«Не сдаваться, не соглашаться, всегда быть против». Интервью с художником, в одиночку переименовавшим аэропорт в честь Егора Летова

— Как в твоей жизни случился Егор Летов?

— Я родился в 1987 году, поэтому мое знакомство с творчеством Летова, как и у большинства россиян, началось с песни «Все идет по плану». На всех заборах и партах было написано «Гражданская оборона». Эта надпись встречалась даже чаще, может быть, чем «Кино». Однако то, что было в 1990-е и ранние 2000-е, сильно отличается от нынешнего культурного статуса Летова.

Сейчас он в массовом сознании — признанная величина и очень своеобразный, самобытный автор. Тогда было ощущение, что группа «Гражданская оборона» — мутные и неприятные люди, творящие трэш, и что на концерты к ним ходят слэмиться, упиваясь кагором, оплеванные страшные панки. К тому же, некоторые из песен Летова травматично слушать. Они специально так записаны, чтобы был барьер для вхождения в его музыку и творчество.

— А что ты лично думаешь про этот феномен?

— Сейчас, когда уже все издано, можно начать знакомство с Летовым с чего-то полегче, например его поздние альбомы очень красиво записаны. Но деструктивный звук — часть эстетики определенного периода творчества коллектива. Точнее, Егора Летова. Поскольку «ГО» — это один человек по большому счету.

Мое отношение к Летову изменил тот факт, что он полгода играл у Курехина в «Поп-механике» на басу. Очевидно, что лидер «Гражданской Обороны» прекрасно знал все музыкальные тонкости и придумал свой сакральный сибирский путь из поп-механики в панк-психоделику. Родись он в Англии, оказался бы рядом с Дженезисом Пи-Орриджем.

А по количеству используемых слов в лирике он превзошел Пушкина. Летов — явление достаточно большое, чтобы возвращаться к нему бесконечное количество раз. Он весь состоит из цитат, культурных рифм и отсылок. Посмотрите на обложки — пэчворк. Посмотрите на текст — коллаж. Причем в истинно постмодернистском смысле, когда ссылки могут никуда не вести. Не Джойс, конечно, но тоже интересно. Кстати, по творчеству Летова проводят литературные семинары.

Принято считать, что музыка Летова — мрак, тлен и бесконечный ужас. На самом деле у него очень широкий спектр эмоций. Летов — это и трогательное и смешное. Летов — это разное. У него есть детские песни (например, прекрасная версия «Солнце взойдет» из «Бременских музыкантов») и даже красивая советская эстрада (альбом «Звездопад»). Впрочем, это все известно, мы не можем ничего добавить к многочасовому подкасту Шурика Горбачева. Если хотите знать подробности — переходите по ссылке.

— Почему Летов актуален сейчас, почему он вечно живой?

— Потому что Летов — образцово показательный панк, идущий по жизни с заповедью «не сдаваться, не соглашаться, всегда быть против». У него хватило мудрости и силы не продаться. Нельзя сказать, что он победил, его путь был драматичен. Тем не менее он явил образец другого бытования в этом мире, пример личного мужества художника в сопротивлении всему на свете. Летов ускользает от любых попыток использовать его имя. Заработать на нем могут только правообладатели.

— А что ты подумал, когда власти постарались замять народную инициативу по переименованию омского аэропорта в честь Летова?

— Они дали игрушку в демократию и тут же ее отобрали, когда поняли, что не «все идет по плану». Если завтра скажут, что Пушкин плохой писатель и все почитатели Пушкина — г*****, будет странно. А почему Летов и все его фанаты внезапно превратились в г*****? Почему не Тютчев и его читатели? На мой взгляд, это надуманный конфликт. Это был спор о признании культурной значимости музыканта.

— Как ты в целом отнесся к кампании по переименованию аэропортов в честь разных исторический и культурных деятелей?

— Были названия, которые мне нравились, например аэропорт Чехов на Сахалине или аэропорт, названный в честь Бажова в Екатеринбурге. Я влез в этот контекст, когда разгорался скандал с переименованием аэропорта в честь Летова в Омске. Мне показалось, что можно красиво выйти из конфликта, разделившего общество, символическим путем, без взаимных оскорблений.

— Почему ты вообще решил вмешаться в процесс?

— Этому предшествовала череда случайностей. Скандал с аэропортом совпал с моим нахождением в Омске. Я был там в гастрольном туре с группой ЛСП, для которой делал видеоарт. Мы решили сходить на могилу Летова. Мы же музыканты, а это культовое место, такой стоунхендж звезды андеграунда. Прониклись. Могила нас поразила.

Я думал, что увижу панк, хаос и террор или что она будет как могила Горшка или Цоя. А там все чистенько, аккуратненько, милота из фенечек и плюшевых мишек. В общем, местный Пер-Лашез.

Потом я пошел из гостиницы в ближайший киоск купить сигарет. Он оказался от нее в трех километрах. И весь путь к нему пролегал через обложки «Гражданской Обороны»: ЛЭП, грязь, колючая проволока и прочие прелести постиндустриального пейзажа. И пока природу тошнило, а я шел по этой хтони, я заметил старую часть аэропорта: корпус 1950-х годов и взлетно-посадочная полоса, на которой ничего не было. Я подумал: «И из-за этого весь сыр-бор? Не может быть!» А потом понял, что это старый аэропорт, выведенный из эксплуатации. Согласно знаку, до нового оставался еще где-то километр. В Омске оба аэропорта находятся в черте города. Когда я вернулся в Питер, у меня под впечатлением от увиденного возникла идея.

— Что помогло тебе укрепиться в желании реализовать свою идею на практике?

— Положительная общественная реакция. Я читал паблик ВК «Концептуальный вандализм», который ведет один хороший уличный художник. Там тоже развернулась битва за самолеты, садящиеся на полосы «Егора Летова».

Летов оказался настоящим мемогенератором: цитатами из его текстов можно прокомментировать любую новость. Он создает неконтролируемый контекст.

В этом паблике я написал, что видел в Омске старый аэропорт и что будет прикольно его на денек переименовать в честь Егора Летова, всем там собраться и дружно пройти по взлетно-посадочной полосе, вслух исполняя «Русское поле экспериментов». А старый корпус идеально было бы отдать под Центр развития сибирского панк-андеграунда. За этими предложениями сразу последовал вал комментариев с поддержкой. Тут-то я и решился — нашел номер пресс-службы омского аэропорта и позвонил.

— Чувствовал себя народным пассионарием?

— Ой, да! Ощущения совершенно пьянящие. Под впечатлением я стал объяснять пресс-службе, что есть элегантный выход из сложившейся ситуации: они могут назвать основной аэропорт хоть именем Черта Лысого, а старый на день переименовывать и из его старого корпуса сделать стильный молодежный культурный центр. Это прославит город и послужит отличным территориальным брендингом.

— А дальше? Дай угадаю, они тебя послали?

— Не прямо. Сказали: «Пришлите письмо с описанием проекта на почту». Я его написал и даже приложил эскиз инсталляции, которую там можно было бы сделать. Но мне ничего не ответили.

Тем временем меня нашел местный активист и стал писать, что у них есть заброшенный аэропорт в лесу и можно все символически организовать там. Стояла зима, на улице минус сорок, поэтому предложение прозвучало как идея коллективного самоубийства. К тому же, что бы ждало нас в лесу кроме снега и елок?

Однако мысль про альтернативное место в целом показалась тебе перспективной?

Да, и я обратился за советом к своему другу, который занимался ситуативным театром в городе. Он устраивал действа в нестандартных местах: на рынке, в бассейне, в трамвае, в электричке и т.д. Друг посоветовал обратить внимание на негосударственные предприятия и все устроить… на заводе! Но представлять завод аэропортом как-то тупо. Тогда пришла идея с частным аэропортом. Поначалу эта версия тоже выглядела неубедительно. «Частный аэропорт в Омске» звучит как «частный аэропорт в Новое**нево». Ан нет. Их там оказалось аж четыре штуки.

Среди них по самому адекватному виду соцсетей я выбрал «Поповку». Еще мне понравилась рифма «Поповка — это праздник», созвучная с названием песни ГрОб «Винтовка это праздник»: там «все летит в п****», а у нас все летит в Поповку.

— Как прошел разговор с владельцами «Поповки»?

— Они оказались очень хорошими людьми. Им страшно понравилась идея, я их приманил: «Не хотите ли пиар, который никогда не купишь за деньги? Чтобы про вас написали все, кто пишет на русском?» Владельцы согласились, правда тут же задались вопросом: «А как же музыка?»

Идея хорошая, но проблемная. Ведь то, что мы хотели сделать изначально, стоит ноль рублей, а для музыки нужен целый бюджет на электричество, сцену, технику… Это не сосисками с водкой из-под полы торговать: организация масштабного публичного мероприятия подразумевает много этапов согласований и серьезной подготовки.

— Однако ты решил не сдаваться?

— Организовать опен-эйр в Омске удаленно из Петербурга звучало очень вдохновляюще. Я связан с продакшеном нескольких фестивалей, поэтому решил попробовать. Нанял пиарщиков, букера, фандрайзера… В общем, некоторое количество бабла, накопленного во время тура с богатыми рэперами, я инвестировал в проект имени Егора Летова.

Параллельно я занимался переименованием аэропорта и подготовкой перформанса. Но из-за местного активиста-организатора, который чего-то испугался, реализовывать идею приехала только дюжина человек.

Их хватило, чтобы выложить телами «Летов» на заснеженной взлетно-посадочной полосе. Получилась очень трогательная сцена с маленькими человечками посреди бесконечных снегов.

Это красиво закруглило всю историю с переименованием.

— Что ты почувствовал, когда все получилось и пошла медийная шумиха?

— Я был страшно доволен, что проделал все медиаманипуляции и изменил дискурс в новостях. К тому же, я сделал это удаленно. Сейчас, наверное, многие скажут: «Я постоянно дистанционно пишу тайминги, а другие люди все выполняют». Но в те времена действовать на расстоянии несколько тысяч километров было в новинку. И ведь я провернул этот трюк анонимно. Была в этом какая-то игривая артистичность.

— Неужели тебе не хотелось славы?

— Сначала хотелось, а потом я, наоборот, пришел к смирению, послушанию и скромности вплоть до анонимности. Как я говорил, пытаться нажиться и прославиться за счет Егора Летова проблематично. В итоге я пришел к выводу: а за что мне получить лавры? За то, что я увековечил Егора Летова? Как будто он сам себя не увековечил.

— Ты общался в процессе с вдовой музыканта Натальей Чумаковой? Как она отнеслась к твоим инициативам?

— Есть такой русский формальный прием: «А что это вы мне тыкаете? Мы с вами водку что ли вместе пили за одним столом?» А мы как раз пили, когда я пересекся с Чумаковой на фестивале «Троица. Все Живое» в городе Электроугли. Поэтому у меня были ее контакты. Я очень вежливо и деликатно все ей рассказал. Она ответила: «Если верите в себя, дерзайте». Перед этим я советовался с директором «Гражданской обороны» Сергеем Попковым и вдовой Курехина Анастасией.

Свое слово я в итоге сдержал, как минимум, в отношении переименования. Я тогда сказал, что попытаюсь сделать фестиваль, но никому не обещал итогового результата, хотя очень старался.

Я даже предлагал всю эту историю Степану Казаряну, как более опытному организатору, который знает сибирскую панк-сцену и делает серьезные продакшены. Он отказался. Потом я предложил проект другому организатору больших музыкальных фестов, Илье Бортнюку. Он сказал: «А давайте еще на Луне фестиваль сделаем». Для меня это непонятно. Луна и Омск — все-таки разные вещи. На фестиваль приехали бы люди из Челябинска, из Новосибирска, из Томска.

— Как думаешь, чем был мотивирован такой ответ?

— Москва и Питер не верят во все, что далеко от Москвы и Питера. Казарян, правда, после нескольких лет езды по России увидел, что в стране есть интересные места, и начал процесс децентрализации. С финансированием проекта тоже были большие сложности. Фандрайзинг принес 200 тысяч рублей от «Пиво омское». Единственное, так сказать, достижение этого отдела.

На самом деле мы все очень старались, но многие потенциальные спонсоры отказывались. Например, владелец DNS высказывался насчет необходимости мемориальной таблички в честь Летова. Когда же мы предложили ему фестиваль Летова, нам ничего не ответили. А ведь памятник этому артисту — ни табличка, ни гранит и ни бронза, памятник этому артисту — другие музыканты, которые его знают, славят и умножают его культурную значимость.

— Насчет музыкантов: вы успели сделать предварительный лайнап?

У нас получился весьма нестыдный лайнап для тех лет. В качестве хедлайнера мог выступить Шевчук. Еще были Noize MC, ПТВП, АукцЫон, Shortparis, Монеточка, Гречка… Группу Oligarkh, в которой я состою, тоже не мог не вписать — если вас не приглашают на фестиваль, не сделать ли свой собственный? Так как мы планировали мемориальный проект, часть артистов выставила более низкие цены за выступление, а кто-то вообще готов был приехать просто за респект.

— Получается, главная проблема была в деньгах на техническую организацию, которых не удалось найти.

— Да. Кстати, относительно недавно мне написала супруга владельца аэропорта: «Вы не поверите, нам наконец дали денег. Мы будем делать фестиваль!» Я на это: «Да вы что! Не может быть! Расскажите?» Выяснилось, что там будут летать истребители, показывая фигуры высшего пилотажа, а петь будут группа Земляне и Чичерина. В этот момент я прям услышал летовское надрывное «о-о-О-О».

— А когда ты окончательно закрыл свой проект?

— В дни годовщины кончины Летова, когда я сходил на кино «Сияние обрушится вниз». Это запись его последнего концерта. Там есть песни, которые можно просто послушать, а есть легендарные хиты, под которые публика сходит с ума, срывается с мест и скачет перед экраном в едином панк-говнарском экстазе. Это была своеобразная стихийная художественная акция. Это стало жирной точкой. После нее я выдохнул и понял, что дальше лезть в долги и закладывать квартиру ради фестиваля я не готов. Скромный фрилансер сколько мог, столько вложил. Я не Стив Джобс все-таки.

— Тогда вопрос в заключение. Кто победил: Летов или пластмассовый мир?

Если мы вспоминаем Летова, значит он. В своем жизнетворчестве он воплотил какие-то очень важные вневременные принципы: отвращение к стяжательству, соглашательству и прочим мерзостям реального мира. Летов разбросан повсеместно. Всюду есть воздух, а в нем и снаружи всех измерений летает Летов. Живой космос, в общем.

Предоставлено Антоном Чиженком