Краудфандинг XIX века: как собирали деньги на благотворительность в Российской империи

Благотворительные марафоны, краудфандинговые платформы, SMS-сборы, посты в соцсетях: в современном мире существует множество способов и открыть сбор средств на благотворительность и задонатить любую сумму не вставая с дивана. 200 лет назад дело обстояло несколько сложнее, но и тогда существовало немало способов для привлечения частных пожертвований. О том, как была устроена благотворительность в Российской империи, рассказывает Светлана Ворошилова.

Эволюция благотворительности в России: краткий обзор

До начала XVIII века в России не существовало никакой централизованной государственной политики помощи обездоленным и незащищенным группам населения. Все эти вопросы практически целиком находились в ведении церкви. Она же занималась благотворительностью: желающие делали пожертвования, а церковь распределяла их как считала нужным.

Государство взяло благотворительность под свой контроль при Петре I. По словам историка Галины Ульяновой, время правления Петра I стало переходным периодом от неорганизованной подачи милостыни к созданию заведений общественного призрения по единому плану, регламентированному законодательством. Кроме того, именно Петр I активно продвигал идею привлекать частные капиталы для открытия учреждений общественного призрения, как это делалось в Западной Европе.

Интересно, что параллельно с этим Петр запретил подавать обычную милостыню.

«Петр Великий (…) вооружился против праздного нищенства, питаемого частной милостыней. В 1705 г. он указал рассылать по Москве подьячих с солдатами и приставами ловить бродячих нищих и наказывать, деньги у них отбирать, милостыни им не подавать, а подающих хватать и подвергать штрафу», — пишет Ключевский.

Штраф был отнюдь не символическим — 5 рублей, гигантские по тем временам деньги. Самих же задержанных на улицах нищих отправляли на принудительные работы, если они были здоровыми и трудоспособными, или в богадельни, если их состояние оставляло желать лучшего.

Вместо того, чтобы подавать милостыню на улице, благотворители должны были приносить деньги в богадельни при церквях.

В XVIII веке богадельни были основной формой общественного призрения и одновременно главным направлением для частных пожертвований. В одной только Москве в 1721 году насчитывались 21 мужская и 62 женских богадельни, в которых жили в общей сложности 4411 человек. И как минимум четверть из них была создана на деньги и при участии частных лиц.

Екатерина II, в сущности, впервые признала заботу об обездоленных задачей государства. Она создала Приказы общественного призрения — губернские учреждения, в ведении которых находилось управления приютами, больницами, богадельнями и госпиталями. Деньги на создание Приказов выделялись из доходов губернии; председательствовал в них губернатор, а заседатели выбирались из местных дворян и купцов.

Не менее важно, что Екатерина II активно способствовала развитию «светской» благотворительности. В первую очередь — личным примером. Так, когда в 1767 году дворяне и купцы собрали около 52 тысяч рублей, чтобы воздвигнуть ей памятник, она добавила к этой сумме еще 150 тысяч личных денег и направила их на устройство благотворительных заведений. «Я лучше желаю воздвигнуть монумент в сердцах подданных, нежели на мраморе», — заявила она. После такого жеста окружение императрицы поспешило последовать ее примеру, и общая сумма пожертвований составила уже полмиллиона.

Однако по-настоящему светская благотворительность развернулась только в XIX веке: в первой его четверти появляются первые благотворительные общества, которые были созданы под контролем государства (а оно, как мы увидим далее, будет контролировать все сферы благотворительности), но частными лицами. В этот же период возникают благотворительные заведения, открытые полностью на частные средства. Например, граф Шереметев одним из первых в 1803 году устроил в Москве Странноприимный дом на сто человек с больницей на пятьдесят человек.

Впоследствии роль частных пожертвований в деле общественного призрения будет только усиливаться, причем проявляться это будет в самых разных формах: в XIX веке откроется множество благотворительных обществ и фондов, появятся сотни больниц, приютов, богаделен, которые будут финансироваться целиком за счет частных капиталов. Скажется это и на государственных благотворительных учреждениях: во многих губерниях именно частные пожертвования составляли основу бюджета всех благотворительных организаций. О масштабах явления говорят цифры: к 1896 году в Российской империи насчитывалось 1404 благотворительных обществ, братств, попечительств и комитетов (из них 334 — в одном только Петербурге).

Причем если в начале XIX века главными благотворителями были дворяне, то во второй его половине на первый план выйдет купечество. По словам Галины Ульяновой, в пореформенный период от 60% до 80% больниц, школ, богаделен в разных городах поддерживалось именно за счет пожертвований купечества.

Впрочем, о крупных филантропах XIX века написано множество книг и исследований. Гораздо интереснее вспомнить, какими способами в те времена привлекали небольшие частные пожертвования, аналоги современных донатов.

Кружечный сбор

Одной из самых распространенных форм для сбора небольших частных пожертвований в XIX веке был так называемый кружечный сбор. Кружечные сборы издавна практиковались в церкви. Но настоящий прорыв случился, когда кружки начали устанавливать на торговых площадях и в других местах скопления людей. Эта инициатива тоже была частной.

В 1841 году купец Николай Терентьев, почетный старшина Первого Василеостровского детского приюта в Петербурге, подал рапорт с предложением установить кружки для сбора в местах оживленной торговли: «в гостиных дворах, открытых рынках» и других местах. Для напоминания о богоугодности пожертвований он предлагал размещать их под «святыми иконами» (потому что, по словам Терентьева, каждый уважающий себя купец начинает рабочий день с молитвы перед иконами).

Власти предложение одобрили, и Терентьев за свой счет изготовил 56 кружек, которые разместили на рынках, вокзалах и даже пароходах до Кронштадта и Шлиссельбурга. Как правило, кружки были жестяными, их закрывала крышка с замком и прорезью для монет. На некоторых были выгравированы цитаты из Библии, касающиеся детей (ведь сбор шел на детские приюты), причем купец лично подобрал все цитаты. Раз в несколько месяцев происходила «инкассация»: кружки открывались, деньги пересыпались в пронумерованные мешки с замками (каждой кружке соответствовал свой мешок) и пересчитывались. Суммы вносились в специальные таблицы.

Инициатива быстро стала популярной. Во-первых, потому что любой человек мог сделать анонимное пожертвование, не называя себя и сохраняя в тайне сумму (а значит, не стыдно было делать даже самые маленькие пожертвования — а именно небольшие, но регулярные пожертвования и сегодня составляют основу бюджета многих благотворительных организаций). Во-вторых, люди доверяли кружкам из-за строгой отчетности: обо всех собранных суммах сообщалось в газетах. После первого изъятия денег в одном только Гостином дворе получилось 84 рубля — сумма, эквивалентная стоимости пяти тонн муки.

Позже подобные кружки стали устанавливать во всех крупных городах. И в Петербурге они уже размещались не только на рынках и вокзалах: так, в 1877–1878 годах кружка для пожертвований Красному Кресту была установлена у ворот Аничкова дворца на Невском (на тот момент — официальной резиденции императора). А в 1895 году кружка для пожертвований появилась прямо в здании Министерства финансов (благо и сотрудники, и посетители ведомства были, как правило, людьми обеспеченными).

Благотворительные балы, базары, концерты

В XIX веке в моду вошли благотворительные публичные балы (публичными назывались балы, на которые допускались все желающие, купившие билеты). Механизм сбора был следующим: заранее объявлялась цель, в продажу поступало фиксированное количество билетов, а организаторы со своей стороны обеспечивали развлекательную программу и (иногда) угощения. Чтобы собрать еще больше денег, на балах часто устраивали благотворительные базары или ярмарки: в одном из залов размещались киоски, где дамы торговали рукоделием, сувенирами, сладостями и напитками.

Интересно, что вся эта деятельность тщательно контролировалась государством. Так, каждое благотворительное общество имело право дать только один публичный бал в год. Историк Оксана Захарова в книге «Светские церемониалы в России XVIII — начала XX века» пишет, что на каждое такое мероприятие нужно было получить разрешение правительства, а дату согласовать с Дирекцией императорских театров.

Общественность относилась к «благотворительно-увеселительным» мероприятиям по-разному. Например, Николай Некрасов в поэме «Современники» отзывается о них с нескрываемым раздражением:

Чу! пенье! Я туда скорей,

То пела светская плеяда

Благотворителей посредством лотерей,

Концерта, бала, маскарада…

Где Марья Львовна?

На вдовьем бале!

Где Марья Львовна?

В читальном зале…

А Достоевский в «Бесах» уже откровенно высмеивает типичных организаторов таких мероприятий, показывая, что для них подобная «благотворительность» — просто способ потешить тщеславие: гости приходили просто повеселиться, а благая цель была лишь ширмой. Во многом это наблюдение было, конечно, справедливым, но факт остается фактом: каковы бы ни были истинные мотивы организаторов, с помощью благотворительных балов получалось собирать огромные суммы.

Так, на одном только благотворительном балу в пользу «семейств убитых и раненых на войне», который прошел в 1878 году в залах Дворянского собрания Петербурга, удалось собрать 41790 рублей. Бал был организован со всей возможной роскошью, расходы на него составили гигантские по тем временам 12474 рубля. И все же — 29316 рублей чистой прибыли!

В том же 1878 году, под Рождество, в трех залах Мариинского дворца проходил благотворительный базар в пользу Николаевской детской больницы: в одном из залов были устроены киоски с елочными игрушками, детскими игрушками, книгами, предметами дамского и детского туалета. За два дня собрали 5000 рублей.

На рубеже XIX и XX веков благотворительные балы активно устраивали и члены императорской фамилии. Такие балы привлекали тем, что для людей обеспеченных, но не принадлежащих к высшему свету они были почти единственным способом приобщиться к «высшим сферам». «Великая княгиня Мария Павловна умела привлекать на свои приемы тех, кто обладал тугим кошельком, но не имел благородного происхождения, — пишет об этом Ирина Муравьева в книге „Век модерна“. — В благодарность за гостеприимство богатые люди „охотно открывали свои кошельки“».

Благотворительные лотереи

К лотереям российские власти всегда относились с недоверием. Исключение — лотереи с благотворительными целями. Так, уже в 1760 году была проведена первая Государственная лотерея для содержания отставных и раненых военнослужащих. Правда, Екатерина II, которой идея лотереи очень не нравилась как таковая, вскоре свернула эту инициативу, заявив, что от нее больше убытков, чем пользы.

В XIX веке благотворительные лотереи активно проводили самые разные организации для самых разных нужд. Так, закон 1866 года «Об учреждении приютов и колоний для нравственного исправления несовершеннолетних преступников» разрешал каждому приюту или колонии разыгрывать благотворительную лотерею и использовать вырученные средства для содержания приютов.

Разумеется, эта сфера тоже тщательно контролировалась государством. На каждую лотерею требовалось разрешение; существовали ограничения на сумму сборов; разыгрывать можно было только вещи (а не деньги и не ценные бумаги); регламентировалось и число выигрышей (не менее одной сотой части всего числа билетов), и их стоимость.

Отношение общества к благотворительным лотереям было неоднозначным. Некрасов в той же поэме «Современники» сетует, что это всего лишь еще один способ обобрать беднейшие слои населения:

В саду толпится

Народ наивный,

Рискуют прачки

Последней гривной,

За грош корову

Кому не надо?

И побелели

Дорожки сада,

Как будто в мае

Послал бог снегу…

Пустых билетов

Свезли телегу

Из сада ночью.

Ай! Марья Львовна!

Пятнадцать тысяч

Собрали ровно!

Пятнадцать — с нищих!

Что значит — масса!

Да процветает

Приюта касса!

О том же писала современная Некрасову пресса: «Действуя на скопляющуюся при этих случаях огромную массу народа по преимуществу из низших классов, материально не обеспеченных и живущих трудом, — рабочих, ремесленников, поденщиков, прислуге, завлекая их вывеской выигрышей и особенно дешевизною билетов, которых выпускается громадное количество, без соображении с числом выигрышей, подобные лотереи-аллегри (мгновенные лотереи — прим.авт.), устраиваемые, например, в Летнем саду в праздничные дни, разжигают страсти, выманивают у бедного люда последнюю трудовую копейку».

Дни цветов

На рубеже XIX и XX веков в Россию из Европы пришел еще один популярный способ сбора пожертвований на целевые нужды: так называемые «цветочные дни».

Первым в 1911 году отметили День белой ромашки, посвященный борьбе с туберкулезом. Программа праздника состояла из двух частей: просветительских мероприятий и сбора пожертвований в пользу больных.

Для этой цели устраивались благотворительные спектакли, концерты и лотереи; активисты ходили по улицам, собирая деньги в обмен на живые и искусственные ромашки; театры и кинотеатры жертвовали в пользу больных туберкулезом всю свою дневную прибыль; во многих городах организаторам праздника бесплатно предоставляли здания коммерческих собраний или театров. Праздник и подготовку к нему широко освещала пресса. В результате к сбору пожертвований подключились все слои населения, от членов императорской семьи до буквально нищих: даже обитатели Ярославского ночлежного дома ухитрились собрать на борьбу с чахоткой 5 рублей 19 копеек. В целом же в 1911 году по всей стране собрали 500 тысяч рублей, в 1912 — в два раза больше. Собранные средства позволили открыть новые амбулатории и лечебницы, выдать нуждающимся больным денежные пособия или хотя бы продуктовые наборы, обеспечить им отдых в санаториях и на дачах, обучить медперсонал работе с больными туберкулезом.

В Петербурге и Москве также несколько раз устраивали «день незабудки» (или «день голубого цветка»), сбор от которого шел на лечение пожилых людей, и «день розового цветка» (в помощь сиротам и беспризорникам). Но за пределы столиц подобные практики почти не распространялись.

Исключением стала благотворительная акция «День колоса ржи», проведенная в 1912 году в пользу жертв неурожая 1911 года и получившая широкое распространение. Вслед за Петербургом и Москвой «дни ржаного колоса» стали проводить практически все губернские и уездные города. Организованы они были по принципу «дня ромашки»: по городу ходили пары волонтеров с кружками для сбора, которые обменивали пожертвования на букетики из колосков. Фиксированного размера пожертвования не было: кто сколько мог, тот столько и платил за букетик.

Акция оказалась по-настоящему всенародной. В одном только Романове-Борисоглебске — городке с 8 тысячами населения — сбор составил 664 рубля, причем, как следует из отчета, помимо денег в кружках для пожертвования оказались «золотое кольцо, японская монета, почтовая марка номиналом в 1 коп». А в Ростове все 30 000 заранее заготовленных букетиков из колосков были распроданы уже к полудню, и организаторам пришлось срочно плести новые.

Сбор средств по подписке

Так называемый сбор «по подписке» был максимально близок современному краудфандингу. «По всенародной подписке» деньги собирались на конкретную цель: например, на строительство памятника или храма (но это мог быть и любой другой благотворительный проект).

Происходило это так: сначала нужно было получить разрешение на «всенародную подписку» (без согласования с властями открыть сбор было нельзя). Потом — по возможности широко объявить о сборе в СМИ.

Пожертвования, как правило, присылали либо прямо в редакции журналов и газет, объявивших о сборе (наличными, в пакетах), либо казначею комитета или общества, открывшего подписку.

Именно «по подписке» были собраны средства на создание первого памятника Пушкину в Москве. Сбор в 1860 году открыли выпускники Царскосельского лицея. Собрали, правда, недостаточно, так что спустя десять лет пришлось открывать еще один сбор. К делу подключили прессу, во всех крупных СМИ опубликовали воззвание: «В настоящем деле нет, кажется, надобности придумывать доводы для привлечения жертвователей. Значение Пушкина так сознается всеми, права его на памятник так несомненны, что к сказанному прибавлять нечего. Пусть только всякий сочувствующий великому поэту принесет посильную лепту: как бы ни была она ничтожна сама по себе, она получит свой вес в итоге пожертвований…» Кроме того, организаторы сбора применили удачный маркетинговый ход, хорошо знакомый нам сегодня: стали печатать в газетах и журналах имена людей, сделавших пожертвования. После этого дело пошло гораздо быстрее. Тем более что среди сделавших пожертвование были члены императорской семьи, известные писатели и общественные деятели: это мотивировало, многим хотелось оказаться в одном списке с ними, и на этот раз нужная сумма набралась довольно быстро. Денег собрали даже с избытком: на оставшиеся от подписки средства издали «Дешевую пушкинскую библиотеку» и учредили Пушкинскую премию.

Точно так же, по всенародной подписке, Общество любителей российской словесности смогло собрать средства на создание памятника Гоголю в Москве. Интересно, что на сбор присылали не только деньги: например, один благотворитель пожертвовал два письма Гоголя Данилевскому с тем, чтобы они были проданы, а деньги пошли на памятник. Некоторые театры из разных городов России присылали на памятник выручку от своих спектаклей. А П. Демидов не просто пожертвовал на памятник 5000 рублей, но и пообещал бесплатно предоставить для него медь. В результате уже к 1896 году собрали всю нужную сумму, и 13 лет спустя памятник, полностью созданный на частные средства, был открыт.