоящее кино, напряженное, заставляющее думать и чувствовать».
По-своему очень живописная страшная сказка Эггерса снята на староанглийском языке и в точности воспроизводит детали жизни и быта колонистов, вплоть до того, что костюмы для нее шились только из тканей, которые существовали в XVII веке, а старинная струнная музыка исполнялась на инструментах того времени.
Аутентичность и психологизм «Ведьмы» во многом нивелируют жанровые особенности картины. По большому счету это не фильм ужасов, а фестивальное кино со слоями смыслов, с множеством загадок и почти показательным отказом от следования стереотипам хоррора.
Когда в 2017 году вышла постапокалиптическая драма «Оно приходит ночью», в соцсетях появилось множество негативных откликов: фильм называли «худшим на свете». Кинокритик The Guardian Стив Роуз объяснил это тем, что зрители мейнстрима, привыкшие к традиционному хоррору, ожидали увидеть страшилку со скримерами, а получили неспешное, вдумчивое и не особо страшное авторское кино.
Режиссер картины Трей Эдвард Шульц объясняет:
«Я не собирался делать фильм ужасов как таковой. Мне просто хотелось снять что-то личное. Я вложил в это собственные страхи, и, если страх эквивалентен хоррору, тогда да, это хоррор. Но это не обычный фильм ужасов».
Подобные фильмы, нарушающие жанровые каноны, Стив Роуз предложил назвать постхоррором. Другой термин, который начали использовать кинокритики, — elevated horror («возвышенный хоррор»). К слову сказать, этот термин всех, кроме кинокритиков, раздражает. В журнале Vanity Fair даже появилась статья, призывающая не пытаться сделать хоррор умнее, чем он есть, не путать его с артхаусом и либо вернуть «кровь-кишки», либо не выпендриваться.
Но режиссеры продолжают выпендриваться. «История призрака» (2017) с Кейси Аффлеком и Руни Марой, «На границе миров» (2018) по роману Юна Айвиде Линдквиста, «Ведьма» и второй фильм Роберта Эггерса «Маяк» (2019) действительно намного ближе к фестивальному артхаусу из программы «Санденса», где их обычно и представляют, чем к зомби-трешу, кровавой резне слэшеров и мистическим страшилкам. В них и крови-то с сексом почти нет — вот до чего дошло.
Большинство этих фильмов выпускает небольшая компания A24, занимающаяся дистрибуцией независимых фильмов, в число которых попала номинированная на «Оскар» драма «Лунный свет». A24 занималась и прокатом обеих полнометражных лент Эггерса и Ари Астера, которого многие считают самым ярким режиссером современного хоррора. Через год после триумфа жутковатой «Реинкарнации» (2018) про обреченную семью Астер выпустил «Солнцестояние». Это первый в мире хоррор, в котором все ужасы творятся среди бела дня, на ярком солнечном свету, на фоне зеленой пасторали.
Ужасов в картине не слишком много, мистики ровным счетом никакой, да и вообще всё это можно рассматривать как драматическую вариацию на тему «Как отделаться от парня за десять дней». С помощью жестоких языческих ритуалов, напитков с псилоцибином и одного медведя.