Итоги и главные фильмы 82-го Венецианского кинофестиваля: репортаж «Ножа» с острова Лидо

Стоит ли слезинка ребенка ссоры членов жюри?

Обычно на закрытиях кинофестивалей «большой тройки» (Канны, Венеция, Берлин) многого не выдумывают. Максимум один музыкальный номер, вежливый конферанс и, наконец, методичная раздача поощрений («медведей», «ветвей» и «львов») от группы кинематографистов, которые хорошо если не разругались. Бывали и такие прецеденты — каннский биф Коэнов и Долана, зажавший для Джармуша награду Кустурица, провернувшие легкую аферу по премированию «Древа жизни» Ассайас и Джуд Лоу, — но каждая такая история есть предмет редких последующих откровений и подозрений, основанных на кислых минах собравшихся для заключительного фотоколла.

Ну а в финале Венеции этого года случилась любопытная заминка — посреди церемонии начался антракт. Кто-то грешил на рекламный блок (видимый лишь зрителям первого итальянского телеканала RAI, поскольку в трансляции на площади Мостры, в ютьюбе и пресс-центре просто стояла черная заглушка), который якобы решили припаять к кульминации. Но, судя по слухам об ультиматумах и недовольствах, которые сопровождали дискуссии жюри в этом году, кажется, будто результаты тасовали до последнего.

Так из-за чего ругались уважаемые кинематографисты? Прежде всего из-за награды для «Голоса Хинд Раджаб» туниски Каутер Бен Ханьи — скорбной манипуляции с сомнительным этическим приемом. Это реконструкция созвона волонтеров Красного Креста с пятилетней палестинской девочкой, выжившей после израильского танкового обстрела. В художественной действительности картины существует реальная запись этого разговора, так что название картины стоит воспринимать буквально.

Степень уместности подобных творческих решений, нарушающих экранную условность и не оставляющих выбора сочувствующим зрителям, каждый выбирает сам. Но скрывается ли (в случае «Голоса») за конкретным лозунгом («свободу Палестине!») самодостаточный фильм? И нет ли в ленте, спродюсированной всей голливудской ратью от Хоакина Феникса до Альфонсо Куарона, популистского расчета, циничного использования записи последних часов жизни ребенка в качестве средства для достижения политических целей? Председатель жюри режиссер Александр Пэйн и бразильская актриса Фернанда Торрес, не согласившиеся с коллегами, страстно желавшими отдать главный приз именно работе Бен Ханьи (или же, что будет точнее, ее политическому посылу), наоборот, предпочли тихое, маленькое, щемящее искусство.

Семейные и другие ценности

«Голосу» ушел утешительный Гран-при (он же «Серебряный лев»), а «Золотой лев» достался Джиму Джармушу и его сборнику рассказов «Отец, мать, сестра, брат». Братья и сестры из разных уголков мира встречаются друг с другом, со своими отцами и матерями, пусть сказать им зачастую банально нечего. Любопытно следить за нюансами и рефренами, например за одними и теми же темами для разговоров, что кочуют из зарисовки в зарисовку. Это был в хорошем смысле компромиссный вариант — Джармуша в его долгой карьере фестивали отмечали наградами нечасто, поэтому сакраментально-растерянное «Oh, shit», сказанное им со сцены, звучало искренне и трогательно.

Режиссерского «льва» отдали Бенни Сэфди — половине расколовшегося недавно братского дуэта, снявшего «Неограненные алмазы» (2019) и «Хорошее время» (2017); своего бывшего партнера по сотворчеству он, конечно, не поблагодарил. «Крушащая машина» мечется между странным юмором в духе Нэйтана Филдера и слезной спортивной драмой вроде «Рокки». Вероятно, Пэйна и товарищей подкупила неотесанная ранимость бугая (Дуэйн Джонсон в роли бойца Марка Керра), которого с заботой фиксирует камера Сэфди. Специальный приз жюри ушел очередной документальной картине Франческо Рози «Под облаками», одновременно пытающейся воспеть Неаполь и пересказать газетную передовицу (зерно, беженцы, бедствия).

Сценарный приз ушел фильму «На работе» талантливой французской кинематографистки Валери Донзелли. Это история про модного фотографа, который по зову сердца переквалифицировался в писателя. Вот только деньги закончились и приходится подрабатывать «мужем на час». Повесить зеркало, прополоть кадки с растениями, стащить сервант на первый этаж — постепенно опыт закладывает плоть нового романа, выстраданного в прямом смысле. Слегка пресная, но во всех смыслах трудолюбивая картина, вероятно, подкупила в жюри не только Пэйна, но и французского режиссера левых взглядов Стефана Бризе.

С актерскими работами обошлись по справедливости. Мужской Кубок Вольпи ушел грандиозному Тони Сервилло за новую работу Паоло Соррентино «Благодать» о тяжелых повседневных президентских думах. Женский — китаянке Синь Чжилэй, сыгравшей в сложносочиненной картине, выполненной в благородном жанре пыточного эмоционального порно, «Солнце встает над всеми нами».

Приграничные территории

Лейтмотив биеннале этого года — пограничное состояние. Герои конкурсных фильмов впадают в серую зону ожидания трансгрессивного перехода. Это было присуще самой художественно радикальной ленте отбора «Завещание Анны Ли» Моны Фаствольд, посвященной судьбе безграмотной швеи, которая поверила, что она женское воплощение Иисуса Христа. Но сколько бы в кадре ни было экстатических плясок, больше напоминающих контемпорари дэнс, метафизического чуда или же, проще говоря, вознесения едва ли приходится ждать. В амбивалентном смятении находится и месье Мерсо, незнамо за что застреливший араба в «Постороннем» Франсуа Озона, искусной и нарочито искусственной ретро-экранизации одноименного романа Альбера Камю.

Мается в пандемийном карантине профессор неврологии в исполнении Тони Люна в новой картине Ильдико Эньеди «Молчаливый друг» про щемящее одиночество деревьев. Бесследно исчезает режиссер Франко Мареско в своей очередной язвительной сатире «Хорошо сделанный фильм»: от ненависти к продюсерам и неудачам в съемках его герой сбегает в монастырь молчать и набираться сил в покое.

Пограничьем оказывается и вопрос смерти/бессмертия. Понятным образом это касается «Франкенштейна» Гильермо дель Торо. На наших глазах испаряется больная туберкулезом дива итальянского театра Элеонора Дузе в «Дузе» Пьетро Марчелло. Смерти страшится и Джей Келли в одноименной ленте Ноа Баумбаха — это такая «Земляничная поляна» или «Восемь с половиной» для поколения «Нефтликса». Джордж Клуни играет звездного киноактера, после смерти в кадре и пары неприятных встреч с прошлым задумавшегося, что он оставит после себя, помимо ролей.

Но есть ли, кроме смерти, какой-либо выход из этого лимба? Лишь космический… И то в мечтаниях. Герои «Бугонии» Йоргоса Лантимоса и «Кремлевского волшебника» Оливье Ассайаса грезят звездами. В первом фильме пленяют CEO фарма-гиганта и обвиняют ее в межпланетном происхождении. Во втором — молодой политтехнолог ставит на московской сцене 1990-х замятинский «Мы» и рассчитывает на взлет корабля «Интеграл». Все надежды, естественно, окажутся тщетными. В космос нас никто не возьмет, там и своих хватает.

Все вернется вновь

Говоря о жизни Мостры, трудно отделаться от образа лимба. Возвращение на фестиваль каждый раз начинается с того места, где вы остановились в прошлый раз. Это проявляется и в ежеутренних плаваниях на вапоретто (водный трамвай) из Венеции прямиком до берега Лидо, где проходит фестиваль. И в тех же лицах на кейтеринге, продающих тебе кофе и бриошь. И в приверженности худрука Биеннале Альберто Барберы к громким именам.

Пограничьем был и основной конкурс, редко радовавший потрясениями. Все заслуженные кинематографисты с завидной аккуратностью выступили в привычном для себя диапазоне. Стабильным было и явление «Нетфликса» — проекты стриминга попадают в конкурс, словно из тех же коммерческих соображений, что и продажа аккредитаций для студентов. Но даже в такой пассивной стабильности кажется, что прошедший Венецианский кинофестиваль был миражом, залитым тем же невыносимо белым солнцем, что и лучи, ослепившие главного героя «Постороннего».