Index Librorum Prohibitorum: какие книги на протяжении четырех веков запрещала католическая церковь

Что объединяет «Собор Парижской Богоматери», сочинения обоих Дюма — отца и сына — и флоберовскую «Госпожу Бовари»? Правильно, все писатели родом из Франции. Но дело не только в этом.

К этим произведениям можно присовокупить труды итальянцев Никколо Макиавелли и Джордано Бруно, польско-немецкого астронома Николая Коперника, ирландца Джонатана Свифта и англичанина Даниеля Дефо. Думаю, вы уже начали что-то подозревать.

Ответ: в свое время эти произведения (и еще несколько тысяч наименований с ними вместе) попали в один в высшей мере примечательный список. Ватикан издавал его четыре века — начал в 1559 году, а в 1966-м от «Индекса запрещенных книг» решил всё-таки отказаться.

Однако церковь считает, что «Индекс» по сей день должен оставаться моральным ориентиром для верующих. Мол, добрый католик и в 2022 году избегает сочинений, способных нанести урон его морали. Есть даже специальная штука — admonitum. Это типа сигнала для религиозных читателей: аларм, ваша нравственность в опасности.

Как велась борьба с книгами до «Индекса»

Исследователь истории зарубежной журналистики и автор офигенных студенческих учебников Григорий Прутцков считает, что в христианских странах цензура начала оформляться довольно рано — уже в IX веке там бытовала милая традиция сжигать антихристианские или языческие книги.

(Спасибо, что не вместе с авторами… впрочем, позднее и до этого дошло, если верить иезуиту, присутствовавшему при казни Джордано Бруно.)

В Средние века грамотность вышла за монастырские стены, мало того — появились первые университеты. Церковь вдруг лишилась монополии на распространение информации: у людей появился выбор — послушать проповедь или пойти почитать что-нибудь.

Надо было срочно что-то делать, и в 1199 году с легкой руки папы Иннокентия III ересь приравняли к оскорблению монарха (а оно тогда каралось смертью). Иннокентий IV закрепил успех предшественника: благодаря ему при каждой епархии появились трибуналы.

В 1450 году Иоганн Гутенберг изобрел печатный станок. Особого счастья и богатства изобретение создателю не принесло, но сейчас не об этом. Главное — контролировать распространение книг, включая еретические сочинения, стало намного сложнее, и церковь выжала педаль цензуры в пол.

Особенно в этом плане отличилась Испания. Кто не слышал о Томасе Торквемаде? Историки утверждают, что за годы своего инквизиторства он сжег 11 тысяч человек и бесчисленное множество книг, которые сам же признал запрещенными. Вопреки известнейшей цитате Булгакова рукописи, к сожалению, отлично горят.

1559 год. Собор, уже четырнадцать лет (правда, с перерывами) заседавший в итальянском городе Тренто, наконец-то смог хоть о чем-то договориться. И вскоре в Риме напечатали общекатолический Index Librorum Prohibitorum.

Интересный факт: в «Индекс» попало даже сочинение тогдашнего папы римского Павла VI, которое он написал задолго до избрания. Причем включили его по приказу самого папы.

Как это работало

Специально для проверки книг в 1571 году римская католическая церковь организовала Священ­ную конгрегацию Индекса.

Сначала новую книгу смотрел цензор. Если его всё устраивало, на титульном листе появлялась надпись Nihil obstat («Никаких препятствий»). Предварительная проверка пройдена, но расслабляться автору было пока рано.

Потом с книгой знакомился епископ. Именно он отвечал за качество книг, издаваемых в епархии. Написанное соответствует доктрине католической церкви? Отлично, тогда гриф Imprimatur («Да будет напечатано»).

В целом всё норм, но отдельные места настораживают? Автор может попытаться еще раз, а пока что его труд под запретом до очищения (donec expurgetur) или до исправления (donec corrigatur).

Написано, что Земля вращается вокруг Солнца, или кто-то посмел изобразить Сатану в виде тумана или жабы (привет, Джон Мильтон)? Тащите дрова.

Виды запрета были разные: «в целом» (например, любые книги против религии, кто и когда бы их ни написал), «в частности» (отдельные произведения писателя) и opera omnia — творчество какого-либо автора целиком.

«Отлученные» книги нельзя было читать, печатать, продавать, держать в частной или публичной библиотеке, переводить на другой язык или каким-либо иным способом передавать их содержание другим людям.

Заведующая сектором редких книг Челябинской областной научной библиотеки Юлия Яхнина пишет, что прилагающиеся к «Индексу» каноны даже регламентировали степень греха: прочитал пару строк из запрещенной книги — еще туда-сюда, 6–10 страниц — ты только что серьезно нагрешил, дружок.

Хозяин запрещенной книги, узнав, какой рассадник ереси скрывается в его личной библиотеке, должен был немедленно ее уничтожить. Или хотя бы сдать на хранение.

Как попасть в «Индекс запрещенных книг»

Критерии были довольно размытые, так что в случае чего под запрет легко и непринужденно попадала практически любая книга, но кое-какие общие черты выделить можно.

Итак, ваше произведение — готовый кандидат в «Индекс», если:

• это чтиво с элементами порнографии. Вот так банально;
• вы не католик, но зачем-то издали текст Священного Писания;
• это Коран или даже Библия, но напечатанная на каком-то другом языке кроме латыни и греческого. В начале XVI века Торквемада запретил Библию, переведенную на кастильский (то есть испанский). Тот факт, что это было сделано по приказу короля, великого инквизитора ничуть не смутил;
• вы автор трактата/книги/каталога, посвященного определению судьбы с помощью астрологии. Или центральной темой вашего творчества стали хиромантия, аэромантия (прорицание будущего по облакам, радуге, гало вокруг светил и другим атмосферным явлениям; да, я тоже раньше не слышала этого слова), онейромантия (толкование снов) или колдовство в целом;
• вы защищаете ересь и раскол или каким-то другим способом пытаетесь пошатнуть основы веры;
• вы не видите ничего плохого в дуэлях, самоубийстве, разводе или масонстве;
• вы оскорбляете церковь, высмеиваете католические догматы. Или пишете про каких-то новых святых.

Труды Ницше или Шопенгауэра, известных атеистов, в перечень не попали. Кажется, что первый кандидат — Дарвин, но и его там нет. Ладно, дело не в том, что католическая церковь их одобряла (а вот Аристотеля, кстати, да). Просто запрет был настолько очевидным, что на него даже не стали тратить чернила.

Уже после Второй мировой войны в «Индекс запрещенных книг» вписали кое-какие работы нацистов — например «Миф ХХ века» Альфреда Розенберга, где он яростно критикует церковь за космополитизм, да и в целом ставит христианство под сомнение (помимо «Индекса» произведение находится в российском федеральном списке экстремистских материалов). А вот «Мою борьбу» католическая церковь не осудила.

Но долой теоретизацию. Давайте подробнее поговорим о конкретных авторах и конкретных произведениях, в свое время пополнивших «Индекс».

Слишком откровенная «Исповедь» Руссо

Один из биографов Руссо сказал, что в этой книге он страдает моральным эксгибиционизмом. Как говорится, ни убавить, ни прибавить.

Например, где-то в начале он описывает, как тридцатилетняя няня отшлепала его по голому заду — и этим, мол, определила его сексуальные предпочтения на много лет вперед.

В шестнадцать лет Руссо очутился в католическом приюте. Если ему верить (а можно, конечно, этого не делать), нравы там царили те еще: монахи и новообращенные сестры — все оскорбляют лоно церкви Господней.

Ощутимый кусок дневника посвящен отношениям Руссо с его любовницей. (Она родила ему пятерых детей, и всех он сдал в приют. Отец года.)

За описание излишне свободных нравов в список попали еще книги Бальзака, Жорж Санд, де Сада.

Гюго не существует

Кто тогда написал «Собор Парижской Богоматери», «Отверженных» и другие книги, не попавшие под запрет? Сатана, разумеется (© испанская газета). Нет, серьезно, так и написали. То же самое в свое время говорили про Макиавелли.

«Собор Парижской Богоматери» загремел в список через три года после публикации — в 1834-м. В какой-то степени, полагаю, из-за Фролло, который, конечно, должен был безропотно держать целибат, но ведь Эсмеральда такая красивая… Ничего такого между ними в итоге не произошло, но, видимо, готовности нарушить обет безбрачия оказалось достаточно.

Еще там были всякие антирелигиозные штуки. Вот, например:

«То был вопль пророка, который уже слышит, как шумит и бурлит освобождающееся человечество, который уже провидит то время, когда разум пошатнет веру, свободная мысль свергнет с пьедестала религию, когда мир стряхнет с себя иго Рима».

А вот буквально одно предложение из «Отверженных»: «Монашество — <…> род чахотки для цивилизации». Гюго был республиканцем, поэтому любая единоличная власть его не по-детски бесила.

Надо сказать, что в 1959 году Гюго из списка плохих мальчиков вычеркнули — его романы убрали из «Индекса».

«Красное и черное»

«Сказать по правде, если я там встречусь с христианским богом, я пропал, — это деспот, и, как всякий деспот, он весь поглощен мыслями о мщении. Библия только и повествует, что о всяких чудовищных карах».

Католическая церковь: ну, с этим всё понятно.

В итоге под запрет попали «Красное и черное» и другие его романы.

Стендаль считал, что у его нелюбви к церкви есть причины: в детстве он учился под надзором иезуитских священников и, похоже, видел от них мало хорошего. Поэтому взрослым писал что-то вроде этого:

«…Французская церковь поняла, что истинные ее враги — это книги. Смиренномудрие — превыше всего в ее глазах».

Думаю, включению себя в список Стендаль не удивился — считал, что по-настоящему его творчество оценят только через пятьдесят лет. В целом оказался прав, хотя «Индексом» дело не ограничилось: в 1850 году «Красное и черное» запретил российский монарх Николай I, а в 1939 году книгу изъяли из испанских библиотек.

В «Последнем искушении Христа» какой-то неправильный Христос

Автор книги — грек Никос Казандзакис. В 1955 году он попытался понять, что было бы с Иисусом, реши он не умирать за человечество и не спасать мир. Был бы он счастлив или проклинал бы себя за трусость?

Помимо перелицовывания библейского сюжета, сам образ Христа получился неортодоксальным: в книге он не идет уверенно проторенным путем и никак не может смириться с предназначением. Он просто человек, поэтому слаб. А еще ему страшно.

Сам Казандзакис писал, что вовсе не хочет кого-то обидеть или спорить с церковью. Его желание — «перевоплотить сущность Христа, оставив в стороне отбросы — мелочность и фальшь, которыми все церкви и все облаченные в сутану представители христианства затуманили Его облик, таким образом исказив Его».

Ватикан включил книгу в список запрещенных прямо в год издания. Но у истории хеппи-энд: многим книга понравилась, ее прочитала даже греческая принцесса Мария Бонапарт — и порекомендовала матери.

В 1948 году вышло 32-е и последнее переиздание «Индекса запрещенных книг». Оно включало четыре тысячи наименований.