Разум или чувства: почему невозможно быть этичным, игнорируя эмоции
Как поступать нравственно? Этому учит этика — философская дисциплина, которая пытается ответить на вопросы о добром, правильном и моральном. Но исследования показывают: профессора этики ведут себя ничуть не лучше, чем другие люди. Философиня из Тартуского университета (Эстония) и ведущая телеграм-канала «Настя про философию» Анастасия Бабаш утверждает, что всё дело в ошибочном превознесении разумности человека в обход его эмоциональности. Разбираемся, почему изучение эмоций стоит включить в курс философии.
Мораль практична. Нам говорят, что «делиться — хорошо», а «врать — плохо», не для того, чтобы мы просто это знали, а для того, чтобы действовали согласно этим убеждениям. Это заметил еще древнегреческий философ Аристотель, который в своей книге «Никомахова этика» писал:
«Нынешние [наши] занятия не [ставят себе], как другие, цель [только] созерцания (мы ведь проводим исследование не затем, чтобы знать, что такое добродетель, а чтобы стать добродетельными, иначе от этой [науки] не было бы никакого проку)».
Но давайте поговорим честно: кого-нибудь из вас курсы по этике сделали более нравственным? Кто-нибудь думает об Аристотеле или Канте, прежде чем решить, делиться ли с другом шоколадкой? И почему, даже если знаешь, как поступить правильно, это всё равно так тяжело сделать — да еще и не всегда получается?
Насколько моральны профессора этики
Современный американский философ Эрик Швицгебель (Eric Schwitzgebel) тоже мучился этой загадкой и рассуждал следующим образом: если верить Аристотелю и многим другим философам, более глубокие знания о морали должны влиять на поведение тех, кто ими обладает. Мы изучаем этику и раздумываем над моральными дилеммами, потому что хотим стать лучше. И по идее, так и должно происходить: в конце концов, если постоянно читать умные книжки, вести интеллектуальные дискуссии и писать статьи, это должно отразиться и на поступках.
Чтобы это проверить, Швицгебель провел (сначала шуточное, а потом вполне серьезное) исследование, которое назвал «Крадут ли профессора по этике больше книг?». Его интересовало, есть ли существенная разница между количеством невозвращенных в университетские библиотеки книг по этике и книг по другим областям философии.
«Что касается отношения к библиотечным книгам, то не похоже, что люди, читающие книги по этике, ведут себя лучше, чем те, кто читает книги по другим областям философии; вообще-то, похоже, что всё наоборот. Из этого, конечно, не следует, что специалисты по этике и их студенты обычно ведут себя так же или хуже, чем люди, интересующиеся другими областями философии. Чтобы сделать такой вывод, потребуются дополнительные исследования, охватывающие широкий спектр морального поведения. Однако в одной конкретной области, в которой специалисты по этике могли бы проявить сознательность, честность и заботу о чужой собственности, они провалились».
Eric Schwitzgebel. Do ethicists steal more books?
Выяснив, что труды по этике с большей вероятностью будут украдены из библиотек, Швицгебель на этом не остановился.

Философ также изучил, как часто профессора по этике звонят своим родителям, отвечают на имейлы студентов, придерживаются вегетарианской диеты, жертвуют деньги на благотворительность, голосуют на выборах и т. д. И пришел к неутешительному выводу: они ничуть не лучше своих коллег — специалистов в других областях философии, а иногда даже ведут себя хуже.
В общем, он подтвердил то, о чём, возможно, вы и так догадывались: одно лишь знание этических теорий не делает нас более нравственными людьми, и чтение умных книг не поможет стать лучшей версией себя. Но давайте не будем осуждать профессоров по этике — они не одни такие. Как часто чтение советов по здоровому питанию и продуктивности меняют наше поведение? Рынок селф-хелп-литературы построен на этом (приятном) заблуждении: так хочется верить, что между сегодняшним (-ей) мной и лучше версией меня лежит лишь недостаток знаний и еще одна прочитанная книга.
Но если разрыв между «знать» и «делать» такой большой, то в чём смысл знаний? Зачем мы продолжаем изучать этику и другие дисциплины, которые направлены на то, чтобы менять наше поведение?
Современные философы полагают, что, возможно, дело не столько в самих знаниях, сколько в том, как мы их получаем и в какие заблуждения продолжаем верить.
Что не так с изучением этики
Обычно курсы по этике построены так: студенты или читают классические работы по этике, или слушают пересказ различных теорий. Если повезет, то преподаватель также расскажет про моральные дилеммы и предложит их разрешить.
Занятия по этике — самые «кровожадные», потому что на них вы будете решать, убить ли одного человека, чтобы спасти пятерых, на которых несется вагонетка на большой скорости, а также стоит ли участвовать в лотерее доноров органов, по условиям которой вас могут лишить жизни в любой момент, если окажется, что ваши органы спасут не одного, а десятерых. Размышлять над всеми этими вопросами, безусловно, интересно, и можно посмотреть на многие вещи с неожиданной стороны. Но как часто такого рода решения мы принимаем в повседневной жизни?
Современный американский философ Майкл Сигрист (Michael J. Sigrist) предполагает, что изучение этики оказывает такое слабое влияние на реальные поступки людей потому, что в классе обычно обсуждают экстремальные или слишком надуманные ситуации.
«Сложные этические вопросы, обсуждаемые в учебниках, обычно относятся к единичным, редким или экстраординарным ситуациям. Очень немногие из нас всерьез раздумывают о продаже органов, и практически никто из нас не будет стоять перед выбором: убить или замучить кого-то. Даже решения о деторождении и аборте принимаются не чаще нескольких раз в жизни, если вообще принимаются. Это означает, что специалисты по этике, работающие над этими вопросами, проводят большую часть своего времени в размышлениях о решениях, которые им вряд ли когда-либо придется принимать».
Michael J. Sigrist. Why Aren’t Ethicists More Ethical?
Конечно, смысл всех этих мысленных экспериментов как раз и состоит в том, чтобы явно показать разницу между теориями и испытать на прочность собственные убеждения — для этого ситуацию доводят до крайности. Но если уделять внимание только таким из ряда вон выходящим случаям, то мы привыкнем размышлять о морали как о чём-то совершенно не соотносимом с реальной жизнью.
О необходимости больше говорить о «повседневной морали» (morality of everyday life) пишет в своей книге «Эксперименты в этике» (Experiments in Ethics) другой американский философ Кваме Энтони Аппиа (Kwame Anthony Appiah). Хотя он и признает, что для философов и ученых важно уметь выделять существенное и изучение крайних случаев этому весьма способствует, он предостерегает моральных философов от того, чтобы только этим и заниматься. Изучая мораль, полезно время от времени обращаться к повседневной жизни и проверять свои принципы.
В конце концов, быть «нравственным вообще» невозможно: говорить о морали можно только применительно к конкретным ситуациям. Да, различные философские теории помогают увидеть возможные решения — но каждому из нас ежедневно приходится думать о том, как действовать добродетельно. И готовых схем здесь нет.
Звучит пугающе, но ученые взялись исследовать и это. Так появилась на стыке философии, психологии и нейробиологии новая дисциплина — моральная психология (moral psychology), которая изучает наши конкретные моральные решения и поступки.

Моральные психологи против рационализации
На современную моральную психологию оказали огромное влияние нейронауки. В конце 1990-х годов в исследованиях мозга произошел «аффективный поворот» (affective turn): ученые открыли важную роль эмоций в принятии решений.
Благодаря трудам таких нейробиологов, как Антонио Дамасио, Яак Панксепп и Ричард Дэвидсон, мы знаем, что части мозга, ответственные за эмоции (наш так называемый эмоциональный мозг), оказывают огромное влияние на более новые с точки зрения эволюции части мозга, или неокортекс. Если эти «эмоциональные» части повреждены, мы не можем принимать даже самые простые решения. Эллиот, печально известный пациент Антонио Дамасио, — яркий тому пример. Из-за повреждений той части мозга, которая отвечает за эмоции, парень утратил даже способность выбрать, в какой ресторан пойти, бесконечно размышляя о рациональных преимуществах и недостатках каждого заведения.
Все эти исследования о важности эмоций в процессе принятия решений помогли ученым сформулировать так называемую теорию двойной системы мышления (dual process theory). Вы наверняка уже про нее слышали, если знакомы с трудами известного израильско-американского психолога и экономиста Даниэля Канемана. В своей нашумевшей книге «Думай медленно… решай быстро» он описал мышление не как единый процесс, а как взаимосвязанную работу двух систем:
- Система 1 срабатывает быстро и на автомате, без каких-либо долгих рассуждений (так называемое быстрое мышление);
- Система 2 отвечает за долгие размышления, внимание к деталям и выбор аргументов («медленное» мышление).
Обычно, когда мы говорим о мышлении, мы подразумеваем Систему 2 — наше сознательное и рациональное «я». Именно эту часть нашего «я» мы считаем главной и ответственной за то, кто мы и как мы поступаем. Мы думаем, что Система 2 может контролировать эмоции, принимать важные решения и управлять нашим вниманием и выбором. Но на самом деле это не так: именно Система 1 первой вступает в игру, пытаясь отыскать «быстрый» и автоматический ответ из заранее готовых вариантов. Система 2 приходит в действие только в том случае, если Системе 1 не удалось справиться (например, потому что ситуация экстраординарная) или если мы сознательно ставим под сомнение решения, которые она предлагает.
Такая организация процесса принятия решений экономит нам силы и время: мы легко и быстро решаем, что сегодня пойдем в пиццерию или напишем конспект синей, а не черной, ручкой. Система 2 в процессе принятия этих решений не участвует, и всех всё устраивает: если выбор ресторана или ручки не связан с вопросом жизни и смерти, то нам и правда нет смысла долго размышлять.
Всё это звучит хорошо, пока не оказывается, что мы пользуемся Системой 1 даже в тех случаях, когда стоило бы поразмышлять. Например, в вопросах морали.
Чтобы это продемонстрировать, американский моральный психолог и философ Джошуа Грин (Joshua Greene) проводит параллель с фотокамерой. Систему 1 он сравнивает с автоматическим режимом настроек, а Систему 2 — с мануальным режимом. Автоматический режим работает отлично, когда вы используете его в соответствующих условиях (например, в ночное время и для портретной съемки) и вам не хочется (или нет времени) копаться в настройках.
В повседневной жизни мы часто действуем автоматически, даже если это касается этических вопросов. У нас нет времени, сил, желания или всего вместе, чтобы размышлять над каждым моральным выбором. Это объясняет, почему профессора по этике оказываются не такими уж и нравственными, когда дело доходит до возврата книг в библиотеку, и почему нам самим иногда так сложно соответствовать собственным моральным принципам.
Но иногда хорошие снимки невозможно получить без мануального режима — так же и с моралью.
Важно подчеркнуть, что Грин не призывает вообще отказаться от автоматического режима в решении моральных вопросов. Скорее он советует перестать смотреть на мораль однобоко — как на продукт только рационального мышления. В повседневной жизни мораль эмоциональна и основывается на интуициях, а потому, чтобы изменить чье-то (в том числе и свое) моральное поведение, лишь одного чтения Канта и Аристотеля недостаточно (и это нормально).
Свежая выпечка и гнев в борьбе за мораль
После того, как ученые признали, что эмоции и «быстрое» мышление оказывает такое огромное воздействие на наше моральное поведение, появилось множество (не очень лестных для нас) исследований по этой теме.
Оказалось, что наличие грязных коробок из-под пиццы, просмотр юмористических шоу и даже запах свежеиспеченных булочек могут существенно повлиять на наши поступки. Тогда, может, вообще стоит отказаться от изучения этики и долгих моральных рассуждений, и просто строить на каждом углу булочные, чтобы те делали нас нравственнее без привлечения Системы 2?
Для некоторых это, возможно, и звучит заманчиво, но мы устроены гораздо сложнее: и хотя на нас могут влиять различные импульсы, а эмоции играют бо́льшую роль в принятии моральных решений, чем мы думали раньше, всё это не значит, что мораль полностью иррациональна и пора забрасывать курсы по этике.
Современная американская философиня Марта Нуссбаум напоминает, что еще древнегреческие стоики описывали эмоции не как противоположность рациональному мышлению, а скорее как «быстрые» суждения. Эмоции — способ мозга сигнализировать о том, благоприятны ли обстоятельства для выживания организма или нет.
Наши эмоции не случайны: они появляются в ответ на стимул и несут в себе комплексную оценку ситуации и мотивацию для взаимодействия с ней. Например, злость, чтобы изменить ситуацию, мобилизует силы организма и активно побуждает действовать; а печаль «предлагает» снизить энергетические затраты и отлежаться.
Нейроэмоциональность возникла в ходе эволюции и присуща не только Homo sapiens, но и другим млекопитающим. Этот факт вдохновил нидерландского приматолога Франса де Вааля описать эмоции у приматов и показать, что наша мораль действительно эволюционный продукт.

Но не всё пошло по плану. В здоровом варианте связь между моралью и эмоциями и вправду не проблема, а преимущество. Но из-за сложности человеческой психики нашу эмоциональность нельзя назвать простой и — чаще всего — здоровой: биологические эмоциональные реакции и рациональные установки в процессе формирования детской психики могут смешаться в нечто дикое. В процессе воспитания мы часто лишаемся здорового гнева или перенаправляем свой гнев с опасного на безопасное, боимся того, что нам не угрожает, испытываем привязанность к тому, что нас разрушает и т. д.
Потому для нас так важно полагаться не только на эмоции, но и на «медленное» мышление, которое помогает остановиться и внимательно разобраться в том, что произошло. Необходимо подружить эти две составляющие: для начала хотя бы напоминать себе о том, что за наше моральное поведение отвечают как эмоции, так и разум. Но эмоции вступают в игру первыми.
Как подружить слона и всадника
Чтобы лучше описать, что происходит, когда мы принимаем моральное (и не только) решение, известный американский моральный психолог и философ Джонатан Хайдт (Jonathan Haidt) предложил свою метафору для характеристики работы двойной системы мышления.
Представьте себе, что ваше «быстрое», эмоциональное мышление (Система 1) — это слон, а «медленное», рациональное (Система 2) — это всадник. И хотя нам нравится думать, что это именно всадник управляет слоном (то есть разум управляет эмоциями), на самом деле, если слон не захочет сдвинуться с места, всадник мало что сможет сделать. Потому так важно не забывать про своего слона.
Чтобы его мотивировать, коучи советуют делить сложную задачу на более простые, убирать препятствия со своего пути и воздействовать на эмоции. Это уже давно поняли журналисты, политтехнологи, педагоги и блогеры: одних только фактов недостаточно, чтобы провести интересную лекцию или написать захватывающий текст, — нужно еще и рассказывать истории, увлекать и обращаться к практике.
Тот же подход можно использовать и в отношении морали: не только приводить сухие логические аргументы из трудов философов, но и связывать их с эмоциями и повседневностью.
Идея кажется простой, но на практике трудно достичь баланса. Часто обсуждение моральных проблем (например, смертной казни или абортов) доходит до крайностей: мы или засыпаем оппонента рациональными аргументами, которые его не убеждают, так как они не связаны с эмоциями, или, наоборот, превращаем спор и дискуссию в гневную ругань.
Как показывают исследования Хайдта, это происходит из-за особенностей работы нашей двойной системы мышления. В вопросах морали мы гораздо чаще (чем себе признаемся) сначала эмоционально реагируем и поступаем соответствующе и уже постфактум начинаем объяснять, почему наш поступок был правильным. То есть мы рационализируем наши моральные поступки на последних этапах: сначала нутром чувствуем, что правильно, а затем подыскиваем соответствующую теорию.
Чтобы стать более нравственным или влиять на моральные поведение окружающих, всегда стоит помнить о двух сторонах морали — рациональной и эмоциональной. Занятия по этике, труды моральных философов, а также различные аргументы и дискуссии изменяют наше моральное мышление, помогают нам в теории понять, что правильно и нравственно. Но на практике всё будет сложнее, так как в игру будут вступать эмоции и «быстрое» мышление. Это нормально.
Не получится отказаться от эмоций и стать добродетельным, просто начитавшись философских книг. Точно так же невозможно руководствоваться только своими чувствами в поисках наилучшего решения для всех. Нам нужно и то и другое.