18 птиц и робот-каллиграф, или Краткая история механических кукол

Совершенно непонятно, зачем Вольфгангу фон Кемпелену, человеку успешному, состоятельному и приближенному к трону, понадобилось заниматься мистификацией, но, как говориться, каждый развлекается как может. При дворе фон Кемпелена считали человеком непонятным (и это самое мягкое определение отношения к нему) из-за его мутного происхождения — кажется, он был словаком, а еще у него имелись какие-то ирландские корни. Еще будучи студентом, Кемпелен перевел с латыни на немецкий свод законов Австро-Венгрии (колоссальный труд!), чем привлек к себе внимание двора и был назначен советником императрицы.

Мария-Терезия разглядела в юноше инженерный талант, и в 25 лет Кемпелен уже заведует соляными шахтами империи, радикально модернизирует отрасль и делает добычу соли из ранее убыточной одним из самых прибыльных промыслов. Он строит мосты, водопроводы, разводит лен и устраивает ткацкое производство, занимается ирригацией, фортификацией и много чем еще — образованных людей немного, дел хватает, важно, что он с делами справляется блестяще. Мария-Терезия его отличает, он становится рыцарем, а после и вовсе наследственным бароном. Словом, карьера идет в гору, денег хватает, жизнь удалась, и вот тут-то фон Кемпелен сообщает миру, что построил удивительный автомат, который не просто умеет играть в шахматы, а обыграет кого угодно.

В 1769 году Вена лицезреет это чудо техники — восковую фигуру, сидящую перед шахматной доской, одетую как турок, покоящуюся на деревянном ящике размером 1,2×0,6×0,9 метра. Ящик имеет дверцы, которые открываются, — всякий желающий может увидеть там множество пружин, шестеренок и прочих сложных узлов, они, видимо, приводили в действие этот механизм, который его создатель запускал, заводя фигуру особым ключом. Завода хватало только на 20 ходов, после чего автомат требовалось заводить повторно.

Мир как раз стоял на пороге шахматного бума, старинная игра входила в большую моду по всей Европе, в ней разбирались многие, и поразительнее всего было то, что этот «Турок» — так было названо это устройство — в самом деле обыгрывал всех сильнейших шахматистов Вены.

Через много лет после смерти Кемпелена, в 1836 году, аппарат будет «гастролировать» по Америке, и молодой Эдгар Аллан По выпустит разоблачающую статью под названием «Шахматист Мельцеля» (Мельцель унаследовал «Турка» после смерти Кемпелена). Обман раскроется, станет понятно, что в ящике, за панелью, изображающей шестеренки, прятались выдающиеся шахматисты (этому «автомату» проиграл как-то, зевнув фигуру, сам Чигорин, сильнейший шахматист своего времени), все станут задаваться вопросом: как случилось, что никто, абсолютно никто не подумал о том, что «Турок» — всего лишь мистификация?

Наверное, дело в том, что идея о человекоподобном механическом существе, которое могло бы совершать какие-то действия, которые способен делать человек, никого не удивляла и занимала людей с самых древних времен.Да, слово «робот» (от чешского robota, что переводится как «подневольный труд») войдет в наш обиход только с 1920 году с легкой руки братьев Чапеков — художника Йозефа (о соавторстве которого отчего-то склонны забывать ввиду знаменитости его брата) и писателя Карела, но сама идея как-то использовать механизмы для «подневольного труда» была близка с времен Античности. Вспоминают летающего голубя и автомат по продаже священной воды в храмах (приписывается Гирону), но, кажется, самое удивительное приписано Филону Византийскому, который создал женскую фигуру, способную разливать вино из бочонка по чашам.

Об увлечении механикой в античные времена мы знаем не слишком много, но в то время были очень распространены всякого рода хитрости, которые, кажется, наиболее ярко воплотились в разного рода «секретиках», связанных с замками и иными запорными устройствами — ими оснащались не только дома и сельхозпостройки, но и шкатулки, шкафы и сейфы. Причем такие замочки были характерны не только для знати, но и для плебса — словом, спрос на такого рода хитрости был велик.

Унаследовавшие достижения Античности арабские ученые изрядно поупражнялись в изготовлении разного рода волшебных автоматов. Из дошедших до нас описаний Х века, например, известно, что современников изумляло дерево с 18 ветками, на каждой из которых сидело по птице, каждая из них, в свою очередь, пела на свой лад.

Этот рассказ повторялся многократно, хотя рассказчики и путались в показаниях, упоминая то Багдад, то Каракорум, разные имена властителей и разные имена создателей (среди которых, помимо многочисленных арабов, упоминается и француз, хотя сложно предположить, что в Европе того времени могли быть механики такого уровня).

Но больше всех поразил современников (хотя и потомки не переставали ему удивляться) живший в конце XII века Аль-Джазири, механик совершенно выдающийся, изобретатель коленчатого вала, ламинирования, кодовых замков и много чего еще, который не уставал поражать мир своими устройствами — фонтанами, насосами, музыкальными инструментами. Он не просто позабавил только что возникшую династию Артукидов, при дворе которых был инженером, но и прославил ее, причем по понятным причинам современникам — и властителям, и простолюдинам — особого дела до коленчатого вала не было, ценность его была недоступна пониманию, а вот созданные Аль-Джазири фигуры вызывали невероятное восхищение.

Фигур он создал не менее 50, среди них особо отмечают четырех музыкантов, которые были сделаны так искусно, что казались неотличимыми от живых людей. Аль-Джазири «усаживал» их в лодку и запускал ее в озеро — музыканты били в барабаны и цимбалы и радовали глаз и, возможно, слух монархов и их гостей.

Для людей непосвященных это были всего лишь игрушки, но на самом деле, конечно же, это были чудеса механики, которые, с одной стороны, не находили пока себе массового применения, а с другой — такие фигуры стали прекрасной «упаковкой» и способом подачи научных достижений. В том, что достижения велики, а наука дает плоды, автоматические фигурки убеждали простую и непосвященную публику куда лучше, чем любые многомудрые трактаты с расчетами.

В Средние века коммуникация между различными цивилизациями была более чем скудная, но, как выясняется, сама по себе идея о самодвижущихся фигурках людей или животных была популярна буквально везде — трактаты на эту тему писали в Индии, в Японии несколько столетий такие фигурки, куклы каракури (довольно простые по функционалу, но стоит сделать скидку на давние времена — речь о XVII-XVIII столетиях), и вовсе были необыкновенно популярны — и как игрушки, и как часть культовых церемоний. Самая известная из таких кукол (сохранившаяся до нашего времени) могла забирать пустую чашку у участника чайной церемонии и приносить полную.

Что же касается Европы, то в наше время много говорят о том, насколько она отставала от арабского мира в «темные века», и о том, что знания европейцы получали через переводы с арабского, где наука была на высоте. В значительной степени это, разумеется, правда, вот только механикой жителям Европы, в то время окраины цивилизации, пришлось заниматься раньше — корабли, их оснастка и управление, шадуфы, мельницы ветряные и водяные, ирригация, строительство и очень востребованное кузнечное ремесло. А с XIII века появляется целая плеяда мастеровых — часовщики.

Первые часы закупали города, и часы на главной городской башне были настоящей визитной карточкой города, демонстрацией его богатства, искусности его мастеров и, если позволительно будет так сказать, — его инновационности и современности.

Можно долго и много говорить о том, отчего именно в Европе часовых дел мастера стали настолько востребованы, но это произошло. Следом за городами, столицами королевств, княжеств, герцогств, графств потребовались часы в дома — пока что еще в очень богатые дома. Мода на напольные часы уже в XV веке накрыла весь континент. Характерно, что европейцы, которым особо нечего было экспортировать в Китай, смогли-таки поразить китайцев своими часовыми механизмами. В XVII веке уже появились и карманные часы. Умение часовщиков постоянно совершенствовалось, их работа становилась всё тоньше и изощреннее, в их арсенале появились довольно сложные по функционалу механизмы — пружины и гири, спусковые механизмы, маятник, балансир, анкер и система шестеренок, подшипники (и использование рубинов в этом качестве), репетир, кулачковый механизм, эксцентрик… В общем, мало кто был настолько сведущ в механике, как часовой мастер.

Поэтому, возможно, нет ничего странного в том, что именно часовых дел мастера и занялись автоматонами — так часто называют самодвижущиеся механические фигурки. Хотя и до них этим увлекались такие несравненные механики, как Леонардо да Винчи (сохранился, правда, только его чертеж фигурки рыцаря, была ли эта идея воплощена в жизнь — неизвестно) и Хуанелло Турриано, создавший небольшую фигурку монаха, который вертел головой, целовал крест и мог даже «прогуливаться», благодаря колесикам на подошвах.

Впрочем, XVIII век превзошел всех предшественников и по количеству, и по качеству такого рода изделий. Первым среди равных был Жак Вокансон, сын перчаточника. Позже к его фамилии как-то сама собой добавится частичка «де» и весь мир будет знать его как де Вокансона, но это позже, а пока Вокансон учится у иезуитов и мечтает стать часовщиком, к механизмам его влечет с самого детства. После нескольких лет учебы он присоединяется к монашескому ордену минимов, в Лионе, где знакомится с хирургом и начинает помогать ему. Вокансона захватывает человеческая анатомия, он изучает строение и движение скелета и мышц, и они кажутся ему совершенством, божьим провидением, настолько (как ему кажется) всё хорошо и разумно продумано и скомпоновано.Именно с морга, а вовсе не с часовой мастерской (которая в его жизни тоже будет, но позже), как он сам мечтал, начинаются его первые механические опыты: он пробует сделать устройства, которые моделировали бы дыхание и кровообращение. Впрочем, кажется, до учебы у часовщика дело всё-таки дошло, но сведения о юношеском периоде жизни Вокансона, не считая его упражнений в анатомичке, скудны — вдруг, в 18 лет, он получает от некоего дворянина деньги на устройство собственной мастерской в Лионе, где, как предполагалось, будут производиться автоматоны. Вокансон делает специальный доклад главам ордена минимов: он рассказывает, что хотел бы сделать целую группу андроидов, которые прислуживали бы им за столом во время собраний, и это, прямо скажем, грандиозный план, достойный восхищения. Вот только на руководителей ордена он производит впечатление, обратное желаемому: святые отцы посчитали идеи Вокансона полным безумием и бесовщиной, мастерскую предписано уничтожить. Неизвестно, правда, было ли осуществлено это предписание (в конце концов, таинственный спонсор де Вокансона — человек светский). Зато известно, что на создание своей работы, поразившей современников, у Вокансона ушли следующие десять лет жизни, но в 1737 году он демонстрирует Академии наук автоматон, названный им «Флейтист», — фигуру пастушка в натуральную величину. Фигура одновременно играла на тамборе (ударный инструмент вроде тамбурина) и флейте и могла исполнять 12 мелодий. Фигура была обтянута кожей — потому что Вокансону иначе никак не удавалось добиться плотного прилегания поверхности фигуры к отверстиям флейты.

12 мелодий, говоря современным языком, — это уже программирование, автоматон совершал 12 разных последовательностей действий.

«Флейтист» произвел настоящий фурор, он впечатлил и непросвещенную публику (придворный флейтист даже разбирает игру автоматона на флейте, вполне всерьез объясняя, что фигура использует губы неправильно и что сам он учит играть на флейте совершенно иначе), потому что присутствовал эффект шоу, представления, и искушенных академиков, которые оценили искусность и сложность работы. С этого момента карьера де Вокансона (именно после демонстрации фигуры к нему прилипает частица «де») идет в гору. Его знания в механике востребованы, кардинал Флери, по сути, премьер-министр страны, делает его своим советником, и дальше де Вокансон забывает про кукол (он избавится от своих произведений, которых к тому моменту будет несколько, в 1747 году) и сосредотачивается на станках.

Об автоматонах де Вокансона, сделанных после 1747 года, ничего не известно, но есть легенды, что мэтр продолжал в тайне баловаться их производством, и это предположение стало сюжетной основой фильма «Лучшее предложение» Джузеппе Торнаторе, где мошенники заманивают в ловушку богатого антиквара (его играет Джеффри Раш), подбрасывая ему фрагменты игрушки де Вокансона. Но это всего лишь сюжет приключенческого фильма, основанного на предположении, притом что поворот изобретателя от автоматонов к станкам представляется очень даже логичным.

Ткацкий станок де Вокансона опережает время — он пытается сделать станок-автомат, благо наработки такого рода во Франции уже есть, до него этим пробовали заниматься Бушон и Фалькон. Де Вокансон использует перфокарты для программирования движения челнока, и это чудо техники долго еще будет оставаться лучшим в отрасли, но невостребованным: ткачей пугал такой «конкурент». В родном Лионе, столице французского ткачества, станок де Вокансона так и не прижился.

Правда, почти полвека спустя другой лионец, Жан-Мари Жаккард, доведет идею де Вокансона до совершенства, сделав жаккардов станок, который, без преувеличения, покорит мир. Правда, не без проблем: те же самые ткачи, которым не нравились идеи де Вокансона, и Жаккарда будут бить камнями, первый станок его сожгут, сам Жаккард будет прятаться от своих, в общем-то, милых, но горячих соседей. Впрочем, случай (в виде визита Наполеона в Лион) всё разрулит, и имя изобретателя станет нарицательным для обозначения выпущенной на его станке ткани — жаккарда.

В свою очередь, о программировании с помощью перфокарт узнал Чарльз Бэббидж, английский изобретатель, одержимый идеей создания счетной машины, по сути — первого в истории компьютера. И перфокарты, и двоичный код, более удобный для программирования, чем десятичный, будут использованы последователями Бэббиджа. Машина Бэббиджа, кстати, поспособствует созданию первой программы для компьютера — ее автором станет дочь поэта Байрона, графиня Ада Лавлейс, блестящий математик, которая заслуженно считается первым программистом в истории. Впрочем, не считая де Вокансона и его коллег, о которых речь пойдет ниже, — хотя они создавали свои программы не для счета.

«Флейтист» де Вокансона впечатлил современников настолько, что, с одной стороны, породил массу низкокачественных подражателей и подражаний, большинство из которых очень мало напоминало шедевр лионца; с другой — заставило мастеров задуматься о каком-то следующем шаге: мало повторить «Флейтиста», нужно его в чем-то превзойти.

И эти стремления иногда приносили удивительные результаты, которых, кажется, не ожидали даже сами создатели. Например, нельзя не упомянуть Фридриха фон Кнаусса, автоматоны которого, настоящие произведения искусства, не производили должного впечатления на сильных мира сего (что, судя по всему, говорит не о недостатках мастера, а о проблемах потенциальных «ценителей»). Зато он придумал устройство с клавиатурой, способное печатать 107 слов за 15 минут, и это его изобретение не просто послужит прообразом пишущей машинки, но и даст старт соревнованию изобретателей в ее изготовлении (правда, понадобится почти сто лет, прежде чем Кристофер Шоулз, инженер из Милуоки, почитаемый местными жителями за сумасшедшего, создаст промышленный продукт для массового пользования).

Но самые совершенные автоматоны создал швейцарский часовщик Пьер Жаке-Дро, который, кстати, создал и одноименную (существующую по сей день) марку часов. Жаке-Дро, в отличие от предшественников, зарабатывал, как часовщик, совсем даже неплохо, то есть был независим от спонсоров и меценатов. Еще в начале карьеры он достиг высокого мастерства в изготовлении часов, причем начинал с часов напольных (именно они в этот момент были максимально востребованы). Его часы с боем, передающим звон курантов или звук флейты, часы без завода и астрономические часы в какой-то момент вышли на пик популярности. Кстати, корпуса для его часов изготовлял краснодеревщик Гинан, который при участии Жаке-Дро и благодаря приданному им «ускорению» станет со временем (довольно неожиданно) лучшим оптиком в мире.

Жаке-Дро был прекрасным маркетологом и понимал, что надо пользоваться моментом и расширять продажи. Он уезжает из родного Невшателя, и жизнь его пройдет в поездках между открытыми им мастерскими в Женеве, Париже и Лондоне.

В какой-то момент Жаке-Дро пришла в голову идея создания «кукол для демонстрации возможностей» — и возможностей механики и автоматики вообще, и своих собственных в частности. Так появляются знаменитые автоматы Жаке-Дро, самые известные из них — «Музыкант», «Художник» и «Писатель». Наверное, произведения Жаке-Дро, учитывая скромные возможности и уровень знаний его эпохи, можно считать лучшими автоматами, созданными в эпоху механики.

По сути, это были программируемые устройства — например, созданный в 1772 году «Писатель» (часто эту куклу называют также «Каллиграф», иногда — «Писец»), самая сложная и совершенная из всего, что он сделал, могла писать 40 текстов, обмакивая перо в чернильницу и стряхивая с пера капли, и следила глазами за письмом.

Этот автоматон состоял из 6 тысяч миниатюрных деталей (для сравнения: упомянутая счетная машина Бэббиджа предполагала первоначально 25 тысяч деталей, потом изобретатель усовершенствовал проект, доведя его до 8 тысяч компонентов), использован был кулачковый механизм, то есть это была невероятно сложная и в то же время изящная конструкция, по сути, управляемая механизмами ввода информации, табуляторами. И часто именно это творение Жаке-Дро, а вовсе так и не созданную при его жизни счетную машину Чарльза Бэббиджа, называют первым компьютером (заметим, что утверждение это более чем спорное, но замечательно характеризующее то впечатление, которое производили творения Жаке-Дро даже на далеких потомков — что уж говорить о современниках).

Кстати, Пьер Жаке-Дро тоже не был обойден вниманием кинематографа — его автоматоны фигурируют в фильме «Хранитель времени». Забавно и то, что «Писатель» Пьера Жаке-Дро пережил создателя и с производства не снят по сей день: и сейчас в компании Montres Jaquet-Droz можно заказать 80-сантиметровый автоматон — копию мальчика, пишущего гусиным пером.

Тут надо бы сказать, что европейцев захватывали не только фигурки движущихся людей, животные тоже шли на ура. Например, в 1673 году часовой мастер Петр Высоцкий, вывезенный из Шклова, построил в Коломенском не только первые башенные часы на Руси, но и сделал для царя двух львов, которые своим рыком, шевелениями лап и головы и жутким видом пугали царедворцев. Из автоматонов де Вокансона часто вспоминают его механическую утку, которая клевала корм и испражнялась. Впрочем, разного рода механические животные были, наверное, популярнее, чем человеческие движущиеся фигуры, — бытовало мнение, что сделать их проще и заставить шевелиться не так сложно, как «научить» автоматон подражать человеку.

Кроме того, любование диковинными фигурками, как это не покажется сейчас странным, сопровождалось своего рода магическими ожиданиями и мистическими предположениями, связанными с разного рода сказками о реальном оживлении неодушевленных фигур. Например, легенда о Големе — глиняном великане, которого якобы создал раввин Иегуда бен Бецалель в Праге для защиты жителей еврейского гетто, — была весьма популярна. Так что публика в своих фантазиях заходила куда дальше самих мастеров.

Творения Жаке-Дро стали вершиной в создании автоматонов, что вовсе не означает, что интерес к такого рода игрушкам был исчерпан. Но последующие «живые куклы» уже не так потрясали воображение современников — наступающий XIX век сам по себе был настолько насыщен чудесами техники, что эти чудеса не слишком нуждались в какой-то специальной «оболочке», чтобы объяснять обывателям, каких вершин способна достигать наука. Кроме того, люди XIX века, можно сказать, перестали быть созерцателями прогресса и стали его участниками: именно их силой пара перемещали по рельсам и водам, их быт освещали газ, керосин и электричество, автомобиль, дирижабль и велосипед можно было не просто наблюдать, в этом веселом процессе движения можно было участвовать. Словом, мир не просто менялся — люди сами становились объектом внутри меняющегося мира и, пусть в разной степени, участниками этих перемен.

Это вовсе не означало, что интерес к напоминающим человека механическим игрушкам был утрачен — у них еще будет довольно долгая история (которая не закончилась по сей день). Имитация робота, например, появится в советском фильме «Вратарь», а в 1939 году компания Westinghouse выпустит, кажется, самого известного робота XX века — «Электро» (созданного, как и творения де Вокансона или Жаке-Дро, с целью показать свою техническую оснащенность и потенциал). Робот будет говорить более 700 слов, курить, передвигаться и шевелиться и даже снимется в порнофильме (до чего только не дойдет прогресс), но всё-таки интерес к механическим фигуркам уже никогда не достигнет того пика, который был на рубеже XVIII–XIX веков.

Созданный же фон Кемпеленом «Механический турок», с которого мы начали рассказ, конечно, имел весьма малое отношение к механике и автоматике, хотя некоторые устройства, с помощью которых сидящий внутри шахматист видел партию и двигал фигуры, были новаторскими. Сама мистификация длилась долго («Турок» обыгрывал знаменитейших любителей шахмат своего времени, в том числе Наполеона и Франклина, иногда проигрывал, в том числе лучшему шахматисту своего времени Филидору) и породила массу подражаний, к которым некоторые относят даже вполне себе умный и настоящий суперкомпьютер Deep Blue, обыгрывающий сильнейших шахматистов-людей.

Диковинные механические игрушки привели в итоге к созданию двух отраслей (или это всё-таки одна отрасль?), без которых мы не только не видим своего будущего, но и не представляем себе какого-то иного настоящего, — они породили компьютеризацию и робототехнику. Хотя современные роботы — вовсе не обязательно антропоморфные машины, конструкторы отошли от концепции человекоподобия и восприятия себя как венца творения, машины становятся более функциональными, сохраняя при этом «разумность» в постоянно расширяемом перечне своего функционала. А начало этим отраслям положили когда-то казавшиеся бесполезными механические игрушки.