Сансара революции: магия, анархия и буддизм в комиксе Гранта Моррисона «Незримые»

Контекст «Незримых»

Комикс «Незримые» выходил с сентября 1994 по июнь 2000 года в издательстве Vertigo. Издательство это, будучи частью империи DC Comics (это где Бэтмен и Супермен), в девяностые и нулевые было очагом комикс-революции и так называемого «британского вторжения», когда в Штатах стали одновременно издаваться совершенно нестандартные комиксы от таких британцев, как Алан Мур, Нил Гейман и, собственно, Грант Моррисон.

В Vertigo вышли Sandman Геймана, Hellblazer (про Джона Константина) с кучей звездных авторов, Fables, Transmetropolitan и еще множество произведений, которые расширили сам жанр комиксов. Во-многом именно Vertigo стоял за тем, что позже стали называть «графическим романом», пытаясь отделить комиксы более «сложные» от тех, что попроще. Хотя сами авторы Vertigo такое разделение не поддерживали и с удовольствием работали в том числе над историями про того же Супермена.

Кто такой Грант Моррисон?

Гуру контркультуры, практикующий маг, инди-музыкант и один из главных создателей комиксов конца ХХ — начала XXI века. К моменту выхода «Незримых» Моррисон уже был звездой в индустрии. Сначала он прославился в британском альманахе 2000 AD. Затем перезапустил для DC Comics малоизвестного супергероя Animal Man. А потом перевернул комиксы о Бэтмене, выпустив «Лечебницу Аркхэм: Дом Скорби на Скорбной Земле», где Брюс Уэйн и Джокер показаны пациентами психбольницы (и еще вопрос, кто из них больший псих).

Моррисон добавлял в комиксы о супергероях дадаизм и сюрреализм, по полной использовал провокационные темы (чего стоит только комиксы «Новые приключения Гитлера»!) и открыто выступал против тэтчеризма и правого уклона в целом в западной политике.

Также он практикует магию, увлекается восточными учениями и ведет колдовскую войну со своим коллегой Аланом Муром.

В общем, «Незримые» — то есть произведение о магии, политике, анархизме, буддизме и всем, что Моррисона интересует, — были неизбежны.

Структура «Незримых»

Если говорить про сюжет, «Незримые» повествуют о противостоянии группы революционеров — тех самых Незримых — глобальным силам массового подавления. Сначала эти последние выглядят как тайное мировое правительство, которое работает через полицию, школы и другие институты угнетения свободы. Они открывают интернаты для перевоспитания, проводят оргии в дорогих интерьерах и обладают прочими атрибутами развращенных буржуа фашистского толка. Но это только первый слой.

За ним открывается слой второй: сами земные угнетатели — лишь пешки угнетателей космических, неких лавкрафтианских монстров, архонтов, из параллельного измерения, которые, конечно, хотят поработить Землю ради установления вселенского порядка. Но и это не все. Точнее, это не главное.

«Незримые» — это роман-инициация, причем проходят ее в разное время и в разной форме все пять главных героев. А еще — по замыслу Моррисона — и сами читатели. Заканчивается инициация тогда же, когда и революция Незримых — в момент, когда стирается дихотомия архонтов и Незримых, добра и зла, читателя и героя.

Магия

Сам Моррисон называет себя практикующим магом и работает с так называемой Магией Хаоса. Она отвергает важность ритуалов и каких-либо магических систем. С точки зрения школы Хаоса магией может быть что угодно, в том числе творчество. Вопрос не в том, что ты делаешь, а в том, что вкладываешь в свои действия.

И «Незримые» для Моррисона — это как раз сеанс магии, возможно, самый важный в жизни.

По словам автора, история комикса началась в Новой Зеландии. Моррисон отправился туда, чтобы прыгнуть на банджи с высокого моста. С собой писатель взял сигил — магический символ, в котором было зашифровано его послание Вселенной. Эту древнюю форму магии в ХХ веке популяризовал британский художник Остин Осман Спейр, для которого она служила абстрактным выражением воли мага — например, в виде текста на бумажке, из которого убрали все гласные. Сигилом можно считать даже логотипы брендов: D&G или Supreme обозначают все, что несет в себе обозначаемая компания. Прыгнув с моста, Моррисон отпустил сигил в крайней точке падения. А затем решил создать «гиперсигил» — то есть «Незримых». Таким образом он попытался совместить свою волю и творчество, вложив в комикс все, чего хотел бы от мира, над чем думал и в чем сомневался.

Второй сеанс магии случился с Моррисоном, когда первые выпуски комиксов уже вышли. Фанатам он известен как «случай в Катманду». Моррисон отправился в Непал, чтобы подняться к храму Сваямбунатх. К нему ведут 365 ступеней — по легенде, тот, кто пройдет их на одном дыхании, достигнет просветления.

Моррисону такой подъем удался, и он отпраздновал это порцией гашиша. После чего ему пришло видение. Из храма вышли некие создания с изменчивыми формами, переместили его в пятое измерение и дали посмотреть на время как на точку, где прошлое, настоящее и будущее происходят одновременно. Также они объяснили, что такой мир имеет форму «дитя», а Моррисону поручили развивать сознание этого дитя.

Сам автор не дает этому случаю никакой четкой интерпретации. Для гашиша галлюцинации были слишком сильными, для просветления — слишком необычными. Моррисон назвал это «событием нервной системы» и от более детальных определений отказался. Но тот опыт восприятия мира, который он получил в Катманду, сформировал практически все повествование «Незримых» и увел его от красочной анархистской агитки в сторону философии.

Анархия

Моррисон не только маг, но и анархист, как и многие британские леваки, чьи взгляды сформировались во времена правления Маргарет Тэтчер. Но за годы работы над «Незримыми» позиция автора ощутимо поменялись. В начале произведения Кинг Моб — альтер-эго Моррисона — предстает классическим нонконформистом, борцом с государством и централизованным насилием посредством насилия частного.

Он умен, хорошо подготовлен и не гнушается никаких методов в борьбе со злом.

Или тем, что ему представляется злом. Главная движущая сила Кинг Моба — бунт. И тут он похож на всех бунтарей из поп-контркультуры юности Моррисона: в первую очередь на ум приходят Макмерфи из «Пролетая над гнездом кукушки» и Алекс из «Заводного апельсина». В какой-то момент кажется, что и судьба Кинг Моба ждет та же самая — бунтарь без причины и без успеха. Но затем происходит трансформация.

В начале комикса мы видим Систему — интернаты для перевоспитания, полицейских, чиновников. И Бунтаря, который все это крушит по мере сил. Точнее, двух Бунтарей: опытного Кинг Моба и юного Джека (он же Дэйн), которого тот спасает. Оба они по ходу произведения меняют свои взгляды. Кинг Моб в какой-то момент, при помощи бывшей подружки, осознает, что сам стал частью системы. Его попытки сломать порядок уже вписаны в этот порядок, присутствие самого Кинг Моба — это основание для присутствия полиции, и далее по замкнутому кругу. Нечто похожее позже покажут в «Матрице».

Тогда Кинг Моб отказывается от террора в пользу так называемого «онтологического терроризма». Этот термин Моррисон вывел, опираясь на теорию другого творца, анархиста и мага — Хакима Бея. Певец пиратских утопий и временных автономных зон, Бей искал способы не борьбы с государством, но жизни без него — щели в Системе, где можно укрыться от неусыпного взора CCTV. Такую жизнь Бей называл «онтологическим анархизмом». По его учению, мир пребывал, пребывает и будет пребывать в состоянии хаоса, а порядок — только иллюзия. Моррисон во втором томе «Незримых» сравнит порядок со спектаклем по Ги Дебору, навязанной извне игрой, болезненным изгибом разума, который проникает в мозг, но не может до конца его контролировать:

«Хаос везде пролезет. Они могут весь мир покрыть камерами, но не могут сделать так, чтобы парням в комнатах слежения не пришло в голову подрочить».

Эти слова Кинг Моба во многом объясняют, почему он со временем перестает видеть смысл в борьбе. Онтологический анархизм — это отказ от прямой борьбы, в какой-то мере даже отказ от сопротивления. Потому что сопротивляться нечему. Если порядок — иллюзия, то сопротивляясь ему ты лишь утверждаешь реальность этой иллюзии.

Так бунтарь Кинг Моб отказывается от пистолета и выбирает слово — ведь чтобы победить Спектакль, нужно не участвовать в нем, а рассказывать правду. Язык становится оружием — причем как свободы, так и контроля. У Моррисона язык предстает наркотиком (по Берроузу, любой наркотик — это средство контроля, и язык — один из самых главных). Архонты проникают в мозг жертв и подчиняют их при помощи специальных слов. Язык управляет мозгом, мозг управляет телом — а значит, главный тот, кто управляет языком. Древнейшим заклинанием в мире, направленным на подчинение, признается алфавит — навеки заданная последовательность звуков, порядок, который всегда с тобой.

В какой-то момент Кинг Моба буквально пытают при помощи языка. Знак в комиксе подменяет обозначаемое, раскрывая иллюзорность мира вокруг. В один из самых важных моментов повествования Кинг Моб стреляет во врага из игрушечного пистолета, откуда вылетает флажок с надписью «бах». Потому что нет никакой разницы между реально выпущенной пулей и идеей выпущенной пули.

Да, ложки нет, архонтов нет — и борьбы за свободу тоже нет.

Есть только Спектакль, и к концу произведения Кинг Моб убеждается: чтобы спасти людей от влияния Спектакля, надо захватить сам Спектакль и развеять его иллюзии. Это и есть онтологический терроризм, при котором ты подрываешь не полицейский участок, но информационную картину.

Мера куда более эффективная, но все еще слишком человеческая. В ней все еще заложен дуализм, противопоставление Незримых и архонтов, свободы и контроля, в конце концов — добра и зла. Но ни того, ни другого нет — или и то, и другое есть одновременно.

Буддизм

Второй главный герой «Незримых» — это Джек, он же Дэйн. Подросток из Ливерпуля, который бунтует против всего, до чего может дотянуться. Он отказывается давать правильные ответы на уроках, хотя знает их. Пытается поджечь школу и попадает в руки к слугам архонтов. Бежать из их фабрики перевоспитания, но также сбегает и от Незримых. Даже отказывается принять от них новое имя, положенное всем агентам — Джек Фрост.

Дэйн — это воплощение подросткового несогласия, которое сводится к бунту против мироздания и творца. Он бежит, крушит, ломает и сбегает. Но каждый новый побег приводит к тому, что снова надо что-то ломать, а каждое новое крушение — заставляет снова бежать. И когда начинает казаться, что Дэйн — просто раздражающий элемент в произведении, аватара любого неприятного подростка, который грубит старшим, сквернословит и ничего не хочет делать, — он меняется.

В какой-то момент Незримые находят сбежавшего Джека, чтобы тот помог им спасти попавшего в плен Кинг Моба. Джек вспоминает просветление, которого достиг еще во время обучения у Незримых: его мир полон злобы и насилия потому, что он сам ими полон. Пульсирующая красная сфера на земной орбите — Барбелит, местное воплощение инопланетян, бога и любой другой высшей силы — объясняет Дэйну, что исправить мир можно только исправив себя.

Банально, но все зло мира складывается из миллионов маленьких зол, а насилие есть лишь ответ на ответ на ответ…

Свою первую дуэль с архонтом Джек выигрывает, сидя в позе лотоса и отрицая все иллюзии, что на него насылают. Он произносит истинное имя архонта и тот рассеивается как любая другая иллюзия, которую мы смогли определить и назвать. Тем не менее Джек-Дэйн отказывается занять позицию Незримых, которые по-прежнему воюют с системой. Спасая Кинг Моба, Джек заодно спасает и его главного земного врага — сэра Майлза. В финальной битве с архонтами он не истребляет их, а поглощает. Потому что никакого противостояния нет. Свобода и контроль — это просто качели, одна сторона не работает без другой. Причина же всех страданий — дуализм, ложное противопоставление, в первую очередь противопоставление себя и не себя. От которого Дэйн отказался, приняв, что он еще и Джек.

Именно Джек-Дэйн становится проводником финальной мысли Моррисона: боль, зло, насилие, контроль — все они иллюзорны. Люди создают их, выводят наружу, потому что боятся признать их в себе:

«Мы создали богов и тюремщиков, поскольку чувствовали себя ничтожными, грешными и одинокими… Мы дали им пытать и судить нас и, подобно овцам на бойне, позволили осудить себя. Прозрите! Сейчас! Наше заключение окончено».

О чем же «Незримые»?

Комикс начинался как произведение о борьбе с силами контроля снаружи, а закончился признанием сил контроля внутри и отказом от борьбы. В отличие от своего давнего противника Алана Мура, Моррисон отказывается от антагонизма «контроль / бунт». Он делает бунт частью контроля, а контроль — частью бунта. Свобода же наступает, когда замечаешь в себе обе эти силы, признаешь их сопричастность и учишься с ними жить.

Мур в «V — значит Вендетта» не скрывал дурные стороны воинственного анархизма. Он показал, как борьба с бесчеловечной системой постепенно лишает человечности самого борца. Но у Мура эта бесчеловечность осталась безвыходной. Убив дракона, сам становишься драконом, но и не убивать дракона нельзя. Моррисон же решил дракона отрицать.