Казаки, калмыки, евреи, старообрядцы, революционеры и другие: кто и почему эмигрировал из Российской империи до 1917 года

Когда началась эмиграция из России и какой она была

Миграция — это любое движение населения как внутри одной страны, так и за ее пределами.

Эмиграция (от латинского emigro — «выселяюсь») — это выезд граждан из своей страны в другую на длительный срок или на постоянное место жительства по различным мотивам.

Иммиграция (от латинского immigro — «вселяюсь») — это вселение в другую страну, то есть по большому счету продолжение эмиграции.

Дореволюционную эмиграцию из России часто подразделяют на национальную, политическую, религиозную и трудовую (экономическую).

Считается, что первые знаменитые случаи российской эмиграции относятся к эпохе Ивана Грозного. В первую очередь речь, конечно же, об отъезде князя, боярина, высокообразованного политика и полководца Андрея Курбского в Великое княжество Литовское в 1564 году.

Это была эмиграция политическая.

Судя по всему, поспешно бежать, бросив всё, в том числе и семью (которая потом погибла в заточении), Курбского заставило известие о предстоящей опале.

В последующей переписке с царем князь выразил недовольство изменениями 1560–1570-х годов в политике монарха, а именно: массовыми жестокими казнями, военными неудачами из-за назначения слабых командиров, неоправданной помпезностью и грубостью царя, его нравственным перерождением в худшую сторону под влиянием «пагубников отечества». Что характерно, Курбский был не одинок: похожим образом поступили около 20 военачальников Грозного времен Ливонской войны.

Другим видным эмигрантом эпохи — тоже политическим — стал не кто иной, как создатель первой (официальной) типографии в Москве Иван Федоров. Он тоже уехал в Литву в 1565–1566 годах, когда Иван IV ввел опричнину.

Официально в ту пору выезд за границу без высочайшего разрешения был запрещен. Так, например, согласно Соборному уложению (сборнику узаконений) 1649 года, на всех столбовых дорогах в западном приграничье действовали заставы. Они проверяли, есть ли у выезжающих челобитные на выезд. Получить их можно было только у самого царя. Восточные рубежи охранять так тщательно не было нужды: бегство туда фактически означало либо смерть в глуши, либо попадание в руки степняков.

Тем не менее, несмотря на все предпринятые меры, беглецы всё еще находились. Так, в 1602 году в Речь Посполитую (объединенное государство Польского королевства и Великого княжества Литовского) уехал Григорий Отрепьев — будущий Лжедмитрий I. А в 1664 году в Швецию, опять же через Речь Посполитую, уехал подьячий Григорий Котошихин. За рубежом он написал и опубликовал труд «О России в царствование Алексея Михайловича», полный критики архаичного государственного устройства России.

В начале XVII века в России появились и первые невозвращенцы. Ими стали молодые дворяне, которых Борис Годунов отправил учиться в Европу. Во время Смуты о них просто забыли, а после нее даже те, кого удалось найти, вернуться отказались.

«Русским людям служить вместе с королевскими людьми нельзя ради их прелести, — говаривал в XVII веке князь Иван Голицын, — одно лето побывают с ними на службе, и у нас на другое лето не останется и половины русских лучших людей, не только что боярских детей, останется, кто стар или служить не захочет, а бедных людей не останется ни один человек».

Особой категорией эмигрантов доимперского периода можно считать и разорившихся служилых людей и крестьян. Они сбегали от жестокостей нараставшего крепостничества в Запорожскую Сечь. Здесь, в незаселенных юго-восточных степных районах нынешней Украины, они вне зависимости от рода и звания могли примкнуть к свободной православной военной «республике». Ее создали такие же беглецы — малороссы, скрывавшиеся от гнета польских властей, а также от набегов крымских татар и турок.

В середине XVII века появились и первые национальные эмигранты. Так, например, под давлением казацких отрядов, продвигавшихся всё дальше на восток и облагавших местное население данью, верховья Амура покинули монголоязычные дауры. Они ушли в подданство маньчжурской династии Цин.

Последним широко известным эмигрантом доимперского периода стал Алексей Петрович — наследник Петра I, на секундочку. В 1716 году он бежал от деспотичного отца в Священную Римскую империю через Польшу.

Во второй половине XVIII века массовые исходы населения стали практически регулярными. Имперское строительство в России сопровождалось постоянным расширением подвластных территорий и их колонизацией. Окраины страны с молчаливого согласия или прямо по инициативе властей заселяли жители центральных губерний и иностранцы, принявшие российское подданство. В то же время монархия урезала в правах местное население и неправославных. У них постепенно отнимали привилегии и автономию, обкладывали повинностями, не давали заниматься традиционными промыслами, насильно крестили, доводя (как, впрочем, и собственное закрепощенное население) до полного бесправия.

За все 300 лет существования империи в ней так и не было принято закона об эмиграции. Зато действовали запреты и ограничения на выезд, практически не изменившиеся с царских времен. Так, переходить в другое подданство было запрещено под страхом вечной ссылки. А распространение «заведомо ложных слухов о выгодах переселения за границу» наказывалось вплоть до революции.

«Свод уставов о паспортах и беглых» 1857 года внес хоть какой-то порядок в систему выезда и въезда — за рубежом было разрешено находиться до пяти лет. Правда, с огромной кучей «но». Так, нужно было пройти множество бюрократических процедур — например, получить свидетельство в полиции об отсутствии законных препятствий для выезда. А еще — трижды написать об этом в официальной газете, чтобы известить кредиторов. Для разных категорий населения (например, купцов, моряков, представителей национальных меньшинств, получателей наследства и т. д.) действовали разные правила. О своем возвращении нужно было немедленно уведомить местные власти, а процедура продления выездного разрешения была очень громоздкой.

Впрочем, даже внутри страны человек не мог, согласно еще петровскому предписанию, перемещаться без паспорта или пропускного свидетельства. Получить их, как правило, могли только представители высших сословий (ограничение для сельских обывателей и мещан отменил лишь Николай II в 1906 году).

В целом до последней трети XIX века из империи выезжало меньше людей, чем въезжало. В Россию иммигрировали немецкие колонисты, христиане из Османской империи, а также поляки, армяне, персы, китайцы и др. Однако с введением свода 1857 года, постепенным раскрепощением крестьян при неизменной (а то и ужесточающейся) национальной политике царского правительства баланс изменился. Выезжающих стало больше, чем въезжающих. Лишь после начала Первой мировой войны эмиграция практически сошла на нет.

Кто уезжал и почему

Сколько всего людей покинуло границы Российской империи, доподлинно неизвестно. Во многом потому, что официальная российская статистика учитывала только лиц с действующими паспортами.

Некоторые выводы позволяют сделать данные зарубежной регистрации иностранных иммигрантов XIX — начала XX века. Согласно им, с 1820 по 1916 год из России уехало свыше 4,5 млн человек (по некоторым оценкам, до 7 млн). Из них до 75% покидали страну нелегально, пользуясь услугами дельцов, построивших на эмигрантах доходный бизнес.

Часто мотивы эмиграции (экономические, политические, национальные, религиозные) переплетались между собой. Подавляющее большинство выезжавших составляли представители нетитульной нации. В основном они жили в западных губерниях.

Вот некоторые группы дореволюционных эмигрантов.

Казаки

Казаки — это не национальная, а этносословная группа, но их эмиграции, по сути, носили национально-политический характер. С 1654 года Сечь вошла в состав Русского государства. При этом казаки получили значительную автономию в обмен на службу российскому правительству по охране южных рубежей. Однако по мере укрепления власти в регионе российские правящие круги стремились постепенно лишить казачество его привилегий. При Петре I начался курс на ликвидацию Сечи. Казаки на это отвечали участием в восстаниях (Степана Разина, Кондратия Булавина и Емельяна Пугачева), а после их поражения нередко покидали пределы империи.

Так, после разгрома восстания Кондратия Булавина 1707–1709 годов казаки, руководимые атаманом Игнатом Некрасовым, ушли на Кубань (тогда территория Крымского ханства), а затем на Дунай, в Бессарабию и Болгарию, под власть султана Османской империи. Их как противников российского императора там ждал теплый прием.

В 1774 году войска Екатерины II разбили Крымское ханство. После этого Сечь как форпост на Днепре утратила свое значение. Особенно с учетом того, что она оставалась центром антиправительственных волнений. Поэтому «казацкую республику» потихоньку ликвидировали. В результате в 1760–1780-х годах примеру некрасовцев последовали еще около 10 тысяч запорожских казаков. На территории Османской империи они основали Задунайскую Сечь — в тех же местах, где 50–60 лет назад поселились сподвижники Некрасова.

Калмыки

Похожей была причина массового исхода из Российской империи калмыков. Они заключили вассальный договор в XVII веке, но были недовольны тем, что в итоге получили. Российские власти ущемляли их достоинство: брали заложников, вмешивались в вопросы о наследии и наместничестве, проводили христианизацию. Вдобавок к этому в конце 1760-х годов по выделенным Калмыцкому ханству территориям в низовьях Волги и Северного Прикаспия прокатилась волна голода.

В итоге в 1771 году около 140–170 тысяч — примерно половина всех калмыков, что проживали на территории империи, — перекочевали на историческую родину в Джунгарию — часть нынешнего Синьцзян-Уйгурского автономного округа на северо-западе Китая. Ушли бы, возможно, и все калмыки, но часть не смогла перебраться через Волгу, так как река к моменту «исхода» еще не успела замерзнуть.

Для тех же, кто всё-таки ушел, путь оказался очень тяжелым. В течение семимесячного перехода погибла половина или даже больше калмыков.

В дороге их терзали голод, болезни и падеж скота, а также совершавшие набеги казахи и киргизы, через территории которых приходилось идти. Последние были санкционированы в том числе российскими властями, для которых калмыки, покинувшие выделенные им земли, стали нарушителями закона.

Ослабевшее же после массового исхода Калмыцкое ханство Екатерина II упразднила.

Татары, ногайцы и западнокавказские народы

Территориальная экспансия российских императоров также вела к миграциям местного населения. Так, например, произошло при завоевании Крыма и Кавказа. После разгрома Крымского ханства его территорию в 1760–1780-х годах покинули около 200 тысяч мусульман — как оседлых жителей гор и побережья, так и степняков. Они ушли в Османскую империю.

Несколько иным образом сложилась история Кавказской войны 1817–1864 годов. Действия российских войск сопровождались тактикой «выжженной земли», торговой блокады и настоящим уничтожением местного населения. В частности, имперское правительство дало ему выбор: переселиться на низменности Кубани или уехать в Османскую империю. Бόльшая часть — около 470 тысяч адыгов, абазин и абхазов — выбрали последнее. Интересно, что в официальных документах этих переселенцев по аналогии с первыми мусульманами, ушедшими с пророком Мухаммедом от религиозных гонений из Мекки в Медину, назвали мухаджирами.

Евреи

Большое количество евреев оказалось в подданстве российских императоров в результате завоеваний в Европе, прежде всего в Польше. Жизнь этого народа в России была непростой. Для евреев действовал целый ряд дискриминационных ограничений, которые к 1880-м годам сложились фактически в политику государственного антисемитизма. Так, евреям было запрещено селиться на селе и в ряде городов, а также за пределами черты оседлости (западные губернии до линии Витебск — Екатеринослав, ныне украинский город Днепр), приобретать и арендовать землю. Право их детей на поступление в гимназии и реальные училища было ограничено по всей России.

Стоит ли удивляться, что еврейская эмиграция из России, начавшаяся только в 1870-е годы, стала самой массовой. Евреи составили более 40% от всех эмигрантов.

Что характерно, отъезд евреев из страны даже приветствовался в российских правительственных кругах. Он был официально разрешен в качестве «исключения» с 1892 года. Помощь в эмиграции евреям оказывало Еврейское колонизационное общество. При этом любая форма их возвращения (репатриации) в Россию запрещалась.

Другие национальные эмигранты

Российскую империю покидали и другие народы. Так, значительную долю эмигрантов из России составили поляки (29%). Кроме дискриминационной национальной политики российских властей на их отъезд влияли политические причины: две большие волны польской эмиграции были вызваны подавлением антироссийских восстаний 1830–1831 и 1863–1864 годов. Среди уехавших были и те, кого в России объявили политическими преступниками. Также среди эмигрантов было много литовцев и латышей (9%), финнов и эстонцев (7%), немцев (6%).

Таким образом, большую часть мигрантов составляли те, кто не относился к титульной нации и бежал от дискриминации по национальному и религиозному признакам, а также по политическим причинам.

Русские, украинцы и белорусы

Среди эмигрантов русские (вместе с украинцами и белорусами) составили только около 7% — до 500 тысяч человек. Эмиграция этой группы населения была запоздалой, но тем не менее росла с каждым годом, приняв масштабный характер к 1890-м годам. При этом правительство всячески отказывалось признавать массовый выезд из страны и русскоязычного населения.

Религиозные эмигранты

Другим направлением была эмиграция по религиозному признаку. Христианские церкви всегда были нетерпимы к альтернативным, неортодоксальным течениям. И православная церковь, которая в царской и императорской России имела большой вес, в этом плане не исключение. Так, одними из первых были признаны еретиками и вынуждены были бежать от великокняжеского и церковного гнева представители секты жидовствующих еще в начале XVI века.

Но самой массовой российской группой населения, притесняемой по религиозному признаку, стали старообрядцы — это православные, которые отвергли реформу церкви патриарха Никона и царя Алексея Михайловича 1650–1660-х годов. Уже в XVII веке старообрядцы, или, как их еще называют, староверы, бежали от гонений как на окраины и в отдаленные районы страны, так и за ее пределы.

Так, в 1685 году, после того как царевна Софья ввела смертную казнь для упорствующих старообрядцев, некоторые представители течения ушли в Османскую империю и Польшу, а затем (после разделов Речи Посполитой) — на австрийские земли. Указ Софьи был отменен при Петре I, но условия полулегального существования старообрядцев всё равно сложно было назвать легкими. Например, они должны были платить налоги в двойном размере.

Старообрядцами, кстати, были и казаки-некрасовцы.

Впоследствии законодательство не стало мягче. Так, за отказ крестить детей и распространение «ереси» (коей считалась, например, и молитва) грозили арест и ссылка, а за выход из православного вероисповедания — поражение в правах. В результате в конце XIX века общины староверов стали переселяться в Америку.

Читайте также

«Особая русская духовность»: топ-5 вредных стереотипов о современных старообрядцах

Наряду со старообрядцами из-за религиозных гонений страну покидали представители других христианских течений. Всего из России уехали примерно 30 тысяч человек. Пик эмиграции пришелся на 1890–1905 годы, за которые из страны по религиозным мотивам выехало около 18 тысяч человек.

Например, в 1898 году позволение уехать получили члены секты духоборцев (духоборов). Чтобы добиться разрешения у властей, потребовалось два года. После отъезда духоборам было запрещено возвращаться. Также на рубеже XIX–XX веков Россию стали покидать представители протестантских сект меннонитов и штундистов, православной — молокан и иудейской — субботников. Во многом их отъезду способствовало введение в России в 1874 году всеобщей воинской повинности, так как служба в армии противоречит религиозным воззрениям представителей этих течений.

Революционеры

Эмиграция исключительно по политическим мотивам была немногочисленной (никакой статистики по ней нет), но зато очень яркой, представительной и разнообразной.

Заграница стала домом и для многих российских вольнодумцев. Одним из первых политических эмигрантов Российской империи стал декабрист, противник крепостничества и сторонник президентской формы правления Николай Тургенев. Будучи в отъезде в Англии, в 1826 году он узнал, что подозревается по делу о восстании на Сенатской площади, и отказался вернуться в страну. Тургенев заочно был приговорен к смертной казни, а по «снисхождению» Николая I — к вечным каторжным работам, лишен дворянства, чина и наград. Примечательно, что уже Александр II полностью амнистировал Тургенева, и тот даже трижды приезжал в Россию.

Среди других знаменитых политических эмигрантов первой половины XIX века можно назвать идеолога анархизма и народничества Михаила Бакунина; западника и ненавистника деспотизма Владимира Печерина; автора первых революционных брошюр, вышедших за рубежом, Ивана Головина; публициста Николая Сазонова и др. Одной из самых влиятельных фигур российского зарубежья в ту эпоху стал «отец русского социализма» Александр Герцен. В 1847 году он покинул Россию, а в 1853-м открыл Вольную русскую типографию, в которой издавал популярные у российского образованного оппозиционного общества журналы, газеты, сборники, книги и брошюры.

В дальнейшем «тренд революционной эмиграции» только рос. За рубеж уехали и идеолог массового террора Сергей Нечаев (он стал одним из первых, кого швейцарские власти выдали российским), и народники Петр Лавров и Петр Ткачев, и анархист Петр Кропоткин, и уцелевшие народовольцы, и социалисты-революционеры (эсеры), и социал-демократы (от Георгия Плеханова до Владимира Ленина), и даже некоторые либералы.

Одним из самых необычных политических эмигрантов был Петр Долгоруков — известный повеса и представитель княжеского рода. Собирая генеалогические сведения, он накопил целый архив, в том числе не самой приятной для правящих кругов и самодержавной семьи информации (многое там оказалось выдумкой), и передавал ее для публикации Герцену.

По большей части в политическую эмиграцию уезжали дворяне, но постепенно к ним стали присоединяться мещане, разночинцы и интеллигенция.

Трудовые эмигранты

К концу XIX века распространенным явлением в Российской империи стал выезд за границу на заработки. В среднем к началу XX века на работу за рубеж отправлялись около 400–500 тысяч человек ежегодно.

В основном выезжали жители западных губерний. Они уходили от аграрной перенаселенности и бедности. Другими причинами отъезда были неравномерное распределение рабочих мест в российской промышленности, нерешенность земельного вопроса, голод 1891 года, самый низкий в Европе уровень оплаты труда. Соответственно, по большей части трудовыми эмигрантами становились беднейшие слои населения: крестьяне, ремесленники и чернорабочие. Как правило, это были младшие члены малоземельных или безземельных крестьянских семей, не находивших приложения своему труду. Большинство составляли мужчины, как семейные, так и холостяки, женщины же, в основном незамужние, составляли лишь 15% трудовых эмигрантов.

Как и куда уезжали

Некоторые эмигранты, особенно ранние — старообрядцы, казаки, калмыки, крымские татары и др., покидали Россию своим ходом. Они переходили в пограничные страны по суше.

Однако больше всего — примерно 3 млн — жителей Российской империи уехали в США. Пик эмиграции за океан пришелся на 1913 год — тогда в Америку переселилось больше 291 тысячи человек. В США уезжали многие евреи, ведь американская Конституция давала им одинаковые с христианами права. Также они отправлялись в Великобританию, Канаду, Палестину, Аргентину, европейские страны.

Переезжали в Америку и российские религиозные эмигранты. Например, при посредничестве английских и американских квакеров, а также Льва Толстого, пожертвовавшего гонорар за роман «Воскресение», в Канаду переселились 7,5 тысячи духоборов. Затем они уехали в США. В Соединенные Штаты также уехало свыше тысячи меннонитов и штундистов, а еще около 3,5 тысячи молокан. Некоторые молокане и субботники переселялись в Палестину.

У трудовой эмиграции в основном было два направления: в Европу (Германия, Швеция, Дания) и за океан (США, Канада, Южная Америка, Австралия). Второе также постепенно стало самым массовым.

Интересно, что в конце XIX — начале XX века эмигрантами в принципе называли только тех, кто переезжал в Новый Свет в поисках лучшей доли.

Сама поездка за океан была далеко не легкой прогулкой. Большинство эмигрантов пересекали Атлантику не в удобных каютах, а на палубах пароходов. Кроме мучительного рейса, за время путешествия им предстояло пережить мытарства прохождения границы, тяжелые условия проживания в перевалочных пунктах в Европе и жуткую антисанитарию в портах. Как правило, эмигранты сначала уезжали в Германию, из которой уже отправлялись в Новый Свет. Из России же уплывали обычно из порта Липавы — города Лиепая в современной Латвии.

В основном за рубеж отправлялись с помощью агентов западных морских транспортных компаний. Они действовали в такой серой зоне: помогали пересечь границу по специальным эмигрантским билетам и при этом хорошо зарабатывали на перевозке крайне востребованной дешевой рабочей силы. В России даже высказывалась мысль о необходимости легализации трудовой эмиграции. Одним из ее сторонников был исследователь эмиграционного вопроса Петр Тизенко, считавший, что Россия упускает большие деньги в этой сфере. Однако из-за того, что пассажирские перевозки в империи были неразвиты, реализовать идею Тизенко вряд ли было возможно.

В отличие от национальных, религиозных и трудовых эмигрантов, большинство политических выезжали из страны абсолютно легально. В основном они жили в Европе: в Швейцарии (Женева, Цюрих, Берн), Париже, Лондоне, в меньшей степени в Германии. Именно здесь был культурный и интеллектуальный центр мира. И именно отсюда было легче всего сохранять связи с родиной: вести из России быстрее всего доходили до Европы, и из нее в случае чего можно было как можно скорее вернуться назад в Россию. Впрочем, всё это не мешало некоторым политическим эмигрантам селиться в США.

При этом российское правительство всячески стремилось осложнить жизнь таких «беглецов», пытаясь препятствовать их выезду или сделать их нелегалами за рубежом. Так, ему удалось заключить договор о взаимной выдаче политических эмигрантов с США.

Как жили за рубежом

Некрасовские казаки более 240 лет прожили в Турции. Однако уже с XIX века они стали нарушать легендарный завет Игната Некрасова «при царе в Расею не возвращаться». Причем как по своей воле, так и нет. Например, часть некрасовцев снова оказалась на территории империи после Русско-турецкой войны 1806–1812 годов, когда Россия заняла Бессарабию. Другая часть стала реэмигрировать после 1911 года, не желая служить в турецкой армии. Они переселились сначала в Грузию, затем на Кубань. Последние некрасовцы возвращались уже при советской власти — в 1920-е и в 1960-е годы. При этом около 200 человек переехать в СССР отказались и отправились в США.

Калмыки, уехавшие в Джунгарию, восстановить свое ханство не смогли и приняли подданство династии Цин. Потомки же крымских татар, ногайцев и российских мухаджиров и сегодня проживают в Турции, а также странах Ближнего Востока, Западной Европы и в США.

Массовая эмиграция евреев из Российской империи (а позднее и из СССР) внесла большой вклад в формирование двух самых крупных еврейских общин мира: в США и Израиле. Так, в 1930 году евреи, уехавшие из России, составляли 60% от всей еврейской диаспоры Соединенных Штатов. Интересно, что многие из них уже на протяжении 150 с лишним лет сохраняют элементы российской культуры.

Бежавшие из России в Америку «еретики» в основном занимались фермерством. Благодаря обособленному образу жизни они по сей день сохранили русские традиции, обычаи и язык.

В отличие от национальных или религиозных эмигрантов, трудовые не планировали покидать Россию насовсем. Сезонные работники в Германии и Скандинавии, как нетрудно догадаться, возвращались на родину по окончании сельскохозяйственных работ. Те же, кто уезжал на заработки за океан, могли провести за рубежом несколько лет, ведь на новом месте нужно было найти работу и хоть что-то накопить.

Трудовые мигранты способствовали притоку капиталов в Россию. Только из Аргентины перед Первой мировой войной они присылали 20 млн рублей в год. Также из-за рубежа они нередко привозили новые сельскохозяйственные методики, основывали собственные хозяйства, что, правда, часто вело к сильному социальному расслоению. Кроме того, благодаря им шло укрепление дипломатических связей. В некоторых американских городах российские консульства, например, открывались только из-за наличия большой российской общины.

Впрочем, многие трудовые мигранты, привыкнув к лучшей жизни за рубежом, зачастую оставались там насовсем. Они либо выписывали к себе свои семьи, либо строили личную жизнь на новом месте.

Большинство иммигрантов из России приезжали в США практически без денег и устраивались на низкоквалифицированные и малоквалифицированные должности в производстве и на шахтах. При этом зарабатывали они намного больше, чем на родине. Так, американские чернорабочие в среднем получали 60 рублей в месяц, а российские — 15; каменщики — 150 и 50 рублей соответственно; а шахтеры — 200–300 рублей против 50. Однако трудиться приходилось в очень тяжелых условиях: по 10 часов в дневную и 14 часов в ночную смены шесть дней в неделю. К иммигрантам, готовым браться за любую работу, промышленники относились чуть ли не как к расходному материалу:

«Взять новую, молодую человеческую машину, работать ею, пока она не треснет, и затем выбросить. Всегда есть люди, которые громко просятся стать на освободившееся место».

Вот как об этом рассказывал эмигрант Михаил Соловьев в письме русскоязычной газете «Новое время»:

«Хотя за труд нам здесь платят и больше, чем на родине, но зато в Америке работы очень тяжелые, опасные и отнимают у нас всю силу и здоровье. Проработавши 4–5 лет, мы превращаемся в выжатый лимон. Редкий день пройдет, чтобы кого-нибудь из нас не убило или не искалечило…»

Несмотря на это, российская диаспора в США была очень сплоченной и организованной, имела множество организаций самого разного толка. Большую роль в этом играли и зарубежные приходы православной церкви. В целом эмигранты не топтались на месте: они занимались самообразованием, учили язык, приобщались к культуре, постепенно поднимались из самых низов по социальной лестнице. Вот как их описывал американский исследователь Д. Дэвис:

«Русский очень терпелив и упорен. Он готов вынести очень многое, даже в тяжелых условиях, и готов работать без жалоб долгие часы за минимальную зарплату. Крестьянин глубоко религиозен. В каждом доме вы встретите икону или священную картину. В зависимости от своего жизненного опыта он может быть скептически настроен по отношению к церкви и священнику. Его известная отличительная черта — любовь к театру и музыке. Он сочувствует окружающим, всегда готов прийти на помощь. Если русский погиб на заводе или шахте, его соседи всегда позаботятся о вдове и детях, даже если сами с трудом сводят концы с концами. Крестьянин всегда подозрительно относится к чужакам — неизбежный и горький результат долгого взаимодействия с вышестоящими людьми. Тем не менее, он социален, готов часами разговаривать с друзьями и поделиться последним. Готов подчинить себя служению высшим целям и страдать за это».

В основном российские эмигранты оседали в городах на Восточном побережье США. Так, в начале XX века русскоязычное население Нью-Йорка составляло 500 тысяч человек, из которых русских было 125 тысяч.

Политические эмигранты, будучи чаще всего обеспеченными людьми на родине, имели высокий уровень жизни и за рубежом. За границей они продолжали кипучую деятельность. Например, одних только газет и журналов (которые они пытались распространять и в России) издавали 287 наименований, а также представляли около 150 партий. Ленин отмечал, что, «благодаря вынужденной царизмом эмигрантщине, революционная Россия обладала во второй половине XIX века таким богатством интернациональных связей, такой превосходной осведомленностью насчет всемирных форм и теорий революционного движения, как ни одна страна в мире»

Судьба некоторых из политических эмигрантов складывалась необычно. Например, упомянутый выше Владимир Печерин в эмиграции перешел в католичество, стал священником, жил и работал в Дублине. А противник крепостного права полковник Иван Турчанинов в США стал героем Гражданской войны и, сражаясь на стороне северян, получил звание бригадного генерала.

Некоторые из политических так никогда и не вернулись на родину. Другие воспользовались возможностью легализоваться после революции 1905–1907 годов. Третьи, как тот же Ленин, например, смогли вернуться только после Февральской революции.

В целом из более чем 4,5 млн российских эмигрантов на родину вернулось около 18%. Оставшиеся же за рубежом постепенно ассимилировались на новых местах.