«Нерожденные не прольют слез по поводу упущенного шанса на существование». Философы — за и против вымирания нашего вида

Человечество находится на грани вымирания. И тот факт, что это все чаще становится предметом общественных дискуссий — зловещий знак времени. Согласно данным Google Ngram Viewer, с начала нулевых частота использования термина «вымирание человечества» возрастает в геометрической прогрессии.

Это связано с осознанием неизбежности климатического кризиса, а также с опасениями по поводу развития технологий — от редактирования генов до искусственного интеллекта. Полоса экзистенциальных препятствий расширяется, поэтому многие цитируют Ноама Хомского, который считает, что риск вымирания человечества в этом столетии беспрецедентен. Также и Стивен Хокинг заявил в 2016 году, что «мы находимся в самом опасном моменте в развитии человечества».

Между тем, Часы Судного дня (проект журнала «Бюллетень ученых-атомщиков», начатый в 1947 году создателями атомной бомбы в США) в настоящее время показывают, что осталось всего 90 секунд до гибели, — это самое меньшее значение с момента создания часов.

Поразительно, что, несмотря на обретение способности к самоуничтожению еще в пятидесятых годах — с помощью термоядерного оружия, — очень немногие западные философы уделили внимание этической стороне этого вопроса. Какое значение будет иметь вымирание нашего вида? Это хорошо, плохо или никак не повлияет? Не будет ли правильным с точки зрения морали как раз спровоцировать вымирание? Какие найдутся аргументы за и против?

Это лишь некоторые из вопросов, которые я отношу к сфере экзистенциальной этики, которая, к сожалению, часто игнорируется философским сообществом. И это настоящий позор. Дело в том, что экзистенциальная этика затрагивает некоторые из самых фундаментальных вопросов о ценностях, значениях, морали и самой возможности существовании нашего вида. Если мы согласны с Хомским, Хокингом и «Бюллетенем ученых-атомщиков» в том, что вымирание наиболее вероятно именно сейчас, не пора ли нам уже всерьез задуматься о значении нашего вида? Находясь в нескольких дюймах от пропасти, мы искушаем ту же судьбу, что постигла динозавров.

Так почему же именно экзистенциальной этикой так пренебрегают? Ведь смежные области, например, деловая этика, этика животных, биоэтика, этические вопросы использования технологий и так далее очень популярны среди исследователей.

Большинство людей интуитивно отождествляют понятие «человек» с нашим видом, Homo sapiens. Однако согласно последнему определению, Homo sapiens может полностью и навсегда исчезнуть без вымирания человечества, потому что один из способов «вымереть» — это эволюционировать в новый постчеловеческий вид. А это неизбежно произойдет в течение следующего миллиона лет, хотя бы из-за дарвиновской эволюции. Это плохо? Или мы можем «вымереть», заменив себя популяцией разумных машин?

В своей книге «Дети разума» (1988) ученый-компьютерщик Ганс Моравек не только называет такое вымирание желательным, но и надеется на его осуществление. Он считает, что исчезновение Homo sapiens было бы большой трагедией только в том случае, если бы оно не совпало с появлением технологий, способных заменить собой этот вид.

Согласно «прототипической концепции», Homo sapiens исчезнет полностью и навсегда, не оставив преемников. Другими словами, наше вымирание знаменует собой полное и окончательное завершение человеческой истории, поэтому я называю его окончательным вымиранием человечества.

За проблемой вымирания человечества стоит множество других нерешенных вопросов. Что мы подразумеваем под «человеком»? О каком «вымирани» мы говорим?

Важно различать два аспекта вымирания. Во-первых, это процесс или событие? А во-вторых, это состояние или условие? Можно провести грубую аналогию с индивидуальной смертью: многие друзья говорят мне, что они не боятся смерти — они боятся того, что может привести к смерти. Конечно, не все согласятся с этим — некоторых, включая меня, мысль о смерти пугает. Боюсь, что только садисты не думают о вымирании человечества как о катастрофе. Однако есть и другие способы помыслить это событие.

Например, представьте себе сценарий, в котором каждый человек во всем мире решает не иметь детей. В течение следующих ста лет или около того человеческое население постепенно сокращается до нуля и наш вид прекращает свое существование — не из-за катастрофы, повлекшей смерти людей по внешним причинам, а из-за выбора каждого жителя планеты. Это тоже катастрофа, если «вымирание» было добровольным и не обрывало ничьей жизни?

В своей книге «Причины и личности» (1984) теоретик-моралист Дерек Парфит предложил два ответа: с одной стороны, учитывая, что Земля останется пригодной для жизни еще примерно миллиард лет, общее количество будущего человеческого счастья обещает быть огромным. Все это счастье будет потеряно, если человечество прекратит свое существование, даже если это произойдет безболезненно и добровольном порядке. С другой стороны, в будущем мы могли бы совершить экстраординарные достижения в науке, искусстве и даже морали, и, поскольку вымирание исключает такое развитие событий — оно стало бы катастрофой. Это побудило Парфита заявить, что уничтожение человечества, каким бы оно ни было, «было бы, безусловно, величайшим из всех мыслимых преступлений».

Многие современные философы встали на сторону Парфита. Сторонники понимания вымирания как процесса считают, что даже если бы оно было связано с ужасающим количеством страданий, боли, мучений и смертей, этот вред был бы совершенно ничтожным по сравнению с дальнейшей потерей всего будущего счастья и прогресса.

Другие философы, в том числе и я, отвергают подобный взгляд. Мы утверждаем, что в том, чтобы вымереть нет ничего плохого, потому что тогда уже не будет никого, кто смог бы увидеть последствия. Кто же будет страдать от неслучившегося счастья и прогресса?

Нерожденные не прольют слез по поводу упущенного шанса на существование.

Поскольку нет ничего плохого или неправильного в том, что люди не имеют детей, не будет и ничего плохого или неправильного в нашем вымирании, если оно будет вызвано осознанным решением быть бездетными. Ответ на вопрос «Было бы наше вымирание плохим сценарием?» эквивалентен ответу на вопрос «Был бы плохим тот или иной способ вымирания?»

Если вымирание связано с катастрофой, то, очевидно, вымирание — это плохо, поскольку такой катастрофе, которая уничтожила бы все население земли, «вероятно, предшествовали бы беспрецедентные человеческие страдания», считает Карин Кулеманн вместе с Финнероном-Бернсом и мной. А если вымирание не принесет страданий и смертей, если оно произойдет мирным и добровольным путем, тогда оно не будет иметь негативного значения.

Есть еще один мысленный эксперимент, который помогает выявить основные разногласия между этими позициями. Представьте себе два мира, A и Б. Предположим, что в мире A проживает 11 миллиардов человек, а в мире Б — 10 миллиардов. Ужасная катастрофа сотрясает оба мира, в каждом погибает ровно 10 миллиардов человек. Есть два вопроса. Первый довольно прост: сколько событий происходит в мире А по сравнению с миром Б? Большинство согласится с тем, в мире А происходит одно событие — гибель 10 миллиардов человек, а в мире Б — сразу два: гибель 10 миллиардов человек и вымирание всего человечества. Второй вопрос: является ли это дополнительное событие вымирания человечества в мире Б морально значимым? Делает ли это каким-то образом катастрофу мира Б хуже, чем катастрофу мира А? Если убийца по имени Джо вызывал оба бедствия, совершил ли он что-то особенное жуткое в мире Б?

Если вы думаете о последствиях, вы скажете: «Безусловно, катастрофа в мире Б намного хуже, и, следовательно, Джо сделал что-то сверхплохое в Б по сравнению с тем, что он сделал в A». В другом случае вы скажете: «Нет, ужас этих катастроф одинаков. Тот факт, что катастрофа вызывает наше вымирание в мире Б, не имеет значения, потому что вымирание само по себе не является злом». Интригующий вывод из этого ответа заключается в том, что вымирание человечества не представляет собой уникальной моральной проблемы.

В самом вымирании нет ничего особенного: оно не создает особой моральной головоломки. Вопрос о том, плохо ли наше вымирание, полностью зависит от деталей вымирания.

На этом этапе мы начинаем видеть различные позиции, которые можно занять в рамках экзистенциальной этики. Удивительное количество философов стали сторонниками вымирания.

Сразу же важно прояснить эту позицию: они соглашаются с тем, что катастрофический конец человечества был бы ужасен и трагичен и что мы должны попытаться избежать этого. Ни один здравомыслящий человек не хотел бы, чтобы миллиарды умерли. Однако сторонники вымирания добавляют, что в результате вымирания будет достигнуто лучшее состояние, чем в случае продолжения существования человечества. Почему? Есть много возможных ответов. Например, перестав существовать, мы предотвратим будущие человеческие страдания. Даже если будущие люди проживут в целом достойную жизнь, страдания, которые они неизбежно испытают в течение этой жизни, все равно могут оказаться очень большими. Однако, если мы вымрем, никаких страданий не будет вообще.

Второе соображение основано на идее, которую я нахожу весьма правдоподобной: существуют такие виды страдания, которые не уравновешиваются никаким количеством счастья. Вот некоторые из худших вещей, которые происходят в мире: жестокое обращение с детьми; акты геноцида, этнические чистки, массовые убийства; пытки в тюрьмах и так далее. Спросите себя, есть ли какое-то количество такого счастья, чтобы сказать: «да, оно того стоило»? Есть ли какая-нибудь куча добра, достаточно огромная, чтобы уравновесить эти зверства?

Итак, если допустить, что быть вымершим видом лучше, чем быть существующим, как мы должны прийти к этому состоянию?

Именно из-за подобных соображений сторонники вымирания будут утверждать, что сценарий мира Б, приведенный выше, на самом деле предпочтительнее сценария мира A. Вот что они могли бы сказать по этому поводу: «Послушайте, нет никаких сомнений в том, что катастрофа в мире Б ужасна. Очень жаль, что погибло 10 миллиардов человек. Я говорю это недвусмысленно! Однако именно по той же причине, по которой я считаю эту катастрофу ужасной, я утверждаю, что второе событие в мире Б — вымирание человечества — делает этот сценарий лучше, чем сценарий А, потому что в будущем мира Б больше не будет страданий».

Если вы думаете, что лучше вымереть, чем существовать, давайте подумаем, какие для этого сущетсвуют пути? В нашем меню есть три основных блюда: антинатализм (люди решают не иметь детей); промортализм (люди убивают себя самостоятельно); и омницид (кто-то или какая-то группа людей берет на себя задачу убить всех на Земле).

Очень небольшое число сторонников вымирания выступает за омницид, в основном это радикальные экологические экстремисты, которые представляют человечество как «раковую опухоль» в биосфере, подлежащую удалению.

Однако и оксфордский философ Роджер Крисп недавно заявил, что если вы обнаружите огромный астероид, несущийся к Земле, и сможете его перенаправить, то следует серьезно подумать, не позволить ли ему все-таки врезаться в нашу планету, предполагая, что он убьет всех немедленно. По сути, такой омницид будет бездействием, а не действием.

Другие сторонники вымирания выступали как за антинатализм, так и за промортализм. Например, немецкий пессимист XIX века Филипп Майнлендер, который утверждал, что мы должны не просто воздерживаться от размножения, но и никогда не заниматься сексом, оставаясь девственниками. Он одобрял самоубийство — вскоре после получения первых экземпляров своего великого произведения «Философия искупления» (1876), он положил их на пол и встал на получившуюся стопку, чтобы повеситься. Ему было всего 34 года, и он был не единственным человеком в семье, покончившим жизнь самоубийством: так поступили его брат и сестра.

Но все-таки большинство сторонников вымирания считают, что единственный морально приемлемый путь — это антинатализм, отказ иметь детей. Самым известным сторонником этой позиции сегодня является Дэвид Бенатар: он утверждает, что наше коллективное небытие было бы позитивным, поскольку отсутствие страданий — это хороший сценарий, а не плохой. Он отмечает, что даже если вымирание повлечет за собой потерю будущего счастья, это будет не так уж плохо, ведь рядом не будет никого, кто мог бы пострадать от такой потери. И раз в этом свете вымирание выглядит получше того состояния, в котором мы находимся сейчас, мы, по его мнению, должны стремиться к вымиранию, оставаясь бездетными.

Моя собственная точка зрения представляет собой сложную смесь этих соображений. Первое, что я хотел бы подчеркнуть, это то, что наш разум совершенно не приспособлен для понимания того, насколько ужасным было бы вымирание, если бы оно было вызвано катастрофой. Важность спасения одной жизни велика, когда это первая или единственная спасенная жизнь, но ценность значительно уменьшается по мере увеличения общего числа спасенных жизней.

Таким образом, психологически важность спасения одной жизни уменьшается на фоне большей угрозы — мы, скорее всего, не почувствуем особой разницы между спасением 87 жизней и 88.

А теперь представьте, что это число составляет не 87 или 88 смертей, а 8 миллиардов — количество всех людей на Земле сегодня. В статье «Вашингтон пост» 1947 года приводится цитата Иосифа Сталина: «Если только один человек умирает от голода, это трагедия, а если умирают миллионы — это всего лишь статистика». Ее часто сокращают до: «Одна смерть — это трагедия, миллион смертей — это статистика». На мой взгляд, ужас таких катастроф (событий с максимально возможным числом погибших) — уже более чем достаточная причина для того, чтобы отдать приоритет проектам, направленным на снижение такого риска.

Одновременно с этим я думаю, что «быть вымершим» было бы прискорбно по многим причинам. Как написала Мэри Шелли в своем романе «Последний человек» (1826) — одной из первых книг, посвященных основным вопросам экзистенциальной этики, — без человечества не было бы больше поэзии, философии, живописи, музыки, театра, смеха, знаний и науки. Это было бы монументальным позором, если бы человечество появилось на свет, оглядело Вселенную с недоумением и трепетом, задумалось, почему существует нечто, а не ничто, а затем исчезло бы в небытии, так и не узнав ответа.

То, как мы воздействуем на мир природы, то, как мы обращаемся с другими живыми существами, обнаруживает в исчезновении человечества некоторый смысл. Кто станет отрицать, что человечество уничтожило целые экосистемы, выкорчевывая леса, отравляя дикую природу, загрязняя океаны, охотясь на исчезающие виды и мучая животных на фермах? Этих злодеяний просто не было бы без человека.

Тем не менее, ужас вымирания в ходе глобальной катастрофы настолько велик, что мы, оцепеневшие утописты, должны сделать все, что в наших силах, чтобы уменьшить ее вероятность.

На мой взгляд, единственным морально допустимым путем к вымиранию был бы добровольный антинатализм, однако, как отмечают сами многие антинаталисты, вероятность того, что все люди на планете предпочтут не иметь детей, приблизительно равна нулю.