Ислам и политика: от аятов Корана до египетских реформаторов ХХ столетия

Что такое ислам?

Если вопрос кажется вам глупым, не спешите с выводами. Да, все в курсе, что ислам — одна из трех авраамических религий наряду с иудаизмом и христианством, а также самая молодая мировая религия (но не религия в мире). Она видит себя завершающим звеном в цепи откровений, ниспосланных Аллахом (Единым Богом) различным пророкам, в том числе Ибрахиму (библ. Авраам), Мусе (библ. Моисей), Дауду (библ. Давид), Сулейману (библ. Соломон), Исе (библ. Иисус). Мухаммад считается «печатью пророков» (хатим аль-анбийя’), а Коран — богооткровенным писанием, сущностно идентичным предыдущим. Кроме того, мусульмане считают Мухаммада первым пророком и посланником Аллаха, чья миссия обращена ко всему людскому роду, в то время как предыдущие пророки были посланы Всевышним для вразумления исключительно своих народов.

Базируется ислам на пяти столпах:

• шахада — признание единственности Бога и посланничества Мухаммада;
• салят (перс. «намаз») — ежедневная пятикратная молитва;
• закят (закат) — очистительный налог в пользу неимущих членов общины верующих;
• хадж — паломничество в Мекку и Медину хотя бы раз в жизни при возможности;
• саум — пост в месяц Рамадан.

С этими пятью столпами согласны все мусульмане, действительно, но далеко не всегда одинаково понимают перечисленные пять столпов.

Скажем, для мусульман-салафитов, претендующих на следование «чистому» исламу времен Пророка и «праведных предшественников» (ас-саляф ас-салихун), Бог обладает телесностью (салафиты буквально трактуют антропоморфизмы в коранических описаниях Аллаха) и местоположением (буквально, опять же, восседает на троне). Божественное единство у салафитов сводится к вере в абсолютную уникальность Аллаха (широко встречаются утверждения наподобие «у Него есть рука, но она не подобна рукам творений») и тому, что только Аллаху нужно поклоняться. Совсем других представлений придерживаются суфии, мистики суннитского ислама, которые не согласны считать единобожием (таухид) даже веру в бытие чего-либо и кого-либо наряду с Богом.

Пример выше касается первого и самого важного столпа ислама, и в освещении различных точек зрения мы даже не выходили за пределы доминирующего суннитского направления. А сколько еще примеров противоположных позиций по одним и тем же вопросам! К тому же, кроме книжной учености «правоверных» законоведов и теологов, всегда нужно помнить об ошеломляющем многообразии форм повседневной, живой религии.

В отдельных странах и регионах ислам воспринимается преимущественно сквозь призму доисламских представлений, особенно это касается роли и влияния «адатного» ислама в Индонезии.

Аналога института церкви в исламе нет, некому диктовать всем, во что верить, и данное обстоятельство исстари позволяет сосуществовать под ярлыком ислама самым разным верованиям, практикам и образу жизни.

Но не следует считать мусульман релятивистами: большинство из них считают ислам единственно истинным — и не всё, что известно как «ислам», но именно тот его вариант, который исповедуют конкретно они. Хотя, разумеется, есть и настоящие инклюзивисты наподобие некоторых суфиев.

Вероятно, теперь вопрос «Что такое ислам?» выглядит для вас менее странным или излишним. Вариантов ответа на него немало, но их подробное рассмотрение выходит за рамки предлагаемой статьи. Лично я вполне согласен с тем, что говорят Андреа Тети и Андреа Мура в статье Islam and Islamism:

«В общем, разнообразие интерпретаций ислама и его реальных практик вызывает скептицизм относительно предположения, что существует одна уникальная или неизменная „сущность“ ислама».

Политика в Коране и Сунне

Первоисточники ислама содержат ничтожно мало предписаний, какие мы могли бы охарактеризовать в качестве политических. К примеру, арабское слово «дауля», в современном языке обозначающее «государство», используется в Коране лишь единожды (59:7) и в другом значении — «достояние, удел». Многократно встречаются слова, однокоренные с понятием «халифат», но они повсеместно означают наместничество от лица Аллаха, которое может осуществлять как один человек, так и группа лиц и даже целый народ.

Примечательно, что в Коране «халифом» или «халифами» неизменно делает Бог, хотя типичные для мусульман-суннитов представления о халифате демонстрируют «общинный» взгляд на верховную власть, то есть лидер уммы должен избираться общиной, но не всей, а в лице авторитетных представителей по причине их знания.

«Сакральный» же взгляд на власть, видящий легитимное правление богоданным, больше характерен для ислама шиитского толка, который на уровне «основ религии» (усуль ад-дин) постулирует необходимость веры в руководство (имамат) пречистых имамов рода пророка Мухаммада (Ахль аль-Бейт).

В достоверных (сахих) хадисах мы тоже не находим никаких четких рекомендаций относительно общественно-политического строя, но лишь ряд разрозненных предписаний. Некоторые из них, затрагивая власть, вовсе не восхваляют ее и уж точно не постулируют центральное ее значение. Вот, например, что говорит признаваемый мусульманами-суннитами достоверным хадис Пророка, переданный Абу Хурейрой (известный передатчик хадисов, пользующийся огромным авторитетом у суннитов):

«Воистину, вы будете стремиться к власти и она обернется раскаянием в Судный день, так как она благая кормилица, но скверная отнимающая от груди».

В общем, Коран и Сунна что угодно, но точно не политические трактаты.

Доколониальный мир ислама

В период между экспансией арабов при халифатах ар-рашидун (622–661), Омейядов (661–750) и Аббасидов (750–1258) и до европейской колонизации значительной части «земли ислама» (дар аль-ислам), для мыслимого многими (не слишком корректно, но) как «хартленд» исламского мира Ближнего Востока и Северной Африки, начавшейся на рубеже XIX–XX веков, представители различных народов основывали новые и новые космополитические империи.

Выходцы из самых разных этнических групп выходили на первый план в тех или иных частях исламского мира, включая тюрок, берберов, персов, фульбе, хауса, яванцев, монголов и др. Это хорошо видно по происхождению династий, таких как Альморавиды, Айюбиды, Сельджуки, Османы, Великие Моголы и проч., утверждавших свою власть зачастую далеко от региона непосредственного происхождения.

Между XV и XVI веками мусульманский мир оказался разделен на суннитскую Османскую империю (Ближний Восток, Балканы и Северная Африка), шиитскую империю Сефевидов на Кавказе и в Западной Азии, а также империю Великих Моголов, занявшую значительную часть полуострова Индостан. Под их властью оказались разнообразные народы, что нашло отражение в культурной специфике великих мусульманских империй. Эллинистические, персидские, индийские, арабские и тюркские культурные влияния переплелись здесь, а в случае с менее известными мусульманскими образованиями Африки южнее Сахары и Юго-Восточной Азии приходившие с исламом особенности мировосприятия и достижения цивилизации интереснейшим образом сочетались с богатым наследием населяющих эти регионы этносов. Такой сплав многообразных цивилизационных влияний ожидаемо способствовал развитию высочайших образцов философии, архитектуры, литературы, музыки.

В области мировоззрения обширные межкультурные контакты повсеместно оказали влияние не только на теологию или мистико-философские учения, но и на социально-политическую, а также правовую мысль. Как мы уже выяснили, Коран и Сунна хранят молчание по поводу «правильного» общественно-политического уклада, а это предопределило решающую роль знатоков исламского закона в формулировании необходимых установлений на сей счет. Расширительно трактуя первоисточники, прямым текстом не сообщающие почти никакой политико-правовой информации, они находились не в сферическом вакууме, но их построения так или иначе отражали обстоятельства места и времени, в которых творили конкретные авторы.

Скажем, в условно «досовременном» мусульманском мире были весьма прочны концепции двойственной истины. Она привычно ассоциируется с наследниками Платона и Аристотеля, мусульманскими перипатетиками (аль-машша’ун) и сводится к идее, согласно которой есть знание для элиты (аль-хасса) и массы (аль-‘амма). Факихи, юристы, переняли эту теорию, что явственным образом отразилось на их видении роли ширнармасс в управлении.

По мнению исламских законников, начиная уже с Абу-ль-Хасана аль-Маварди (974–1058), заключать договор (бай‘а) с халифом (формально это не наследственная должность) и при необходимости смещать его вправе только элита. Если философы считали элитой себя, то для факихов это муджтахиды — законоведы, занимающиеся иджтихадом, то есть способные выносить суждения по злободневным вопросам, ответы на которые не содержатся в явном виде в Коране или Сунне.

Что касается масс, то им надлежит подчиняться халифу и следовать за учеными ислама, контролировать же деятельность халифа или еще каким-либо образом принимать участие в управлении халифатом им не следовало по причине отсутствия необходимых знаний. Как пишет об этом крупный отечественный исламовед, специалист по исламскому праву Леонид Сюкияйнен, «если шариат считался „законом“ для элиты, то мнение последней — „законом“ для простых мусульман» («Исламская концепция халифата: исходные начала и современная интерпретация»).

Не менее интересны судьбы премодерновой исламской политической мысли за пределами Ближнего Востока. Так, в Западную Африку ислам первоначально проник вместе с мусульманскими торговцами. Поскольку большинство жителей региона были «неверными» (аль-куффар), то торговые отношения правоверных с ними нуждались в шариатском узаконивании. Кроме того, малочисленная мусульманская община должна была сосуществовать с большинством, сохранявшим верность древним культам.

Данные проблемы на свой манер решил эль-Хадж Салим Сувари (XIII век), происходивший из местного народа сонинке. Он дал начало уникальной, «суварианской» традиции ислама. Его подход к интерпретации исламских истин делал акцент на личном благочестии, образованности и паломничестве. Но самой интересной характеристикой мировоззрения Салима Сувари следует назвать четкую пацифистскую направленность, подчеркнутую через признание шейхом вооруженного джихада оправданным только и исключительно в оборонительных целях.

Кроме того, для суварианского ислама было характерно уважение к доисламской культуре вплоть до таких традиционных верований сонинке, как почитание священных змей.

Это очень серьезно отличает взгляды Сувари от многих других ученых ислама, что и неудивительно: перед ним стояла задача выработать модель неконфликтного сосуществования мусульманского меньшинства с анимистским большинством.

Несомненно, мусульманскую общественно-политическую мысль нельзя свести к заимствованиям. У нее есть и уникальные черты, которые мы едва ли обнаружим где-нибудь в аналогичном виде. Например, это концепция шуры (аш-шура), вменяющая в обязанность правителю консультироваться с правоверными или, вернее сказать, с представляющими их исламскими учеными. Но она базируется на очень расплывчатых повелениях Корана, которые едва ли изначально несли в себе что-то большее, нежели попытку регулировать повседневные отношения в общине. В частности, они используют аят, который просто перечисляет признаки «настоящих» мусульман: «…и которые отвечают своему Господу, и совершают молитву, и советуются друг с другом, и расходуют из того, чем Мы их наделили» (42:38). Иджтихад!

Метаморфозы XIX–XX веков

На протяжении XIX века экономическое и военное отставание Османской империи от Запада всё усугублялось и усугублялось. Ухудшающееся положение империи вызвало жаркие дебаты, в результате которых были даны два типа ответов. Первые сводились к признанию необходимости вернуться к изначальному, «чистому» исламу, от которого последний халифат (Османская империя номинально считалась халифатом), как полагали сторонники этой позиции, отошел. Вторые видели нужным хотя бы частично адаптировать западные науку, технологии и институты к условиям мусульманской империи и тем самым попытаться спасти ее положение.

Широко известны модернизационные реформы османского султана Абдул-Меджида (1839–1861), вошедшие в историю под названием «танзимат», и другие, более локальные реформаторские проекты внутри (особенно в Египте). Три крупных исламских мыслителя, Джамаль ад-Дин аль-Афгани (1838–1898), Мухаммад ‘Абдо (1849–1905) и Рашид Рида (1865–1935), являются центральными фигурами в дебатах конца XIX — начала XX века о реформе исламского (суннитского) права, призванной ответить на вызов европейского империализма.

Аль-Афгани настаивал на крайней необходимости преобразования основ социального бытия мусульман, опираясь на излюбленный им аят:

«Поистине, Аллах не меняет того, что с людьми, пока они сами не переменят того, что с ними…».

Главным условием реформ теолог считал изменение в первую очередь мышления исламских ученых.

Он приветствовал науку и технологии, сравнивая ученого (в привычном, западном смысле!) с пророком. И науку, и пророчество аль-Афгани считал ремеслом (сина‘а), но если ремесло пророков основано на божественном вдохновении, то наука зиждется на разуме.

В том же, что непосредственно касается политики, шейх мечтал об объединении всех мусульман независимо от частных различий между ними (панисламизм) в противовес набиравшему в то время популярность национализму. Разные проекты альянса мусульманских стран разрабатывались им неоднократно, ученый обращался и к египетскому хедиву, и к иранскому шаху-шииту (видение аль-Афгани единства было тотальным), и к османскому султану, и даже к европейским элитам (надеялся использовать в своих целях противоречия западных держав).

Примечательно, что богослов не поддерживал монархию, ратуя за введение парламентской демократии в Египте и считая законным свержение подданными «несправедливого» монарха. Здесь налицо влияние уже не «классической» теории двойственной истины, как мы видим, а западных идей, хотя сам аль-Афгани, и это типично для большинства исламских реформистов, говорил о возвращении к истокам ислама, его «верному» пониманию.

Его политическая деятельность не увенчалась успехом, аль-Афгани и сам признал это незадолго до смерти, но он остается исключительно важной фигурой для ислама. Во-первых, он оказал влияние на более поздних мыслителей и идеологов, таких как Рашид Рида и Хасан аль-Банна, основатель запрещенного в РФ движения «Братья-мусульмане» («аль-Ихван аль-Муслимун»). Во-вторых же, именно Джамаль ад-Дин аль-Афгани стал первым крупным мусульманским интеллектуалом, который отреагировал на европейское проникновение. В-третьих, продвигавшийся им панисламизм не теряет популярности и сегодня, будучи общим признаком самых разных исламских акторов на мировой арене, в том числе международно признанных, как Исламская Республика Иран.

Египетский богослов-реформатор Мухаммад ‘Абдо был учеником и ближайшим соратником аль-Афгани. Выпускник престижнейшего исламского университета Аль-Азхар (Каир), в 1884 году он основал в Париже вместе с учителем тайное общество «Наикрепчайшая связь» («аль-‘Урва аль-Вуска») и издавал газету с тем же названием, пропагандировавшую панисламизм. В 1888 году, вернувшись на родину, ‘Абдо занял пост председателя административного совета своей альма-матер. Продолжая линию учителя на заимствование современной науки, он добился введения в Аль-Азхаре учебных курсов по светским дисциплинам (история, география, алгебра, геометрия, арифметика). В 1898–1904 годах был муфтием Египта.

Упадок мусульманского мира ‘Абдо объяснял предпочтением обычаев Корану и Сунне. Он настаивал на том, что Коран надо интерпретировать в соответствии с духом времени.

В контексте общественно-политических преобразований Мухаммад ‘Абдо ратовал за постепенную адаптацию некоторых европейских институтов, а также призывал «возродить» упоминавшийся принцип аш-шура, понимаемый им ближе к современным представлениям о демократии.

Мухаммад Рашид Рида, или, как его чаще называют, Рашид Рида, был учеником аль-Афгани и ‘Абдо. Он известен как редактор исламского журнала «Аль-Манар» (рус. «Маяк») и, в отличие от предшественников, резкий противник европеизации арабских и мусульманских стран. Во время британской оккупации Египта (1882–1922) Рида выступал за активное сопротивление колонизаторам, мысля национально-освободительную борьбу как оборонительный джихад. Как и аль-Афгани, этот мыслитель считается одним из предтеч «Братьев-мусульман».

После упразднения халифата в 1924 году Рашид Рида ввел термин «исламское государство» (ад-даулят аль-ислямия), поныне популярный у сторонников различных исламских общественно-политических проектов. Еще он известен написанием толкования (тафсир) Корана под названием «Тафсир аль-Манар», где пытается доказать, что священная книга ислама не противоречит прогрессу в общественной и научно-технической областях. Именно на этот тафсир в том числе опирался Юсуф аль-Кардави (1926–2022), знаменитый египетско-катарский богослов и идеолог запрещенных «Братьев-мусульман», выражая поддержку «арабской весне».

Важность изучения наследия представленных богословов трудно переоценить.

В воззрениях египетских реформаторов рубежа XIX–XX веков мы можем найти концепции, которыми сегодня руководствуется большинство современных сторонников так называемого политического ислама, как «умеренных», так и «радикальных» взглядов.

Без их понимания мы не сможем понять и политическое поведение немалого числа нынешних мусульманских политических игроков.

Подводя итоги

Как нам с вами удалось увидеть, истоки политических представлений мусульманских авторов очень часто невозможно напрямую вывести из Корана и Сунны. Практически всегда они отражают вполне конкретный контекст, в котором сформировались. Огромную роль играют до- и неисламские концепции и модели общественно-политической организации, будь это эллинистические теории наподобие двойственной истины или западные идеи парламентаризма и революции.

Безусловно, свести всё к заимствованиям и попыткам адаптироваться мы не можем, ибо кое-что из важных для исламской мысли категорий встречается в Коране и Сунне (аш-шура, джихад), но их понимание точно так же нередко обусловлено частными реалиями, как мы это можем видеть на примере толкования вооруженного джихада теми шейхами, перед которыми стояла задача помочь мусульманской общине успешно сосуществовать с доминирующим иноверным окружением (случай эль-Хаджа Салима Сувари из Западной Африки XIII века). Думаю, теперь на вопрос о том, следует ли сводить ислам к политико-правовой составляющей, вы можете ответить и сами.