Хромосомы холодной войны. Как американская пропаганда боролась с интерсекс-людьми в спорте стран соцлагеря

Гендер участников соревнований становится одной из самых скандальных тем в современном спорте. В велоспорте американка Остин Киллипс вызвала споры, выиграв женский чемпионат США по велокроссу в 2023 году. В легкой атлетике случай южноафриканской бегуньи Кастер Семени, имеющей гиперандрогенизм (состояние, при котором в женском организме повышается синтез и активность гормонов андрогенового ряда (мужских половых стероидов)), поднял вопросы о естественных вариациях уровня гормонов. В 2019 году бразильская волейболистка Тиффани Абреу стала первой трансгендерной спортсменкой в Высшей лиге женского волейбола страны, что тоже вызвало дебаты. На Олимпиаде 2024 года многие пристально следили за боксершами Иман Хелиф и Линь Юйтин, в адрес которых ряд СМИ стали выдвигать предвзятые обвинения в том, что они мужчины, которые выдают себя за женщин. Это одни из множества примеров проблем современного спорта, связанных со сложностью определения пола и гендера и озабоченностью части общества сохранением привычных моделей.

В межвоенный период было несколько случаев, которые активно обсуждаются по сей день. Самым известным примером оставался случай немецкой легкоатлетки Доры/Генриха Ратьен в 1936 году. Генрих Ратьен родился 20 ноября 1918 года в Бремене, Германия. Отец Генриха рассказывал в 1938 году:

«Когда ребенок родился, акушерка окликнула меня: „Это мальчик!“ Но через пять минут она сказала мне: „В конце концов, это девочка“».

Девять месяцев спустя девочка, которую окрестили Дорой, заболела, врач осмотрел гениталии ребенка и, по словам отца Генриха, сказал:

«Пусть будет так. Ты всё равно ничего не сможешь с этим поделать».

Под именем Дора Ратьен Генрих начал участвовать в соревнованиях по прыжкам в высоту. В 1936 году он представлял Германию на Олимпийских играх в Берлине, где занял четвертое место. В 1938 году Дора установила мировой рекорд по прыжкам в высоту среди женщин и стала чемпионкой Европы. В 1938 году, во время отбора в сборную Германии, половая принадлежность Доры была интерпретирована как мужская. Однако члены женского движения в составе гитлерюгенда получили приказ молчать и не сознаваться, поскольку это было необходимо для имиджа нацистского режима. Впоследствии Дора завершила спортивную карьеру как женщина и в начале 1939 года сменила документы на мужское имя Генрих.

Другим скандалом, связанным с определением пола спортсменок, стала история Стеллы Уолш (урожденная Станислава Валасевич). Эта американка польского происхождения была звездой легкой атлетики 1930-х годов, олимпийской чемпионкой 1932 года в беге на 100 метров.

После ее трагической гибели в 1980 году вскрытие показало наличие у Уолш как женских, так и мужских половых признаков.

Это вызвало сенсацию в прессе. Многие поспешили объявить все достижения Уолш незаконными. Однако коронер подчеркивал, что ситуация не является черно-белой: Уолш 69 лет прожила как женщина и воспринималась обществом как женщина. Тем не менее МОК использовал этот случай как аргумент в пользу необходимости гендерной верификации, хотя он скорее демонстрировал сложность и неоднозначность вопроса определения пола.

Международный олимпийский комитет в 2021 году обновил свои рекомендации, предоставив больше автономии международным федерациям в установлении правил для определения пола спортсменов, что привело к различным подходам в разных видах спорта. Как показывает Линдсей Пайпер в своей книге Sex testing: gender policing in Women’s sports, борьба за «чистоту» пола в женском спорте является не консервативным ответом на актуальную повестку, а уходит своими корнями в холодную войну.

В период после Второй мировой войны Советский Союз и Соединенные Штаты Америки соревновались как идеологически противоположные сверхдержавы. Спорт стал важным средством, с помощью которого каждая страна стремилась продемонстрировать свое превосходство. И хотя и СССР, и США пропагандировали спортивные победы как показатели национального могущества, они расходились во взглядах на допустимость участия женщин в спортивных соревнованиях. После возвращения СССР на международную спортивную арену в 1946 году советские атлеты, особенно женщины, начали демонстрировать впечатляющие результаты.

Уже на первом для себя чемпионате Европы по легкой атлетике в 1946 году сборная СССР заняла второе место в общем зачете, причем большинство медалей принесли именно женщины. Это резко контрастировало с результатами западных стран, где женский спорт был развит слабее. Успехи советских спортсменок, их физическая сила и мускулатура вызывали на Западе опасения и подозрения. Распространялись слухи о том, что в женских соревнованиях участвуют переодетые мужчины.

Западные СМИ часто противопоставляли «привлекательных» спортсменок из капиталистических стран «мужеподобным» атлеткам из СССР.

Особенно острой проблема стала в легкой атлетике. Введение новых женских дисциплин — бега на 400 и 800 метров — совпало с доминированием в них советских бегуний. В 1957 году советская легкоатлетка Мария Иткина произвела сенсацию в мире спорта, улучшив мировой рекорд в беге на 400 метров почти на целую секунду. Это достижение было настолько впечатляющим, что вызвало в спортивном сообществе не только восхищение, но и подозрения. Оно породило слухи и версии о том, что успех Иткиной может быть связан с ее гендерной принадлежностью. Некоторые высказывали предположения, что Иткина могла быть интерсекс-человеком или иметь какие-то генетические особенности, дающие ей преимущество в женских соревнованиях.

Ситуацию усугубляло то, что внешний вид Иткиной не соответствовал стереотипным представлениям о женственности того времени. Ее атлетическое телосложение и черты лица вызывали дополнительные вопросы и спекуляции. Подобные споры не были уникальными для Иткиной. Примерно в то же время похожая ситуация возникла вокруг корейской легкоатлетки Син Ким Дан, чей внешний вид также вызывал вопросы о ее гендерной принадлежности.

Ситуация усугублялась разницей в подходах к женскому спорту. В США господствовали представления о том, что женщины должны заниматься только «изящными» видами вроде плавания. Силовые виды спорта считались неженственными.

В СССР же от женщин ожидали равного с мужчинами участия во всех сферах, включая спорт и физический труд. Поэтому мускулистые фигуры спортсменок там не вызывали удивления.

Американский спортивный обозреватель Ширли Пович перед Олимпийскими играми 1956 года в Мельбурне отмечал:

«Русские женщины действительно снова фавориты по сравнению с американскими женщинами, в основном потому, что у них есть мышцы, большие мышцы, в тех местах, где американские девушки не хотят их иметь».

СССР завоевывал первые места на чемпионатах Европы, золотые медали на Олимпийских играх и осуждение за рубежом.

Женский атлетизм в Соединенных Штатах по-прежнему ограничивался идеалами грации и привлекательности, отодвигая женский спорт на второй план. Это значительно уменьшало шансы на олимпийский успех. Например, на Олимпийских играх 1952 года в Хельсинки Советский Союз завоевал 11 из возможных 27 медалей в женской легкой атлетике, а Соединенные Штаты завоевали одну. В женской гимнастике, где в 1950-х и 1960-х годах участвовали более крупные и мускулистые соперницы, чем в 1970-х, Советский Союз завоевал 11 из возможной 21 медали, а Соединенные Штаты заработали ноль. Более того, из 71 общей медали Советского Союза, накопленной в 1952 году, 22 завоевали женщины СССР. А из 76 медалей Соединенных Штатов женщинами были завоеваны восемь, семь из них в плавании и прыжках в воду. Эта тенденция сохранялась десятилетиями.

В межвоенный период (1918–1939) в европейских и американских городах появилось заметное количество женщин, бросавших вызов традиционным гендерным нормам. Эти гендерно-трансгрессивные женщины, известные как «новые женщины» или «гарсоны», носили короткие стрижки и брючные костюмы, курили в общественных местах, занимались ранее «мужскими» профессиями и открыто обсуждали вопросы сексуальности. Такие фигуры, как Марлен Дитрих, Жозефина Бейкер и Гертруда Стайн, стали символами этого культурного сдвига, бросая вызов устоявшимся представлениям о женственности и прокладывая путь для будущих феминистских движений.

Подобно гендерно-трансгрессивным женщинам межвоенного периода, сильные, успешные спортсменки Советского Союза стали мишенями за то, что не воплощали традиционную женственность, предписанную Западом.

Обострение холодной войны лишь усугубило ранее существовавшие опасения по поводу пола/гендера и привело к обязательной проверке всех женщин — участниц соревнований по легкой атлетике. Международные спортивные власти всё больше беспокоились о том, что советские мощные спортсменки 1950-х и 1960-х годов были либо неестественно неаутентичными женщинами, либо мужчинами, выдающими себя за женщин. Международная ассоциация легкоатлетических федераций (IAAF) решила, что все женщины-участницы должны подтверждать свою женственность перед соревнованиями.

В 1966 году федерация ввела «голый парад» — первый обязательный тест на пол в современном спорте.

«В спорте не было других средств заявить о поле участниц, кроме как выставлять их голыми перед комиссией врачей», — объясняет Арне Юнгквист, член IAAF в 1970-х годах.

Предполагаемый успех IAAF в определении женственности в легкой атлетике в итоге убедил другие организации сформулировать аналогичные положения для всех женщин, а не только для тех, кто выступал в легкой атлетике.

Британская спортсменка Мэри Питерс, которая позже выиграла золотую медаль на летних Олимпийских играх 1972 года, живо запомнила это испытание. Она вспомнила, как ей приказали лечь на кушетку, подтянуть колени и оставаться неподвижной, пока врачи проверяли ее анатомию. Питерс сравнила обследование с «ощупыванием». Тест был «самым грубым и унизительным испытанием, которое я когда-либо проходила в своей жизни», объяснила она. Семидесятилетняя канадская бегунья Эбби Хоффман аналогичным образом описала обязательный контроль:

«Ты была раздета, они осматривали твою грудь… Возможно, они положили руку на область гениталий, чтобы убедиться, что там нет скрытых гениталий».

Такой подход уже тогда вызывал иронию. Британский юмористический журнал Punch предлагал в качестве теста использовать половой акт, а на одной карикатуре 1972 года член МОК лежит в постели, а у двери стоит череда спортсменок. «Я думаю, вы согласитесь, дамы, что теперь мы нашли идеальное решение проблемы с тестированием на пол», — комментирует олимпийский чиновник.

Хотя желание контролировать женственность не было полностью вызвано триумфами Советского Союза в международном спорте, как показывают спорадические проверки межвоенного периода, подъем холодной войны позволил многим указывать на спортсменок СССР как на единственную причину внедрения этой политики.

«Давайте посмотрим правде в глаза, — предлагал Фрэнк Тру из Sarasota Herald Tribune. — Если бы коммунисты изначально не были виновны в подмене женщин мужчинами, новое правило IAAF не было бы необходимым».

В 1966 году на Играх Британской империи и Содружества наций в Кингстоне (Ямайка) был применен новый метод — хроматиновый тест. Он позволял определить наличие двух Х-хромосом по клеткам из полости рта. Хотя ученые предупреждали, что половую принадлежность нельзя определить по единственному признаку, IAAF начала использовать этот тест как решающий.

Первой жертвой нового подхода стала польская бегунья Ева Клобуковская. Хотя она прошла визуальный осмотр в 1966 году, хроматиновый тест показал у нее «мозаичный» набор хромосом. В результате спортсменку лишили медалей и отстранили от соревнований. Это вызвало протесты польских спортивных чиновников, указывавших на отсутствие четких критериев определения пола у спортсменок. Тем не менее многие спортивные функционеры восприняли случай Клобуковской как доказательство необходимости более жесткого контроля.

В 1968 году обязательное тестирование на пол было введено на Олимпийских играх.

Введение обязательного тестирования имело неоднозначные последствия. С одной стороны, оно позволило снять некоторые подозрения в нечестной игре. С другой — породило новые проблемы и противоречия. Многие спортсменки, особенно из восточноевропейских стран, неожиданно завершили карьеру накануне введения тестов. Это было воспринято на Западе как признание вины. Особенно много слухов ходило вокруг советских сестер Пресс, выигравших пять золотых олимпийских медалей. Их уход из спорта в 1966 году многие связывали именно с опасениями не пройти проверку.

Сестры Тамара и Ирина Пресс стали яркими символами успехов советского женского спорта и одновременно объектами противоречий, связанных с гендерным тестированием. Их выдающиеся достижения на международной арене вызывали восхищение и подозрения. Тамара специализировалась в метании диска и толкании ядра, завоевав три олимпийских золота (1960 и 1964 годы) и установив 11 мировых рекордов. Ирина доминировала в пятиборье и беге с барьерами, выиграв два олимпийских золота (1960 и 1964 годы) и установив пять мировых рекордов. Однако их мускулистые фигуры и невероятная сила вызывали на Западе сомнения в их половой принадлежности.

Ситуация достигла пика в 1966 году, когда сестры Пресс неожиданно завершили спортивную карьеру незадолго до введения обязательного гендерного тестирования. Хотя официально причиной ухода называлась болезнь матери, многие на Западе восприняли это как признание того, что сестры не смогли бы пройти проверку.

Несмотря на отсутствие доказательств, слухи о том, что сестры Пресс были «мужчинами, выдающими себя за женщин», продолжали циркулировать долгие годы, омрачая их спортивные достижения. Причем критика в адрес сестер Пресс звучала не только с Запада, но и от советских спортсменок.

Известные легкоатлетки Галина Зыбина и Нина Пономарева написали письмо в ЦК КПСС с требованием не допускать «гермафродитов» до соревнований, а уже в наши дни в одном интервью Галина Зыбина так комментировала эту историю:

«Вы о гермафродитах? Их выставляли за сборную СССР. Мы-то знали. Еще перед Олимпиадой-1952 на сборе в Выборге устроили осмотр. Потом прогуливались с Ниной Думбадзе, а на скамеечке всхлипывала Шура Чудина. Нина сказала: „Жалко, что она такая. Но почему из-за этого должны остальные страдать?“ В Хельсинки мы уже вовсю тренировались, а Чудину привезли последним поездом, когда нашу заявку подписала медицинская комиссия. Но выигрывать Шуре запретили. Предупредили: „Любое место, кроме первого!“ Она выступала в нескольких дисциплинах. Прыжки в длину и метание копья — два серебра, прыжки в высоту — бронза. Позже наша спринтерша приревновала Шуру к конькобежке Инге Артамоновой. Нажаловалась в ЦК, что на самом деле Чудина — мужчина».

Проблема исследования темы гендерно-неоднозначных спортсменок в советском спорте заключается в ограниченности и косвенном характере доступных источников. Основная информация поступает из воспоминаний других спортсменок, таких как Галина Зыбина, однако эти свидетельства могут быть субъективными и искаженными временем. Отсутствие прямых медицинских документов, официальных заявлений или высказываний самих упомянутых спортсменок значительно затрудняет объективную оценку ситуации. Такой недостаток первоисточников создает риск спекуляций и ошибочных интерпретаций, что подчеркивает необходимость критического подхода к имеющейся информации и поиска дополнительных достоверных свидетельств для полноценного исторического анализа.

В то же время сами тесты вызывали много вопросов с научной и этической точек зрения.

Ученые указывали, что определение пола — сложный процесс, который нельзя свести к единственному показателю. Хроматиновый тест не учитывал редкие, но встречающиеся в природе отклонения от стандартной схемы XX/XY. Возникли и этические проблемы. Многие спортсменки воспринимали тесты как унижение и вторжение в частную жизнь. Некоторые пытались подчеркнуть свою женственность с помощью макияжа, надеясь избежать унизительной процедуры.

Несмотря на растущую критику, руководство МОК во главе с председателем медицинской комиссии принцем Александром де Мероде продолжало настаивать на необходимости гендерной верификации. Аргументом служила необходимость обеспечить честную конкуренцию в женском спорте. Интересно, что большинство спортсменок в 1980-х годах поддерживали тестирование, считая его неприятной, но необходимой процедурой. Многие искренне верили, что оно защищает их от нечестной конкуренции со стороны мужчин, выдающих себя за женщин. Однако это во многом объяснялось недостаточным пониманием сложности половых различий с биологической точки зрения.

Политический подтекст гендерной верификации особенно ярко проявился в противостоянии между спортсменками США и СССР. Американские СМИ и общественность превозносили своих атлеток как образец женственности в противовес «мужеподобным» советским спортсменкам.

Особенно показателен в этом плане пример американской бегуньи Мэри Деккер.

Деккер стала настоящим кумиром в США, воплощением идеала женственности в спорте. Миниатюрная и привлекательная, она резко контрастировала с более крупными и мускулистыми советскими легкоатлетками. Американские журналисты восхищались ее «девичьей» внешностью с косичками. Сама Деккер не стеснялась резко критиковать внешность соперниц из Восточной Европы, намекая на их недостаточную женственность. Такая риторика отражала более широкие стереотипы холодной войны.

На Западе было распространено мнение, что советский спорт намеренно «маскулинизирует» женщин ради достижения результатов. При этом игнорировался тот факт, что реальные различия между системами спортивной подготовки в США и СССР к 1980-м годам были уже не столь существенны. Интересно, что в самом СССР в этот период также наблюдался определенный поворот к более традиционным гендерным нормам в спорте. Если в 1920–1930-е годы советские идеологи активно поощряли участие женщин во всех видах спорта наравне с мужчинами, то при Брежневе возобладал более консервативный подход. Например, в 1973 году был введен запрет на создание женских футбольных команд.

Тем не менее стереотип о «мужеподобных» спортсменках из соцстран продолжал активно использоваться западной прессой. Это создавало дополнительное давление на МОК в пользу сохранения гендерной верификации. Ситуация осложнялась тем, что реальных случаев, когда мужчины пытались выдать себя за женщин на Олимпиадах, практически не было зафиксировано. При этом тесты действительно выявляли некоторое количество спортсменок с хромосомными особенностями.

Например, на Олимпиаде-1984 в Лос-Анджелесе около 8 из 1610 проверенных участниц показали нестандартные результаты. Большинству после дополнительного обследования всё же разрешили выступать. Но были и те, кто отказался от дальнейших проверок и покинул Игры.

К Олимпиаде-1984 в Лос-Анджелесе МОК внес некоторые изменения в процедуру проверки пола. Термин «проверка женственности» был заменен на «гендерную верификацию». Также было решено признавать сертификаты, выданные международными спортивными федерациями. Однако в целом система осталась прежней, несмотря на растущую критику. Противники гендерной верификации указывали на ее дискриминационный характер, научную несостоятельность и потенциальный вред для спортсменок. Они отмечали, что хромосомный тест не учитывает всю сложность биологического пола человека и может несправедливо дисквалифицировать женщин с редкими генетическими особенностями. Кроме того, сама процедура проверки воспринималась многими как унизительная.

Однако руководство МОК во главе с принцем де Мероде продолжало настаивать на необходимости четкого разделения между мужским и женским спортом. При этом признавалось, что идеального метода определения пола не существует и МОК фактически устанавливал произвольные критерии.

Например, де Мероде заявлял, что допустимым считается не более 30% «мужских» хромосом.

Такой подход вызывал всё больше вопросов у ученых и правозащитников. Критики указывали, что биологический пол не является бинарной категорией и существует множество вариаций половых признаков. Поэтому попытки МОК провести четкую границу между мужчинами и женщинами в спорте являются научно необоснованными. Кроме того, оппоненты гендерной верификации отмечали, что она противоречит олимпийским идеалам равенства и недискриминации. Проверке подвергались только женщины, что ставило их в неравное положение с мужчинами-спортсменами.

Еще одним аргументом против была непрозрачность процедуры. МОК не публиковал точных данных о количестве не прошедших проверку спортсменок. Известно лишь, что некоторые из них тихо покидали соревнования, не желая проходить дополнительные унизительные обследования. Это порождало слухи и спекуляции. Тем не менее к Олимпиаде-1988 в Калгари МОК не планировал отказываться от гендерной верификации. Но противники этой практики активизировали протесты, требуя ее отмены.

Таким образом, проблема определения пола в спорте оказалась тесно связана с политическим и идеологическим противостоянием периода холодной войны. Она отражала более широкие дебаты о гендерных ролях, правах женщин, взаимосвязи биологии и социальных норм. При этом наука всё больше указывала на несостоятельность упрощенных бинарных подходов к половой принадлежности. Опыт гендерной верификации в олимпийском спорте 1970–1980-х годов наглядно демонстрирует сложность и неоднозначность вопросов пола и гендера. Он показывает, как научные, этические и политические аспекты этой проблемы тесно переплетаются между собой. История этой противоречивой практики служит важным уроком для современных дискуссий о гендерном равенстве и инклюзивности в спорте.