Как работает Motörhead, или Железный Оргазмотрон Лемми Килмистера

До того как бобина, кассета и диск заслонили печатное слово, послевоенная молодежь жила по фильмам и книгам, отдавая предпочтение мужественным персонажам. У каждого был свой «тарзан», «фантомас» или «всадник без головы», также как у предков — «котовский», «чапаев» и «щорс».

Пол и характер абстрактного «супермена» не имели значения. Он мог быть роботом или амфибией. Патриотическую символику можно было мысленно подменить вражеской, если она смотрелась эффектней. Многие так и делали. В положительном герое ценились преступные черты — коварство, жестокость, умение мстить.

Звезды рок-музыки потеснили персонажей кино и романов, но портрет идеального антигероя остался прежним. По сути это был киллер, расправляющийся со своими жертвами иным путем под рев трибун. Трибуны у нас ревели только на футболе, поэтому каждый ликовал в одиночку.

У каждого «чапаева» должны быть свои «петьки», у вожака — свита. Именно так смотрелась грешная троица Motörhead, воплотившая все, о чем мечтал их потенциальный поклонник, который едва ли мог четко сформулировать, чего ему не хватало в других группах. Пролетариат дождался своего «воланда» — как это часто бывает, не лишенного привлекательности и для интеллектуалов.

Слушатель-голосовик победил читателя и зрителя. Покончив с пролонгированным наслаждением двухтомником и киносеансом, он приготовился к сдаче скоростных нормативов в темпе пьесы Ace of Spade, чья ключевая фраза гласит «я не собираюсь жить вечно». Голосом фюрера или тренера — уже не важно. Ответ на пошлый вопрос про «ваше политическое кредо» получен. Рок-музыка вообще набор собачьих команд, кличек и медалей.

«Смерть ездит в черном вагоне с черным чемоданом, в котором тикают черные часы», — пугает белого младенца чернокожая няня. Образ локомотива гармонирует с темпом музыки Motörhead.

Одна из их ранних записей, где уже просматривается механизм дальнейшего стиля, так и называется Iron Horse — железный конь или, почему нет, бронепоезд, хотя «переводчики смыслов» взовьются.

Бронепоезд «Железная пята», где страдает бессонницей булгаковский вешатель-белогвардеец.

Из Лемми Килмистера получился бы идеальный генерал Чарнота, а из его сайдменов — парочка матросов-анархистов. Но на самом деле они составили важнейшее пауэр-трио со времен Cream и Grand Funk.

Фантазируя, мы ни на секунду не забываем, что речь идет о первоклассных музыкантах, чья музыка нечто большее, нежели «сказка, рассказанная идиотом», и она не может не навевать посторонних образов, как всякое полноценное искусство.

Удальство и пьянство неразлучны в представлении люмпена. Герои Джека Лондона, автора пророческой «Железной пяты», пьют по-черному.

Алкоголь вселяет в человека роковые предчувствия, и здесь трезвый уступает пьяному.

Если литературным аналогом Judas Priest можно считать мастера английской готики Джеймса Херберта, автора неповторимых «Крыс», то Motörhead — это определенно гибрид Джека Лондона с Майн Ридом, зыбкий, но гипнотический, как мираж безголового всадника в мексиканской пустыне.

Знаменитая «диета» Лемми, состоящая из сигарет и смирновской водки позволила чемпиону интоксикации дотянуть до семидесяти. Вот о ком сказано: «туда ходят люди покрепче».

Несмотря на солидный стаж музыканта, ему было не с чем вступать в пресловутый «клуб 27», достижения остальных членов которого с годами впечатляют все меньше.

Алкоголь говорит правду, но эта правда далека от привычных норм. Нормальная правда — это правда низшего порядка.

В его судьбе не было «новой волны» британского метала. Было победоносное повторение пройденного. Легендарные «Пираты», поднявшие знамя незабвенного Джонни Кидда за пару лет до Motörhead, ему гораздо ближе по духу и по времени. Его версия Please Don’t Touch в сопровождении Girlschool — хрестоматийный пример того, как можно повторить то, что в принципе неповторимо. То, что возникло и существует само по себе, вне канонов и рамок конвенциональной истории поп-музыки.

Тому, кто не готов довольствоваться «правдой» низшего порядка, «исчерпывающая» и «всеобъемлющая» информация, основанная на очевидных и проверенных фактах, говорит крайне мало. Но и без нее не обойтись.

Практически все промежуточные проекты с участием Лемми могут претендовать на культовый статус. Начиная с юношеской бит-группы Rockin’ Vickers, чья кавер-версия Dandy не менее типична для того времени, чем I’ll Cry Instead, с которой начинал Джо Кокер. Оба кавера не содержат ни малейшего намека на будущий стиль, принесший обоим мастерам долгоиграющего саморазрушения всемирную славу. Песенка-памфлет про «денди» исполнена старательно и безлико. Солист копирует не «Кинкс», а Herman’s Hermits, добавивших эстрадную мягкость язвительной сатире Рэя Дэвиса.

Лондонский индус Сэм Гопал был заведомо привлекателен как любая экзотика в стереотипной среде «андеграунда». Роль самого Гопала в одноименном квартете сводилась к игре на национальных инструментах. Пел коренной англичанин Иэн Фрейзер Килмистер, он же Иэн Уиллис — еще не «Лемми», но уже короче. Минимум две вещи, «Конь» и «Трава», посвящены теме наркотиков. Потенциальный хит с битловским названием It’s Only Love длится ровно четыре минуты восемнадцать секунд, образуя кроулеанское число 418.

Escalator и Dark Lord могли бы украсить фильмы раннего Ардженто, но у него уже был «Гоблин».

Менее яркий на фоне «Пинк Флойд», Pretty Things и Артура Брауна, единственный диск «Гопала» обладает притягательной силой как артефакт и капсула времени. «Что-то в нем есть» — все, что можно сказать об этом альбоме. Музыка не по стилю, а по атмосфере напоминает Elastic Band — не менее герметичный проект Энди Скотта, совсем не похожий на чеканные хиты глэм-рока, которыми прославится его Sweet.

До волны переизданий раритетный альбом подделывали пиратским способом в утешение коллекционерам, которым не достался оригинальный экземпляр мизерного тиража.

Эмбрион «Моторхеда» вызревал внутри коллектива Hawkwind, приютившего Лемми в начале семидесятых. Группа разыгрывала мистерии и проводила ритуалы с участием танцовщиц и пиротехники. Идейным отцом этого «театра песни» был фантаст Майкл Муркок. По его сценарию снят любопытный фильм «Финальное программирование». Режиссер картины Роберт Фьюст дружил с Энтоном Лейви. Этот знаменитый сатанист и шоумен из Калифорнии мелькает у Фьюста в триллере «Адский дождь».

В плане допинга у советской молодежи научная фантастика стояла на третьем месте после алкоголя и рок-музыки. Но книг Муркока у нас не публиковали. Ознакомиться с эпопеей Дориана Хоукмуна можно было либо в оригинале, либо в самиздатовских переводах энтузиастов.

Следует отметить, что помимо текстов и сюжетов для «Хоквинда» этот невероятно плодовитый человек является соавтором «Черного лезвия» и «Ветерана психических войн» — двух готических шедевров группы Blue Oyster Cult.

Подобно большинству концептуальных проектов «с идеей», для постороннего альбомы «Хоквинда» звучали нудновато и скучновато. С другой стороны, достаточно одной фразы «Принесите мне голову Юрия Гагарина» на фоне билибинских березок, чтобы группу заочно полюбили и русофобы и почвенники, не слышав ни единого такта исполняемой ею музыки.

«Хоквинду» определенно не хватало хитовой узнаваемой песни, такой, как, например, Money у «Пинк Флойда». Единственный коммерческий хит сочинил и пропел Лемми. Silver Machine имеет массу ассоциаций и связей. Подчас весьма неожиданных. В ней есть что-то от Fox On The Run группы Sweet, от бодрых вещей Джорджа Харрисона типа You и What Is Life. Но в сочетании с «пилорамой» I’m Waiting For My Man Лу Рида. В ней присутствует некая патология. Будущий «шум и ярость» «Моторхеда» как бы зарезервирован в ней.

Среди моих сверстников «Машина» не смогла затмить Ballroom Blitz и Roll Over Beethoven «ЭЛО».

Ее не полюбили, но заметили и запомнили, как самолет-разведчик перед началом войны.

Время бури и натиска еще не наступило. Но часовой механизм под каской у чудовища уже тикал.

Голова из болота

Сэм Пекинпа поет под гитару. Название картины «Принесите мне голову Альфредо Гарсиа» пародирует евангельскую историю с головой Иоанна Крестителя в пересказе Флобера. В эпизодической роли бандита режиссер жестоких фильмов напоминает Мэнсона и Лемми.

Песня похожа на импровизацию в блюзовых тонах. Если ее утяжелить, получится ранний «Моторхед», в чьем репертуаре присутствуют Beer Drinkers and Hellraisers трио ZZ Top.

Американизм Лемми условный, но убедительный, как вестерны Серджо Леоне. С одной стороны в нем слышны чисто английские Dave Clark Five, Johnny Kidd and The Pirates, даже Christie. С другой — бруклинская готика Blue Oyster Cult и детройтская панк-демагогия MC5.

Для воздействия на психику человека толпы, в толпе и отдельно, с помощью скрытых сигналов необязательно быть композитором-мелодистом. Самая известная вещь Элвиса, Love Me Tender, — монотонный фольклор с переделанным текстом.

Как работает «Моторхед»? Он приносит проклятье тому, кто одарен воображением. Умножая скорбь познанием тайного гнозиса. Человек теряет голову, и пока его бьет дрожь, скажем, под Capricorn, к безголовому туловищу прирастает голова обезглавленного всадника.

Когда в Англии вышла книга о «святой крови и священном Граале», «Моторхед» парил над миром как некий гибрид бомбардировщика и летучей мыши.

Голос Томми Вэнса, металлического диджея «Би-би-си», сообщал о новых релизах с энтузиазмом диктора «Дойче Вохеншау».

Листая бестселлер, я увидел надгробие тамплиера, чем-то похожее на эмблему группы. Автор логотипа, художник Джо Петаньо, привык согласовывать дизайн обложек по телефону, сопровождая творческий процесс распитием. И надо сказать, что оформленные им конверты гипнотизируют также цепко, как и музыка на упрятанных туда пластинках.

Скорость большинства вещей «Моторхеда» не мешала Эдди Кларку иллюстрировать текстовые внушения Лемми точнейшими гитарными вкраплениями. Темп песен балансировал между лезгинкой и фрейлехсом. Первое знакомство с музыкой Лемми почему-то напомнило мне «На танцах» Владимир Шандрикова в сопровождении оркестра «Черноморская чайка». Хотя такое слушали совсем другие люди.

Тогда же мне довелось стать свидетелем диалога двух меломанов со стажем. Один застрял Монтереем и Вудстоком, другой следил за новинками. Рекомендуя «Моторхед» скептику и консерватору, собеседник подчеркивал короткий метраж и простоту песен в сочетании с экзотикой сюжетов, например — Love Me Like a Reptile…

Тема головы, отделенной от тела для дальнейшего использования ее в магических целях, стара как мир. Чертовщина в известном романе начинается с отрезанной головы Берлиоза. В Ветхом Завете упоминаются жуткие терафимы — говорящие головы. Наделенные даром прорицания, они видят сны лживые и утешают пустотою.

Положение головы поющего Лемми напоминает о посланце глубин, частично выплывшем на поверхность, чтобы сообщить нечто важное, некую несвежую, архаичную новость, которая тем не менее прекрасно гармонирует с тем, как обставлено и оборудовано место его появления.

Дебют «Моторхеда» совпадает с публикацией «Крестовых сестер» Алексея Ремизова.

Последние слова гениальной повести доносятся, словно голос Лемми из колодца:

— Времена созрели. Исполнилась чаша греха, наказание близко. Вот как у нас, лежи! Одним стало меньше, больше не встанешь. Болотная голова.

Почему-то легко представить себе Лемми слушающим Баха в исполнении Уинтона Марсалиса или «Зимний путь» Шуберта, которого он умудрился пережить вдвое: «чужим явился — чужаком и ухожу».

Собственной лирики у него было совсем немного. Самую актуальную, Don’t Let Daddy Kiss Me, отметил у себя в фэнзине Питер Сотос — писатель-провокатор, помешанный на серийных убийцах и маньяках.

В строго расчерченных музыкальных лабиринтах каждого альбома бродили сталинские соколы и последние защитники Берлина, стучал железным копытом козерог. Раздавалась команда «Aufstehen!» и странные звуки, предшествующие появлению монстра в итальянских фильмах ужасов.

Функционировал «оргазмотрон», запущенный при содействии Билла Ласуэлла. Этот проект ясно обозначил, насколько близок ностальгический, отживающий «рок-н-ролл» «Моторхеда» к музыке частично наступившего будущего.

Образ Оргазмотрона отсылал к «Эфирному тракту» — фантастической повести об «искусственном выращивании железа»:

В зале стоял какой-то ровный и постоянный шум, на который наш корреспондент вначале не обратил внимания. Осветив залу, наш сотрудник обнаружил некое чудовище, сидящее на полу близ железной массы. Рядом с неизвестным существом лежали сложные части разрушенного прибора, как бы пережженные вольтовой дугой. Животное издавало ровный стон. Корреспондент его сфотографировал. Наибольшая высота животного — метр. Наибольшая ширина — около половины метра. Цвет его тела — красно-желтый. Общая форма — овал. Органов зрения и слуха — не обнаружено. Кверху поднята огромная пасть с черными зубами, длиною каждый по 5–4 сантиметра. Имеются четыре короткие мощные лапы с налившимися мускулами; в обхвате лапа имеет не менее полуметра; кончается лапа одним могущественным пальцем, в форме эластичного сверкающего копья. Животное стоит на толстом сильном хвосте, конец которого шевелится, сверкая тремя зубьями. Зубы в отверзтой пасти имеют нарезку и вращаются в своих гнездах. Это странное и ужасное существо очень прочно сложено и производит впечатление живого куска металла.

Шум в лаборатории производил гул этого гада: вероятно, животное голодно.

А в повседневной жизни происходило нашествие двойников Лемми, теснивших прошлое поколение двойников Боярского, Макаревича и Высоцкого. «Тут вот у меня „вендюшка“», — листал стопу пластинок человек, явно староватый для металлиста. Помимо карпатских усов и бородавок, в ушах у него были серьги в форме полумесяца. «Вендюшкой» он именовал Wendy O’Williams, одну из многотысячных подруг в женском общежитии Оргазмотрона.

В конце прошлого века «Вендюшка» пустила себе пулю в лоб — так же легко, как в юные годы стреляла шариками для пинг-понга, как говорится, другим местом.

В бессвязных случайностях порою больше цепкого сходства, чем в сериях марок и фасоне фабричной одежды. Упомянутый выше шансон про папу-педофила с пластинки «Сволочи» напоминает десятки русскоязычных песен «об огнях-пожарищах» последних десятилетий.

Что касается прославившей двадцатипятилетнего Лемми Silver Machine, она всегда напоминала мне песню, которую поет прибалтийская актриса в «Игре без правил» (1965). И лишь много лет спустя я отметил, как похожа она на Саманту Фокс — идеальную проводницу или буфетчицу в видеоклипе.

Так метафизически родственные элементы сближаются «через годы, через расстояния», попирая законы логики и физики.

Среди сигналов и команд, подаваемых Лемми в некоторых песнях, одна довольно долго служила эпиграфом моего радио-шоу «Трансильвания бэспокоит».

Раздаются они всегда неожиданно, заставая слушателя врасплох, даже если тому известно время и место их появления.

Я видел, как сложные натуры отступали, даже шарахались от простых удовольствий, опасаясь, что те заведут их слишком далеко. Но что такое «слишком» и где начинается «далеко» — там, где вам отказывает зрение, где человек от страсти слепнет?

Песня называлась Sweet Revenge, а слова были «здравствуй, жертва!» — Hello, Victim!

«Здравствуй, Терентьев», — примерно так приветствует коллаборационист Дембович бывшего полицая в первой серии «Ошибки резидента». Терентьеву предстоит забить молотком сестру погибшего в плену красноармейца, чьими данными пользуется шпион.

Крохотная, но приметная свастика все-таки исчезла на шлеме идола, сотворенного художником Джо по образу внутреннего «я» одного знакомого бас-гитариста.

Как говорится, вот она была — и нету. Не так цинично, как руны СС в логотипе у «Кисс», но кому-то в равной мере приятно и появление и пропажа таких значков и знаков.

Правда — штука очень хрупкая. Можно промолчать, не сделать ударения, упустить всего лишь одну деталь — и правды не станет.

Последние годы деятельности Лемми отмечены обращением к материалу ретро. Старые вещи самого разного стиля то и дело всплывают на концертах, в саундтреках и трибьютах чьей-то памяти.

Ностальгия, требующая публичного выражения, безошибочный симптом если не упадка, то раздвоения души и организма, когда одна часть тяготеет к прошлому, к тому, что мертво, а другая продолжает жить сегодняшним днем, шагая в ногу с молодым поколением.

В этом плане эмблематично его обращение к одиозной Stand By Me. Как известно, истеричная версия этой плаксивой молитвы стала последним прижизненным хитом Джона Леннона, записанным в период бурного пьянства, за которым последовал пятилетний карантин перед жертвенным убоем на пороге дома, где был зачат ребенок Розмари.

Артистическая дружба с вымирающим квартетом Ramones также нашла отражение в одноименной песне, посвященной составу, чьи участники гибли один за другим.

Сайдмены первого призыва, ударник Фил Тейлор и гитарист Эдди Кларк, тоже успели «примкнуть к большинству», опередив в этом процессе своего лидера. На подъезде к финальной станции в экипаже локомотива остался только бригадир. На самом деле — замечательный Fast Eddie скончался три года спустя после смерти Лемми, но для легенды будет красивее, если до. Величайшие мифы и сказки работают, потому что «так не бывает».

Зато кавер на Whiplash «Металлики» стал блистательной демонстрацией прежней мощи, прогремел как испытание «оружия возмездия». Поскольку музыка Motörhead, равно как и личность лидера группы стали символом стойкости хард-энд-хэви в сопротивлении новейшим, всегда враждебным веяниям. Продюсером этого замысла был недавно ушедший Боб Кьюлик — разноплановый гитарист, старший брат Брюса Кьюлика, поднявшего Kiss на новую ступень. Памяти этого музыканта мы бы хотели посвятить и эту главу нашей «ножевой» саги.

Одним из первых каверов в репертуаре Motörhead была Leaving Here — классика мотаун-соула, неприемлемая с точки зрения ревнителей металлической «белизны». Этот номер времен юности Лемми служит дорожным знаком, указующим обратную дорогу в единое, афроцентричное прошлое мировой рок-музыки.

Leavin’ Here — покидая здешние места.

Трон Люцифера

Даже пустое место может внушать тревогу и отвращение. Каждая готовая песня — матрица дюжины других, и паузы подчас «звучат» насыщенней «информации», разбитой порционно.

Пустое кресло в президиуме. Свободный стул за столом, где в любой миг может возникнуть призрак. Пустая подстилка на пляже, которую вместо утопленника займет вышедший из моря шпион.

Пусто место свято не бывает. Нишу возле добрых «Битлз» занимают непредсказуемые «Роллинг Стоунз». Фюрера спихивает фанатик. После воплей Литтл Ричарда следует визг Джеймса Брауна. Чем тоскливей иллюзия, будто мы зашли слишком далеко, тем очевиднее, что мы стоим на том же месте.

Начав с иконоборчества, «Моторхед» превратился в догму еще при жизни своего конструктора с ницшеанскими усами.

Иначе быть не могло. Спасти от стагнации способна только трагедия и катастрофа. Благополучно обогнув шанс «умереть красиво» по совету Фантомаса, Лемми продолжал стареть благородно, сохраняя достоинство.

С годами в его облике появилось нечто от Профессора Фейта в «Больших гонках». Он появлялся в разных частях света, чтобы напомнить, что годы — не возраст, и заспиртованный рок-н-ролл не сокращает, а продлевает активную жизнь.

После частичного падения «империи зла» встреча со звездами наяву постепенно превратилась в пошлую норму. Мы разминулись на пару часов. Войдя в студию «Радио-101» для записи очередного эпизода «Школы кадавров», я застал знакомый натюрморт — пустые стаканчики, обертки от гамбургеров. По автографу на стене я догадался, кто был гостем на легендарной станции. Лемми изобразил молоток и расписался матерно. В дальнейшем мат зарисовали. Но это не спасло стены, испещренные сотнями ярких и не очень имен от уничтожения. Целый мир неповторимых девяностых испарился как свастика с эмблемы «Моторхеда».

Но иногда мнимый утопленник возвращается на пляжный лежак. Градус угрозы возрастает по графику запоя. Емкость глотка превышает смертельную дозу. Появляются первые жертвы — они же чемпионы.

Старшее поколение склоняет головы, признав, что сопротивление «злу» бесполезно. На губах скорбящих в «минуту молчания» играет ухмылка прозревающих. Четвертый рейх покоряет мир. Просьба Джеймса Брауна погасить свет, «чтобы в зале стало еще чернее», звучит как библейское Fiat Lux!

От неисправимого одичания спасает пародия. В ней все провокационно банально и жестоко — от поговорок типа Dead Man Tell No Tales до свастики, натуральной, не стилизованной, на туловище маргинального поклонника.

При всех его регалиях, портрет любого кумира, если его повернуть силою мысли, демонстрирует зад и загривок вне зависимости от того, что он проповедует пастве, любующейся им анфас.

По этой причине богов и вождей не рисуют со спины. Может где-нибудь и рисуют, но я не видел. Эти рекламно-религиозные тонкости очень хорошо понимал человек со взглядом атамана и фамилией врача-убийцы — Килмистер.

В отличие от физической гибели основателя, магическое банкротство его детищу не грозит. Бронепоезд «Моторхед» будет колесить по рельсам, пока существуют мишени и корм для его пулеметных гнезд.

Название рождает явления. Марио Бава экранизирует Гоголя — «Вий».. Англичане дают фильму ужасов имя Black Sabbath — картина известна сотням ценителей, одноименная группа — миллионам.

Лексикон персонажей фильма скуп и примитивен. «Вылезай, Йовутич!» — командует ведьма брату-сатанисту.

«Йовутич» вылезает молча — голоса и музыку заменяют раскаты грома и шум дождя. Так же на месте могилы рыцаря-храмовника вымахал индустриальный гигант «Моторхед». Инженерии в его строительстве больше чем мистики. Мистики минимум.

«Моторхед» родился несколько недоношенным между халтурой и репетицией. Но окреп и вымолвил свое «Здравствуй, жертва!». Альбом Bomber, трек номер три.

И это была интонация не демона, а маньяка из соседней девятиэтажки. Того самого, кому с детских лет мерещились пустые лежаки и стулья…

Вычислить такую личность за пределами песни, похожей на фоторобот преступника, себе дороже. Ведь у нее, как правило, имеется все, что надо — даже уважение уважаемых людей, а его, как известно, не купишь. Его можно только заслужить или внушить..

Популярность Motörhead в респектабельных кругах не менее парадоксальна, чем религиозность люмпена.

Стоит только произнести «Здравствуй, жертва!» — и закишели бесы большие и мелкие, загудел Оргазмотрон, сродни раскормленному электрону в «Эфирном тракте» у Платонова.