Поедание нечистот, куролюди, танцующие звезды. Интервью-гадание с радикальным интеллектуалом, социалистическим мистиком и известным ученым Романом Михайловым

Он стал известен вне узких профессиональных научных кругов после публикации интервью с Владимиром Воеводским, одним из крупнейших на сегодняшний день математиков. Беседа была посвящена научным и мистическим исканиям последнего.

Интеллектуал родом из депрессивных русско-цыганских районов Латвии, получивший образование в Москве, провел часть своей жизни в лучших университетах Запада. Так, в 2011–2012 годах он был сотрудником Института перспективных исследований Принстонского университета, однако позже предпочел вернуться в Россию и старается реже бывать на Западе (за исключением, конечно, своей латвийской родины).

Сейчас проживает в основном в Санкт-Петербурге, где трудится в некой САП (Лаборатория современной алгебры и приложений).

В первой половине десятилетия Роман Михайлов был сценаристом и режиссером ряда танцевальных спектаклей в санкт-петербургском независимом театре Morph, совмещавших в себе брейк-данс, оккультные мотивы и обобщенную «эстетику 90-х».

Однако наиболее важным его нематематическим произведением является трилогия «Улица Космонавтов», «Равинагар», «Изнанка крысы», представляющая собой набор нелинейных текстов о природе языка и «безумия». Это записи о жизни в маргинальной среде депрессивных русско-цыганских поселков Латвии, путешествиях по Индии, описания оккультных практик — как стихийного опыта прибалтийских безумцев и мистиков, так и традиций, связанных с различными гранями шиваизма. Философские позиции автора оказываются созвучны, в частности, идеям Антонена Арто, основателя секты хлыстов Ивана Тимофеевича Суслова, индийского «святого безумца» Вамакшепы, темнопросвещенца Ника Лэнда. По политическим взглядам Роман Михайлов антизападник, сторонник социализма и глобальной борьбы развивающихся держав против «стерилизации пространства» мировым капиталом: он по идеологическим соображениям посещал «республики Новороссии» в сопровождении ополченцев и консультировал местных школьников по вопросам, связанным с поступлением в российские вузы.

Я было немного знакомо с Романом и раньше, а в конце сентября обратилось к нему с просьбой об интервью. Мы обсудили возможные вопросы — они Роману понравились, показались осмысленными и закономерными. Однако мистик предложил подождать с ними до декабря, когда выйдет его новая книга «Изнанка крысы», которая должна дать ответ на многие из них…

В ноябре этот сложный, нелинейный текст — комментарий к коду «Красивая ночь всех людей», написанному на загадочном RN-языке, — был опубликован на сайте КРОТ. Вопросы, однако, своей актуальности не утратили — да и внятного описания упомянутого языка, графически представляющего собой связанные друг с другом линиями спиралевидные фигуры, ни в его книге, ни в других произведениях, судя по всему, по-прежнему не представлено.

В декабре я, как и договаривались, обратилось к Роману снова. Он сказал, что ответы на вопросы будут фиксацией единой «точки зрения».

Он же «точек зрения» не имеет и живет в множественности идей и интерпретаций, рассеянных по тексту, где, по его словам, много закодированного, масса различных слоев прочтения.

Роман предложил опубликовать интервью, представляющее собой результат гадания по его текстам при помощи колоды карт, работа с которыми: трюки, игры, пасьянсы — важный элемент образа жизни и мировоззрения моего «собеседника».

Так и было сделано. Я взяло колоду из 36 карт и выстроило соответствие: шестерки, семерки и восьмерки — «Улица Космонавтов», девятки, десятки и валеты — «Равинагар», дамы, короли и тузы — «Изнанка крысы». Затем тексты членились на равные части по старшинству карт и обратному старшинству мастей (пики, червы, бубны, трефы). Для меня это означало уравнивание восходящей и нисходящей иерархии. Дальнейшее разделение происходило по второй выпавшей карте.

Я перетасовало колоду и выложило первую ее половину — 18 карт. Они и стали ответами на девять вопросов интервью (авторские орфография и пунктуация в них сохранены).

1. Ты говоришь на очень разных языках: математики, танца, карточных трюков, жонглирования, литературы. Выстраиваются ли для тебя соответствия между их структурами, между культурными концепциями, существующими в их пространстве?

Десятка бубен, туз треф.

В своей книге, в главе посвященной тантрическим методам, Какар приводит интересное письмо ученика учителю. Ученик — начинающий астролог, хочет постичь время, научиться видеть прошлое.

Десять дней ученик погружал себя в нечистоту, не чистил зубы, не мылся, питался из грязной посуды. На тринадцатый день после полной луны он начал есть свои испражнения.

В течении трех дней, когда он чувствовал голод, ел кал, когда чувствовал жажду, пил мочу. В следующую ночь он запер входную дверь в свою комнату, зажег одиннадцать ламп, намазал свое тело экскрементами, нацепил ожерелья из костей, которые принес с места кремаций. Начал читать специальную мантру, периодически мочась под себя. Комната наполнилась вонью. В общем, дальше к нему пришла обнаженная привлекательная особа, и они занялись сексом. Так повторялось ночь за ночью. Чего она с ним только не вытворяла, писала-какала на него, принуждала к очередным сексуальным актам. В одну ночь женщина-пишачини сказала, что ученик останется ее любовником на всю оставшуюся жизнь, она будет помогать в его делах, но

2. Ты зачастую описываешь свой опыт как акт взаимодействия с пространством. В чем, на твой взгляд, специфика пограничных территорий: Латвии, Новороссии, в которую ты вроде бы ездил? Как бы ты сформулировал различие между российским и индийским пространством?

Семерка червей, девятка бубен.

Последний раз я его видел в 2000-м Он шел по дороге одиноко странно

— Чука как ты?

— Превратился в курицу посмотри на меня Током били курицу из меня делали

3. Ты говоришь о капитале как об агенте стерилизации пространства. Но капитал не единственный тип власти. Как бы ты описал взаимодействие с пространством таких систем, как власть государства или власть традиционного общества (если, конечно, ты считаешь их значимыми)?

Восьмерка червей, валет бубен.

Какая-то тусовка, типа творческая молодежь. Хожу по комнатам болтаю ни о чем. Появляется Мячик со своим приятелем говорят что у них для меня сюрприз Достают пакетик с порошком и объясняют что я должен это съесть а на все мои аргументы они приводят новые объяснения типа надо и все сам увидишь что будет это важная микстура Соглашаюсь Спрашиваю что это за порошок Они смеются говорят мол подожди немного

4. Стерилизованное пространство Запада, тем не менее, допускает развитие таких сложных структур и языков, как язык математики.

Можно ли рассматривать эту стерилизацию как создание узких щелей, в которые выдавливается живой хаос? И в результате, действительно, появляется возможность культурной сложности — но лишь узконаправленной и жестко структурированной?

Король треф, дама треф.

Была на селе одна бабка, про которую говорили, что принимает у себя по ночам покойников, рассаживает за столом и кормит. Кто-то ночью подошел к ее окну, в шторке оказался прорез, и все увиделось, как они сидят — все в похоронных костюмах с бледными лицами. Бабка как бабка, помню ее, пробежал мимо ее дома, она покряхтела, сказала, чтобы обождал, вынесла конфетку. Местные сказали, чтобы не ел, а закопал, что от нее нельзя никакую еду принимать.

5. Ты выделяешь идею «категорий», «естественного соответствия» как, возможно, важнейшую, изменившую математику XX века и обусловившую «лингвистический поворот».

Какие еще значимые идейные сдвиги в математике произошли на протяжении, скажем, последних двух веков? Можно ли нащупать естественное соответствие между ними и поворотами в других областях культуры?

Семерка треф, дама бубен.

Когда мы стояли с бабушкой в коридоре показалось что тень Чуки идет к нам сквозь ночную темноту и фонари

— И что будем делать если он сейчас бежит к нам? Сквозь улицы подъезды кусты машины

— Хм

6. В интервью ИНДЕ ты упоминал о четырех уходящих, ныне рассеянных типах научного мышления: советском, американском, немецком, французском. Какими особенностями, на твой взгляд, обладает каждый из них? Есть ли преемственность между ними и глобализированной моделью, приходящей им на смену? Возможно ли формирование новых типов научного мышления?

Дама червей, девятка червей.

У них под глазами круги еще чернее, чем у того попутчика колдуна, — совсем дыры в бездну. Разговаривать с ними было забавно, они хохотали со всего, что я им говорил. Спросил их, откуда они. Ответили «отсюда и оттуда». Половину из того, что они говорили, я не понимал — они говорили с сильным акцентом [наверное, из Бангладеша], жевали, заливались смехом. Нужно было переспрашивать. Еще мешал птичий щебет сверху — сплошная журчащая сетка, наброшенная на все пространство. Один, тот, что с нелепо торчащими кусками бороды на лице, сказал, что хочет познакомить меня с их друзьями. Друзья живут прямо здесь, они тоже «отсюда и оттуда». Невидимые друзья?

Они переспросили два раза, а затем, как расслышали, закатили глаза и повалились от хохота на спины — оба, как скинутые одной волной.

Очухались, ответили, что видимые, как ты и я, как все вокруг.

7. На чем основана твоя убежденность в существовании универсальных принципов развития сложности — более «глубоких», чем конкретные языки описания? Не могут ли они быть артефактом общностей лингвистических структур? Возможно, правильнее было бы говорить не о «принципах развития сложности», но об определенных закономерностях, которыми сложность мыслится, — сама же она оказывается при этом несводимой к какому-либо описываемому набору принципов?

Туз бубен, валет червей.

И. рассказывал, как в один день увидел в открытом пространстве свое существование. То ли это было поле, то ли место около озера. Он почувствовал, как все существующее проходит сквозь его тело. Тело-мелкое-решето. Не только ветер, дым, влага, но и все остальное. Экзистенциальная галлюцинация. И. много лет затем ходил по схожим местам и искал эти ощущения, вылавливая движения природы.

8. Можно вспомнить позицию Платона, у которого математика оказывается пограничной зоной между идеальным и чувственным, или финал логико-философского трактата Витгенштейна: «6.522. Есть, конечно, нечто невыразимое. Оно показывает себя; это — мистическое» и «7. О чем невозможно говорить, о том следует молчать».

Каким ты видишь соотношение между математикой, мистикой и возможными языками?

Семерка пик, десятка червей.

Мы пошли сквозь грязные темные места далекие неразличимые взгляды На небе танцевали звезды. Вспомнилось как Душман однажды сказал что грядущей ночью намечается парад звезд звезды будут водить хороводы по небу Я сказал бабушке и дедушке что ночью пойду гулять смотреть на танцующие звезды Они стали ругаться очередной раз грозиться что не будут пускать гулять во двор, если там будет сидеть Душман А я плакал Ведь я верил Душману верил, что звезды будут танцевать по небу этой ночью представлял как красиво это будет

9. Для чего нам нужна речь?

Туз червей, восьмерка треф.

Три дня подряд приходит человек, который говорит о себе, что у него в голове мед. Он рассказал, как однажды увидел в автобусе киргиза с кровавой рукой, держащегося за поручень. С тех пор он не дотрагивается до поручней в транспорте, боится спида, потому что Киргизия находится близко к Афганистану. Ночью на меня напала тень мента — у него не было лица, только туловище в одежде, он подошел справа и коснулся холодом.