Наука о структуре вселенной, метеорах, метафизическом зле и человеческом счастье. Философия как курс общей культуры

У Х. Ортеги-и-Гассета в «Миссии университета» есть проницательное наблюдение: «Если мы возьмем увеличительное стекло и посмотрим сквозь него на учебные планы, то обнаружим, что практически всегда от студента требуется нечто сверх его профессионального обучения и исследований: посещение курсов общего характера — философии, истории. Не нужно сильно напрягать зрение, чтобы разглядеть в этом требовании последний и жалкий остаток чего-то более значительного и важного. Признаком того, что это „нечто“ является остатком — как в истории, так и в биологии, — является неясность, почему оно находится здесь. Таким, каким это „нечто“ возникло первоначально, оно уже ничему не служит, и поэтому необходимо вернуться на другую стадию развития, где то, что сегодня является лишь обрубком и остатком, представлено во всей своей полноте и действенности».

В средневековом университете философский факультет был подготовительным — уже после него шли на специальные и занимались юриспруденцией или медициной. Философия была первой ступенью иезуитской «академии» — т. е. высшей части их коллегиума, и единственной, обращенной ко всем; дальше шло богословие, нужное только «своим». В главном педагогическом документе иезуитов — Ratio atque institutio studiorum — предполагается трехлетний курс философии. Наставники должны быть богословами, «чтобы их преподавание было безопаснее, серьезнее, обильнее, а также полезнее для богословия». Первый год отводился на логику (по Аристотелю, поданному в соответствующей интерпретации), второй — на физику (примерно шесть месяцев на восемь книг его «Физики», а также другие его естественнонаучные трактаты в остальное время); на третий год приходились его «О порождении» и «О душе», но главной темой была «Метафизика».

В XVIII в. была в моде рационалистическая философия Христиана Вольфа. Она была представлена двумя многократно переиздававшимися учебниками — Фридриха Христиана Баумейстера и Иоганна Генриха Винклера. Мы выберем для изложения второй; издание, которое будет использоваться, — Institutiones philosophiae Wolfianae utriusque contemplativae et activae, usibus academicis accomodatae a M. Io. Henr. Wincklero. Lipsiae: MDCCXXXV («Наставления в вольфианской философии обоих видов — созерцательной и деятельной»).

Созерцательная философия

Предпосланный учебнику эпиграф — знаменитые слова Френсиса Бэкона: «В высшей степени достоверно и подтверждено опытом, что слегка пригубить философию, — может быть, склоняет к безбожию, но более полные глотки возвращают к религии». Учебник написан на грамматически простой латыни, но для современного читателя содержит множество языковых и понятийных ловушек. Из чего он состоит? В какой-то мере это спор с иезуитами уже на уровне последовательности разбираемых тем. Первая его часть — «созерцательная», это еще античное деление, — содержит главу «О философии вообще», и начинается определением:

«Философия — наука о сущностях (scientia rationum). (Ratio, отметим в скобках, — одна из лексических ловушек. Нам пришлось перевести это слово в данном контексте как „сущность“; но это далеко не единственный его смысл. — Прим. авт.) Наука есть достоверное познание вещи. Достоверное, поскольку уму представляется все, что нужно для правильного суждения. Сущностью я называю то, из чего известно, как и почему именно так устроена вещь».

Математика — наука о количествах. История — о том, что случилось. Философия — не то и не другое: одно дело — что случилось, иное — сущность вещи, и третье — количество. Потому история философии также не является философией. Не является философией и эрудиция как таковая. В ведении философии находится все, чью сущность можно достоверно познать.

Метафизика

Первая часть отведена метафизике («философии первичного»). Познание первичных вещей разделено на четыре части: 1) первая общность вещей («общность вещей охватывает то, что относится ко многим»), 2) вещь, без которой не может существовать другая, 3) общность всех миров, которые могут существовать, и 4) мыслящие вещи.

В метафизике первое место занимает онтология. Она рассматривает первую общность вещей. Ее универсальность делает ее опорой всех остальных наук. Сущее — то, что возможно. Существо (essentia) — то, в силу чего вещь является этой, а не другой, т. е. внутренняя возможность. Ничто сущее не может лишиться своего существа. В разделе об онтологии рассматриваются количество, качество, определенное, сходство и различие, равенство и неравенство, целое и части, единственное (singularis), или индивидуальное, т. е. определенное так, что не может быть определено иным способом, и общее, противоположное и раздельное, необходимое, составное, протяженное (непрерывное, прерывное и смежное), категории пространства и времени, возникновение и гибель вещей, начала с причинами, знак с означаемым и некоторые другие, не менее занимательные предметы.

Вторая часть метафизики — естественное богословие (theologia naturalis), которое силами разума доказывает, «что в Боге и что ему подобает». Она противопоставляется откровенному богословию — тому, которое занимается вещами, превосходящими силы разума. Естественное богословие излагает о Боге то, что можно вывести из первоначал человеческого познания. И первое, что человеческий разум знает о Боге, — что это сущее, заключающее в себе достаточное основание собственного существования.

Бог — существо простое, лишенное протяженности, величины, длины, ширины и плотности. Бога нельзя разделить, к нему нельзя прикоснуться, его нельзя измерить. Он бесконечен.

Ему присуща бесконечная сила, как и все совершенства (вообще это одно из ключевых понятий данного учебника), к которым ничего нельзя прибавить. Он вечен, он первый и последний. Бог не чувствует, поскольку чувство представляет себе чужое тело через свое, а Бог не зависит ни от какого тела. Он не нуждается для мышления в знаках. Бог — наилучший философ (summus philosophus). Он заранее знает будущее. Что же касается воли Божией, то «воля, стремящаяся ко всему, что есть благо, познанное самым четким образом, есть совершенство, к которому ничего нельзя прибавить». Точно так же не ограничивает философия и всемогущество Божие. Бог пользуется высшим блаженством («блаженство — жизнь разумного существа, наслаждающегося беспрерывным удовольствием от постоянного созерцания совершенств»).

Третья часть метафизики — космология («знание о мире»), она бывает общей и трансцендентальной. Здесь речь идет о связи вещей (как связь господина и раба — из одного можно понять, что значит другое). Мир или вселенная вообще есть последовательность изменяемых субстанций, связанных пространством и временем, но таких, что, вместе взятые, они не являются частью другой вещи. Существо мира — способ (это снова ratio), которым изменяющиеся субстанции связаны друг с другом в пространстве и во времени. Любой мир — сущее единое, истинное и благое.

Рационалистическое мировоззрение весьма утешительно: «Исходы мира потому надежны, что мир — машина… Исход, у которого есть достаточное основание, надежен».

Пример — часы. Кроме того, космология рассматривает рок и случай (здесь не обходится без Цицерона и одного из его заочных наставников — Карнеада, содержится спор со Спинозой, желающим подчинить судьбе и Бога), но необходимость существования Бога не подвергает его зависимости от рока, поскольку необходимость относится к существованию, а свобода — к воле. Ни одна вселенная не может быть под властью рока, если понимать под роком абсолютную необходимость всех вещей.

«Сама по себе связь, которая соединяет находящиеся в мире субстанции, не противоречит свободе. Свобода же есть доступность выбора из многого и возможного, что разум сочтет наилучшим».

Разумеется, здесь не дело обходится без выпада в адрес стоического фатализма. В рамках космологии обсуждаются совершеннейший мир, создание, цель, ради которой создан мир, — она заключается в раскрытии божественных совершенств. Рассматриваются тела, элементы (внутренние первоначала тел), сохранение вселенной, законы движения (мы бы отнесли это скорее к физике), порядок, который существует в природе, ее ход и чудеса, каковые происходят, когда достаточное основание не содержится в природе самого сущего. Автор предупреждает: чтобы не принять естественный эффект за чудо, нужно знать физику.

Зло — недостаток совершенства. В Боге, стало быть, не может быть никакого зла. Совершенство может быть трояким — метафизическим, физическим и нравственным. Соответственно есть и три вида зла. Метафизическое зло — недостаток совершенства, которое по своему существу не способна вместить тварь. Физическое зло — недостаток того совершенства, которое тварь в состоянии вместить. Нравственное зло, или грех, — недостаток соответствия действий воли с наилучшим.

Из созданных вещей нет ни одной, которая была бы свободна от метафизического зла. Конечное не в состоянии вместить того, что свойственно бесконечному, а двух бесконечных быть не может.

В космологическом разделе рассматривается и Божий промысел. Это «действие, которым Бог так располагает изменения вселенной, чтобы каждой твари выпало на долю столько блага, как то может случиться в совершеннейшей вселенной».

Четвертая часть метафизики — психология («душа — мыслящая созданная субстанция, или та, которая воспринимает различие вещей»). Вольф делит психологию на эмпирическую и рациональную (то, что есть в душе, как мы познаем на опыте, и основания — rationes). Рассматриваются познавательные способности, чувство, воображение… Здесь придется остановиться и пожаловаться на трудность перевода. Так можно перевести на русский язык два отдельных словосочетания — facultas imaginandi и facultas fingendi. Первое у Винклера означает способность представлять себе уже воспринятое, недоступное чувствам в настоящий момент, второе — представлять «образ телесной вещи, никогда не воспринятой».

В сферу психологии входят бодрствования, сны и сновидения, память и забывание, внимание и размышление, понимание (intellectus, «способность, с помощью которой душа имеет силу представить себе четко то, что может быть», и эта способность всегда ограничена: и по количеству возможных вещей, которые она может освоить, и по четкости). Познание может быть отдельным (индивидуумов), частичным (того, что является общим для индивидуумов одного рода) и всеобщим. Человеческое понимание чисто в той степени, насколько оно свободно от чувства и воображения. Этим психологические темы, однако, не исчерпываются. Ingenium — слово, означающее в латинском языке «талант» и «характер», — «легкость наблюдения сходств вещей». Затем рассматриваются удовольствие и скука, стремление и отвращение, смятение и аффекты, воля и свобода, а также взаимодействие души и тела. Вторая часть психологического раздела — «Об основаниях тех вещей, которые принадлежат душе».

Природа души заключается в том, чтобы действовать, насколько хватает сил. В размышлении душа отличает от себя собственные представления, и потому сознает самое себя. Сложные субстанции не могут размышлять; душа — простая субстанция.

У души нет протяженности, величины и какого-либо вида; ее нельзя измерить, разделить, она не может стать больше или меньше. В душе нет отверстий, через которые что-либо могло бы войти или выйти.

Затем рассматривается, каким образом тело соединено с душой. Это трудный вопрос, требующий учета особенностей того и другого: тело состоит из частей, а душа — нет. Душа — причина движений, которые следуют в теле за ее стремлениями и отвращениями.

«В том отношении, что душа — причина движений, которым подвергается тело, душа действует, а тело претерпевает; в том же отношении, что тело — причина восприятий, которые ощущает душа, действует тело, а душа претерпевает».

Что касается происхождения души, она — простое, и ее существование необязательно (мы позволим себе так перевести термин contingens). Она не может произойти ни от простого, ни от сложного. Винклер сочувственно цитирует «Тускуланские беседы» Цицерона, где утверждается, что, кроме как от Бога, душе возникнуть неоткуда. Но души и не проистекают от Бога. Любая существующая душа создается. Она бессмертна. После смерти она не лишится ни одного из совершенств, связанных с ее существом, поскольку — будь утрачено хоть одно — существо должно измениться, а ее существо неизменно. Существо человеческой души намного благороднее, чем существо любой простой вещи, лишенной разума.

Отдельная глава посвящена душам животных. Тела животных — естественные машины того же рода, что и человеческие. И, поскольку они предназначены для одних и тех же целей, нет сомнения, что у животных есть души. «Отдельные души животных чувствуют; и те размышляют, в чьем мозгу через органы чувств различными телами возбуждаются различные движения. Эти движения заключают в себе основание, почему человеческая душа чувствует ясно. Ясное восприятие уже есть размышление». Души животных обладают и памятью. Но Винклер не может утверждать, что душам животных присущ разум (ratio). «Нет ничего, откуда бы явствовало, что животные образуют универсальные суждения». Будь они на это способны, не обладая языком, они превосходили бы людей, что невозможно.

«Стало быть, они созданы Богом и не могут погибнуть иным способом, кроме как если Создатель ввергнет их в небытие. Откуда, однако же, не следует, что они бессмертны».

Логика

На этом метафизика кончается. Следующая часть созерцательной философии — логика. Это «философия, определяющая правила правильного размышления». Поскольку человеческий разум осуществляет три действия — образует понятия, судит и рассчитывает — то и у логики три рода правил. Ей необходимо воспитывать ум в образовании истинных понятий, в составлении истинных суждений и в проведении истинных расчетов.

Первая часть логики — о родах истинных размышлений. Здесь речь идет о словах (терминах), об определении («высказывание, дающее полное понятие»), о разделении, об изложении, силлогизме, об истине определений, изложений и силлогизмов. Вторая часть — о способе или образе правильного размышления. Здесь рассматривается способ нахождения истины. Ничего нельзя сказать о том, чего ты не знаешь; стало быть, основа нахождения истины — уже известное. И если тело может быть чувственно воспринято, то и надлежит прибегать к чувствам, и если не хватает природных сил, искусство должно прийти на помощь. То, что наблюдаемо чувствами, нужно как рассматривать само по себе, так и сравнивать с другими вещами. И в том, и в другом случае нужно тщательно отличать то, что присуще телам, от движений, которые они вызывают в органах чувств.

«Если бы ты сказал: солнце меньше земли, ты заблуждаешься; но если ты заявишь: солнце кажется меньше земли, ты промолвишь правду, коль скоро земля в твоем глазу создает образ чего-то большего».

Данные наших чувств относятся к отдельным предметам, но высказывания могут приобретать общий характер, когда речь идет о видах и условиях. Далее рассматривается вопрос о доказательстве («когда извлекается вывод из истинных и уже известных высказываний»), о надежном, ненадежном и вероятном, о знании («надежное познание вещи», где возможно доказательство), мнении, философских гипотезах, доверии («суждение, в силу которого мы принимаем за истинное высказывание, сделанное авторитетным лицом») и заблуждении. К авторитету предъявляется двойное требование: он должен знать, о чем говорит, и хотеть сказать правду.

«Любит говорить истину тот, кто, во-первых, почитает Бога истинного; во-вторых, исповедует то, что противоречит его мнениям, усвоенным с рождения, и не остается в неведении, что за произнесенное он навлечет на себя ненависть первых лиц безо всякой мирской выгоды; в-третьих, исповедуя это, он призывает в свидетели Бога; в четвертых, наконец, он находится в здравом уме».

Довольно подробно рассматривается вопрос о свидетелях (которые подразделяются на «глазных», видевших сообщенное, и «ушных», которые об этом только слышали). Винклер советует не пренебрегать последними. Надежное доверие имеет значительно большую силу сравнительно с вероятностью (поскольку та лишена надежности). В рамках разговора о заблуждениях обсуждаются и софизмы (силлогизмы со скрытым пороком рассуждения).

Затем обсуждается метод (порядок использования мыслей при их передаче). Аналитический метод заключается в том, что истины излагаются так, как они были найдены или могли быть найдены, а синтетический — в таком их изложении, чтобы одну можно было легче понять и доказать из другой.

Отдельная глава посвящена чтению книг, их исследованию и истолкованию. Тот, кто должен рассмотреть книгу, сперва пусть выяснит, содержится ли в ней нечто сверх того, чего требует ее цель, или же недостаточно? Понятными ли словами она написана? Каким методом пользовался автор? Является ли он компилятором, который придает порядок и связь отдельным частям, взятым у других, или создателем системы, соединяющим и упорядочивающим истины? Или же это плагиатор, выдающий за свои чужие находки, или эпитоматор, выдающий краткую версию подробного труда? Исполняет ли он методические правила?

Чтобы правильно понять и изложить другим авторскую мысль, нужно понимать слова его труда в том же смысле, как он их понимал.

Это правило кажется сейчас элементарным, но функциональная неграмотность настолько вошла в моду, что требование представляется почти неисполнимым.

«Однако, если воспринятое значение делает высказывание автора ложным или нелепым, истолкователь должен учитывать умение, которым располагал автор в познании истины. Если он уверен, что тот любил истину и в ее познании сильно продвинулся вперед, то очевидно, что тот отступил от воспринятого значения, и словам нужно придать тот смысл, который не противоречит истине».

Здесь имеется в виду значение отдельных слов, но — добавим от себя — принцип можно понимать и шире: истолкование текста должно соответствовать интеллектуальной квалификации автора. Если такого соответствия нет или если оно есть, но квалификацию истолкователь определил неправильно, это бросает тень уже на его собственную интеллектуальную квалификацию.

В рамках логики упоминаются и риторические задачи — способ убедить или опровергнуть других и защитить себя. Отдельная глава посвящена диспуту (что для семинарского учебника более чем уместно).

Физика

Третья часть созерцательной философии — физика. Ей предпослан цицероновский эпиграф: «Когда мы познáем природу всех вещей, мы избавляемся от суеверия, освобождаемся от страха смерти, нас не смущает невежество, из которого часто возникают жуткие страхи».

«Физика есть философия тел сделанного мира» (я не мог перевести «созданного», поскольку это было бы mundi creati, а не effecti; понимать следует «получившегося таким, каков он есть»). Поскольку физика занимает место среди философских наук, в ней хороши доказательства; и доказывать (или показывать, что одно и то же — demonstrare) следует движущие причины. Автор призывает не путать физику с естественной историей.

Первая часть физики — о сделанных телах вообще. Там рассматриваются общие свойства тел. Их следует отличать от геометрических, они естественные. Если тело должно двигаться, его побуждает к тому внешняя причина; и эта причина не может быть пустотой. Материя разделена движением на столько частей, что «ни разумом, ни воображением мы не можем уследить за их малостью». А вот с этим тезисом современность бы поспорила:

«В физике нужно смотреть только на те изменения, которые могут быть восприняты чувствами. Прочие мы не можем ни исследовать, ни обратить на пользу людям. Мы знаем, что нечто происходит такое, что ускользает от наших чувств, из того, что движение разделило материю на бесконечно малые части. Не отрицаю, что воспринимаемые изменения возникают из тех, которые мы не чувствуем. Но нужно рассмотреть, можно ли каким-либо способом познать эти изменения? И если их нельзя исследовать никаким образом, то весь труд пропадает напрасно. Если на них можно обратить внимание, то их исследование не запрещено».

Затем рассматривается различие между телами, происходящее из постоянной материи. Тела обладают густотой, твердостью, могут быть хрупкими (если, как стекло, при ударе разделяются на мелкие части), ломкими (если части, при применении инструмента, разделяются на большую длину, нежели проникает инструмент), грубыми (состоящими из различимых частей) и нежными (если части настолько малы, что невооруженный глаз их не видит), и т. д.

Теплота заключается в движении весьма тонкой материи, переходящей из тела в тело. Винклер предупреждает: нельзя при измерении теплоты и холода полагаться на свои ощущения. Сконцентрированная теплота — огонь. Винклер описывает приспособление — «жгучее зеркало», speculum causticum, — предназначенное для концентрации солнечных лучей. Огонь может охватить то тело, в котором присутствует материя огня и приходит в движение. Пример — порох («огненная пыль»).

Сила тяготения выглядит так: «Тяжесть — устремление тела к небесному телу».

«Тяжесть не свойство материи. Любому движению следует приписать определенное направление и скорость. И даются разные направления тяжести: одна — лунной материи, другая — солнечной, еще одна — земной. Следовательно, направление не является необходимым для тяжести. Потому, поскольку материя не является с необходимостью тяжелой, тяжесть не есть атрибут материи».

Отдельная глава посвящена тому, чего могут достигать тела с помощью искусственных машин. Еще одна — воздействию текучих тел на текучие и плотные, плотных на текучие. Рассматриваются различные явления (phaenomena), происходящие от движения невидимых телец (корпускул). Phaenomenon — определение этого понятия дается в физическом разделе — то, «что воспринимается чувством». Русскому слову «свет» — здесь подобрать для него дублет весьма затруднительно — в философской латыни XVIII в. есть два соответствия: lumen — то, благодаря чему тело делается видимым, и lux — движение, достигающее такого результата. Тела делятся на светящиеся, прозрачные и тенистые (к последним относятся как отражающие, так и поглощающие свет). Свет в первом смысле — тело.

«Свет не есть истечение солнца и прочих звезд. Ведь, во-первых, большое расстояние препятствует тому, чтобы оно достигло нас за такое короткое время. Когда солнце потемняется, свет в тот момент, когда уходит луна, снова воздействует на наши глаза. Но луна находится на расстоянии 48.160 германских миль от земли. Во-вторых, свет исчезает мгновенно, когда закрываются створки окон, и даже, когда луна закрывает все солнце, убывает немедленно. Если бы он был солнечным истечением, то промедлил бы хоть какое-то краткое время».

Из этих и подобных рассуждений делается вывод о необходимости особой материи — эфира, чьим движением распространялся бы свет.

Вторая часть физики — о структуре вселенной. «Вселенная представляется нашим глазам вроде полого шара, в середине которого расположены мы. Звезды, или небесные тела, которые наш взгляд полагает прикрепленными к внутренней поверхности шара, все, как кажется, меняют свое положение относительно земли, — одни спускаются с нашей макушки, другие к ней приближаются, одни исчезают, другие появляются. Таким образом, глаза делают заключение, что весь этот шар со всеми звездами по отдельности обращается вокруг земли». Есть глава, посвященная солнечным и лунным затмениям. Пролистывая физические страницы, мы обнаруживаем и главы De planetis, De stellis fixis (о неподвижных звездах) и некоторые другие в том же духе, что в рамках наших школьных представлений относится к другому предмету, да и к другой эпохе.

Третья часть физики — «О вещах, относящихся к земле». Здесь рассматривается воздух: «текучая невидимая материя, от притока которой расширяются человеческие легкие, а также которой надуваются и приобретают свой размер мячи» (мяч — перевод условный, слово vesica, которое тут употреблено, означает собственно «мочевой пузырь» и затем — все, что можно надуть). Движение воздуха — ветер (возникает, если тот утратит свое равновесие). Эластичность воздуха приводит к тому, что ветер может возникнуть и от теплоты, и от холода. Пора (tempestas) — изменение атмосферы, или более густого воздуха, обтекающего землю, которое воспринимается чувством. Таковые бывают твердо установленными (времена года) и неопределенными.

Рассматриваются и состояния воды в воздухе (они называются meteora aquosa, но слово «метеор» не должно вводить в заблуждение). Это туманы, облака, роса и пр.

К числу светящихся «метеоров» относится радуга, огненных — молния. Основная материя молнии — сера, поскольку серой пахнут тела, которым молния причинила ущерб. В той же главе описывается и полярное сияние: «оно происходит от паров, которыми воздух наполняется из земли».

Отдельная тема — вода. Ей дается такое определение: «текучая материя, чья плотность относится к плотности воздуха как 846 к 1». Частички воды, превратится ли она в пар или в лед, никогда не меняют своей субстанции. Ископаемые, или минералы, — «безжизненные тела, которые выкапываются из внутренностей земли». Они делятся на соли (растворимые в воде), серу (горючие; слово «сера» употреблено во множественном числе), расплавляемые и подверженные обработке молотом (металлы) и те, которые молот расширить не может (камни). Самый интересный из них — магнит. Дальше — очень коротко — рассказывается о землетрясениях.

Четвертая часть — «О живых телах». Живое тело — то, которое «с помощью своего строения совершает движения, необходимые для собственного сохранения». Прекращение такого движения есть смерть. Растение — «живое тело, которое растет из земли» (русский язык навязывает тавтологию, в оригинале ее нет). Животное — «живое тело, снабженное органами чувств». Этим последним посвящена отдельная глава. Рассматриваются питание и органы питания, движение и его органы, порождение («семя — материя, включающая множество маленьких червячков»). Последняя, очень короткая глава раздела — «О жизни и смерти животных». Животное умирает, когда прекращается движение крови. «Все, что добивается прекращения этого движения, есть причина смерти».

Деятельная философия

Второй раздел — «деятельная» философия. Она передает «наставления о стремлении, отвращении и действии». Первая ее часть — учение о нравах в общем. Эпиграф — из 94-го письма Сенеки: «Излишнее — давать наставления знающему; для незнающего этого мало. Ему надлежит выслушать не только содержание наставления, но и его основание». Общее учение о нравах — главная часть деятельной философии.

Первая глава — «О свободных действиях человека». «Свобода — возможность из равновозможного (здесь опять-таки точность предписывает перевести тавтологично, чего нет в оригинале) выбрать то, что нравится более всего». Несвободные действия могут быть естественными и необходимыми. Свобода предполагает разум, и лишенный его человек не совершает свободных действий.

Свободное действие, которое способствует совершенству, называется благим или честным; противоречащее совершенству — дурным или постыдным. Винклер согласен с сократовским тождеством добродетели и знания: «Никто, четко осознавший различие между честностью и постыдностью действий, не может не желать первой и желать второй». Но и то, и другое может стать для нас иным в силу обманчивой видимости. «Обязанность — сочетание побуждающего разума с честным, что нужно делать, и постыдным, чего нужно избегать». «Закон — правило, согласно которому сотворенная вещь обязана ограничить свою свободу». Есть закон природы, Божественный закон, закон человеческий.

Формулировка закона природы такова: «Из многого, что в твоей власти, делай то, что выше всего честностью».

Большее благо следует предпочитать меньшему. Неожиданно именно здесь дается определение разума — это «способность с помощью универсального суждения усмотреть связь мыслей, которые являются истинными». И, таким образом, кто располагает свою жизнь под водительством разума, у того действия согласуются с законом природы. Природные же законы неизменны.

Дальше рассматриваются наказания и награды. «Наказание — зло, которое законодатель сочетал с постыдным действием с той целью, чтобы действие было прервано». «Награда — благо, соединенное законодателем с честным действием, чтобы действие было предпринято». Кроме естественных наград и наказаний, Творец вселенной распорядился так, что удача выпадает чаще тем, кто соблюдает законы природы, а неудача — кто их нарушает. На очевидные возражения следует ответ: многие только по видимости честны, а в душе грешат; бывает, что пресытившиеся удачей после падают в тем более глубокую пропасть, и т. д. Сочетание существования промысла и несчастий, которые выпадают на долю порядочным людям, отсылает к Сенеке.

Дальше речь идет о добродетели и порочности («свойстве сообразовать свои действия с законом природы» и, напротив, отклоняться от него). Добродетельный человек не нуждается для совершения блага во внешних наградах или наказаниях. Отдельное действие — ни добродетель, ни порочность. Счастье, или блаженство, человек может почерпать из удовольствия непрестанного созерцания совершенств. Высшее блаженство доступно только Богу. Тем, кто стремится к счастью, нужно жить мудрой и упорядоченной жизнью.

Совесть — то, что душа мыслит о своих действиях, соотнося их с законом.

Затем обсуждаются общие правила исследования души. Искусство строить догадки о человеческих душах по их телесной внешности называется физиогномонией. Но, поскольку наши природные склонности меняются воспитанием, общением, упражнением, улики становятся менее вероятными. Сила природы, однако, такова, что все стереть невозможно.

Следующая глава рассматривает исправление нравов.

«Нравы — действия, которые человек предпринимает сам по себе».

Нельзя исправить нравы, если не очистишь ум от заблуждений о благе и зле. Воля следует за умом.

«Все мнения, которые дают некоторое извинение порокам, должно искоренить до основания».

Вторая часть деятельной философии — «естественное право» (ius naturae), представляющее собой «познание естественных законов, которые обязывают людей». Это «знание божественных законов, находящихся в природе человека». Человек рассматривается в естественном и в общественном статусе (состоянии). Естественный статус человека — не такой же, как у животных: те следуют своим склонностям, а в этом нет свободы. Первую роль в естественном статусе играет совесть. У человека есть обязанности перед Богом, перед самим собой, перед людьми в целом («человечество», кажется, относится скорее к романтической эпохе). Отдельно рассматриваются обязанности беседующих (ложь запрещена), присягающих и договаривающихся. Сюда же относится право собственности, где идет речь и о деньгах, о ворах, грабителях и разбойниках (последние похищают собственность у путешественников).

Предмет следующей главы — соглашения, или договоры; в этом разделе мы сталкиваемся, как и раньше, с юридической, а не собственно философской проблематикой. Когда рассматривается мудрое использование неразумных вещей, Винклер пишет:

«Стало быть, Бог хочет, чтобы мы так пользовались неразумными вещами, как подобает людям, чьи действия согласуются с божественными совершенствами».

Из этого, в частности, следует, что нужно убивать зверей, «которые угрожают нашей жизни, или губят ее потребности, или смущают наш покой».

Нужно учиться искусствам и не смешивать видимость наслаждения с подлинным, для чего следует усвоить правила, позволяющие выделить истинную красоту и подлинное совершенство.

Общество в целом — «соглашение об общей пользе, заключенное для того, чтобы заботиться о ней и достигать ее соединенными силами». «Общая польза — совершенство, относящееся ко многим, из которых состоит общество». Общество есть договор, которого не может существовать, если вещь, принятая за основу, противоречит закону природы. Общую пользу всегда следует предпочесть частной. Винклер обсуждает брак («общество, в которое вступают мужчина и женщина ради рождения и воспитания детей»), отцовство, барство (или, если угодно, рабство — словосочетание «societas herilis», общество хозяина/господина, не так легко перевести на русский язык компактной формулировкой) и семейство (domus seu familia — это больше чем семья, сюда включаются чада и домочадцы). Это все формы сообществ.

Дальше речь идет об обязанностях людей в гражданском статусе. Первый предмет — гражданская община, или государство. Совершенства, на которые способен человек, имеют столько потребностей, что ни он, ни семейство не самодостаточны. Иногда то, что в естественном состоянии не противоречит закону природы, в гражданском состоянии должно быть отнесено к числу пороков.

Объединение, устраняющее счастье человеческого рода, не может считаться гражданской общиной; нужно действовать изо всех сил, чтобы упразднять таковые.

Когда заходит речь об обществе, нужно говорить об обязанностях управителей. Власть должна вверяться людям, которые понимают способ достижения общего блага и готовы об этом заботиться. Между управителями и подданными существуют отношения договора. Винклер энергично выступает против права свободной эмиграции. Рассматриваются гражданские законы и величество — maiestas, которое представляет собой сочетание могущества (potentia, способность добиваться того, что решено) и полномочий (potestas, свобода приказывать). Если договор связывает властвующего только законами природы, это абсолютная власть (maiestas absoluta), если договор предусматривает некие условия, то власть ограничена (maiestas limitata). Законы, в которых заключается этот договор, — основополагающие государственные законы (слово «конституция» не употребляется). То, что властвующий предпринимает вопреки договору, несправедливо и не имеет ни малейшего значения. У величества три особенности: оно не подчинено никакой человеческой власти, не подвержено никакому суду и священно. В них заключается благо и спокойствие государства. Глава любого государства — наместник Бога, насколько он заботится о том, что служит счастью государства. Как приобретается величество (власть), какие у него права — все это также юридические по своей природе вопросы.

Заходит речь и о формах правления. Здесь используется аристотелевская схема: монархия/тирания, аристократия/олигархия и демократия/охлократия. Рассматриваются обязанности народов по отношению друг к другу (международное право), и здесь главный авторитет — Гроций, межгосударственные соглашения, статус посла, право войны и мира. Война справедлива тогда, когда ее избежание причиняет больший ущерб, нежели вызванный ею. Если можно применить другие средства, война несправедлива.

Можно ли начинать войну из-за того, что сосед кажется слишком могущественным? Гроцию такая причина кажется недостаточной. «Чтобы защита была справедливой, она должна быть необходимой».

Третья часть деятельной философии — этика («знание правил, которые показывают путь и способ подчинения закону природы»). Ее цель — исправление нравов. «Этика мостит путь, по которому на этих землях идут к счастью». Первая часть этического раздела — «О подготовке добродетели», и начинается со стремления к добродетели. «Причины, почему так немного людей стремятся к добродетели, следует искать отчасти в незнании того, что выходит из добродетели, отчасти в смятениях и страстях, противных разуму. Не всякое познание добродетели вызывает в душе любовь к ней». В качестве рецепта предлагается снабжение истинными понятиями о добродетели с нежного возраста. Конечно, профессиональные знания должны обладать приоритетом; но настолько ли, чтобы отказываться от прочих? Нет знания полезнее, чем то, которое позволяет отличить истинное благо или зло от кажущегося. Доказательство имеет силу для совести, а не только для математики. Человеческая мудрость и есть наука о счастье.

Отдельная тема — управление страстями (аффектами). Их невозможно вырвать из жизни с корнем. Но должно стремиться подчинить их разуму. Без этого мы не сможем согласовать наши действия с законом природы. «Веселье рождается из понятия о благе в настоящем, похоть — о будущем; печаль — из понятия о зле настоящем, страх — в будущем. Итак, кто хочет уничтожить веселье, пусть внушает, что блага нет или очень мало; похоть — что будущее благо только в мыслях или представляется большим, чем на самом деле; печаль — что зла или нет вовсе, или оно намного меньше, чем представляется; страх — что ничего дурного не может случиться, а если случится — не великой важности».

Следующий раздел — о стяжании добродетели. Здесь речь идет об умеренности (в пище и питье), целомудрии, скромности, терпении, смелости, самоограничении («поведение в благоприятных обстоятельствах сообразно закону природы») и его противоположности — наглости. Кроме того, рассматриваются человеколюбие, кротость, дружба, правдивость с молчаливостью, справедливость, философское благочестие и душевное спокойствие.

Четвертая часть деятельной философии — политика («наука, научающая принципу и способу жизни вместе с другими»); у нее есть еще одно название — гражданская философия (что, впрочем, представляет собой простой перевод с греческого на латынь). В политике главным качеством является благоразумие. Оно может проявляться в домостроительстве (общение, приличие, деловая активность) и в делах правительства. Для последнего нужно знать гражданскую общину, защищать величество, вести к совершенству души граждан, заботиться о потребностях и удобствах жизни и отправлять правосудие.

1034 страницы, 3046 параграфов.

Мы видим, что это совсем не то, что привычная для нас философия. Это как раз и есть общая культура эпохи. Если сравнивать с современным средним образованием, мы имеем здесь (оставив в стороне философию как таковую) курсы естественных наук, психологии и обществоведения (в самом широком смысле, включая право и экономику). С другой стороны, физика и психология — извлечем оттуда современные названия наук — как части философии совсем не тождественны физике и психологии как отдельным наукам. Кроме лингвистических и литературных познаний, в этот курс не входит история; но она лишь поздно получает права отдельного предмета, а исторические познания ученики впитывают, читая древние и новые книги, для чего не нужно отдельного предмета. Математика занимает особое место. В той школе ее роль была много скромнее, чем сейчас.

Возможно ли применение этой схемы в современном мире? На этот вопрос я был бы склонен дать отрицательный ответ. Эмансипация наук состоялась, и мы не можем не считаться с этим фактом; предмета, который был бы сопоставим по культурной мощи с тогдашней философией, не видно, и не видно, откуда он мог бы появиться. По-видимому, уход в сторону тотальной специализации — категорический императив современного образования, и о прежней общей культуре остается только тосковать.