Как Византия покорила Русь
В издательстве «Альпина Нон-фикшн» вышла книга профессора Джонатана Харриса «Византия: История исчезнувшей империи» о взлете и падении одного из самых влиятельных государств в истории. Публикуем отрывок из главы «Покорение Севера», которая рассказывает о сложных взаимоотношениях Византии со своими беспокойными соседями.
Вторник 18 июня 860 года начался для жителей Константинополя как любой другой день. Императора и его главных советников не было в столице. Вместе с войском они переправились через Босфор и двинулись на Восток, в Малую Азию, отражать набег арабов. Никаких вестей или предупреждений о других угрозах не поступало, и казалось совершенно безопасным оставить город на эпарха (градоначальника) и небольшой гарнизон. В бухте Золотой Рог, как обычно, кипела жизнь: у пристани толпились купеческие галеры со всех уголков Средиземноморья. Вдруг все увидели дым, поднимавшийся над морем на востоке: что-то горело в проливе Босфор и на Принцевых островах в Мраморном море. Те, кто поднялся на городскую стену, смотрящую на море, чтобы выяснить, что происходит, с ужасом увидели флот из 200 кораблей, курсирующих вдоль азиатского берега. С них на сушу сходили вооруженные люди и нападали на разбросанные там беззащитные поселения.
Сам Константинополь, окруженный стенами, был в безопасности, но в отсутствие армии невозможно было ничего сделать, чтобы помешать пришлым разграбить пригороды. К императору отправили гонцов, а после этого единственным, что оставалось, была молитва. Толпы собрались в западной части города у Влахернской церкви Богородицы, где размещалась драгоценная реликвия, риза Богородицы, которая, по преданию, в 626 году помогла спастись от аваров. На город опустилась тьма, но на расстоянии были видны огни. На следующий день к толпе молящихся присоединился сам патриарх Константинопольский Фотий. Он распорядился вынести покров Богородицы из церкви и процессией обойти с ним городские стены в сопровождении гимнов и литаний. К концу дня, когда святыню вернули в церковь, корабли исчезли так же внезапно, как появились.
Когда группы разведчиков осторожно вышли за пределы укреплений, стали ясны масштабы резни. Трупы были повсюду, писал Фотий:
…лежал вол и около него человек, дитя и лошадь получали общую могилу, женщины и птицы обагряли кровию друг друга… мертвые тела загноили нивы, стеснили дороги… лощины и овраги нисколько не отличались от городских кладбищ.
Но кто устроил эту резню? Это не были старые враги, арабы, так как флот пришел с севера, а не с юга. Это был, как писал Фотий, «неименитый» народ, на который прежде обращали мало внимания. Во всяком случае в Византии. В Европе-то его знали очень хорошо. На Константинополь напали те же люди, которые в течение многих лет сеяли хаос на побережьях Англии, Франции и Ирландии, — скандинавские викинги. В начале века, в то время как датчане и норвежцы отправились в своих ладьях на Запад, шведы пошли на Восток, пересекли Балтийское море и, пройдя еще много по суше, основали город Новгород.
Они называли себя «росами», что, возможно, происходило от скандинавского слова «гребцы». От этого наименования пошло их более позднее название — русы, или русские.
Из Новгорода они двинулись на юго-запад, по Днепру спустились к стоящему на холме городу Киеву, где создали другое свое постоянное поселение, правя местными славянами и постепенно смешиваясь с ними и перенимая их язык. Именно русы из Киева напали на Константинополь летом 860 года.
* * *
Византийцы были захвачены врасплох не потому, что они не подозревали о существовании русских. В течение нескольких десятилетий эти свирепые воины плавали вниз по Днепру к Черному морю, а оттуда в Византию. Поначалу, однако, их намерения не были враждебными: они приезжали в Константинополь торговать. Весной привозили воск, мед, янтарь и меха, а осенью их корабли уходили, груженные дорогими шелками и специями. Почему они вдруг решили напасть на Константинополь, мы уже никогда не узнаем. Возможно, возник какой-то спор за право торговли или из-за таможенных пошлин, а может, они успели заметить, что поселения на берегах Босфора совершенно не защищены. Что бы ни спровоцировало нападение, оно оказалось для его жертв полной неожиданностью.
Теперь византийцы вынуждены были считаться с угрозой с севера, с востока и запада и переосмыслить всю свою оборонительную стратегию. С тех пор как в 622 году Ираклий принял решение сосредоточить свои силы против персов, византийские императоры уделяли больше всего внимания самой, как казалось, серьезной угрозе с востока.
<…>
Однако в IX веке картина мира изменилась. Угроза с Востока стала ослабевать. В халифате Аббасидов нарастали внутренние проблемы, и набеги в Малую Азию совершались все реже. Уничтожение арабской армии в битве при Посоне в 863 году показало, что теперь византийцы могли дать арабам отпор, и к концу IX века между Византией и халифатом был достигнут некий модус вивенди. Приграничные рейды и пиратские нападения еще случались. В 820-х годах арабские войска высадились на Крите и Сицилии и в конечном счете завоевали оба острова. В 904 году арабский флот захватил и разграбил Салоники. Но эти потери не угрожали существованию Византии, как во времена Великой арабской осады Константинополя. На фоне усиления безопасности на Востоке поражение 860 года продемонстрировало появление новой угрозы с другой стороны.
<…>
После нападения 860 года были предприняты усилия, чтобы обратить русских в христианство. В 874 году в Киев отправили архиепископа, и Фотий даже хвалился тем, что русские стали «подданными и друзьями» империи. Такие заявления оказались преждевременными. Новообращенные там были, и до 944 года в Киеве даже действовал христианский храм, но, поскольку сам князь Киевский оставался язычником, процесс шел крайне медленно. Византийцы извлекли все возможное из ситуации, когда в 957 году Ольга, вдова князя Игоря, правившая в Киеве как регент ее сына Святослава, посетила Константинополь. Ей был оказан пышный прием. Ольга сидела за золотым столом вместе с императорской семьей и была приглашена занять высокое место в византийской иерархии государств. Потом она была крещена патриархом Константинополя и уехала, одаренная золотом и шелками. Но, несмотря на все эти усилия, крещение Ольги не привело к обращению русского народа в целом. Возможно, она, как и болгарский хан Борис, опасалась, что принятие христианства из Константинополя приведет к потере независимости, и вскоре после своего визита Ольга пригласила в Киев христианских миссионеров из Германии. В любом случае ее сын Святослав открыто презирал христианство, и, как только он повзрослел и стал править самостоятельно, шансов на дальнейшие преобразования не осталось.
Крещение Руси произошло только при следующем Киевском князе, сыне Святослава Владимире. Правда, на первый взгляд он, как и его отец, не производил впечатления человека, который не просто обратится в христианство, но и впоследствии будет причислен к лику святых.
К моменту восшествия на Киевский княжеский престол он уже был братоубийцей и имел гарем из четырех жен и 800 наложниц.
Как и его отец, он был ярым язычником и воздвиг в Киеве новое капище с идолами шести главных богов. Но, как и в случае с болгарским ханом, обращение Владимира было вызвано как духовными, так и политическими соображениями. Духовные мотивы, изложенные в летописи, вероятно, вымышлены, но зерно истины в повествовании наверняка содержится. Примерно в 987 году Владимир почувствовал, что настало время выбрать иную, более достойную веру для себя и своего народа, чем язычество предков. Узнав об этом, в Киев прибыли несколько групп миссионеров. Однако Владимир не впечатлился ни одной из предложенных религий. Ислам перестал интересовать его, как только выяснилось, что у мусульман запрещен алкоголь. Иудаизм мало кто мог проповедовать, так как его приверженцы утратили свои земли и были разбросаны по всему миру. Христианские миссионеры, прибывшие от Папы Римского, также не вдохновили его, зато со священником, присланным из Константинополя, у князя состоялась долгая беседа.
Все еще сомневаясь, Владимир послал десять доверенных послов для изучения основных мировых религий с тем, чтобы сделать свой выбор на основе их доклада. Сперва они отправились в соседний Хорезм, к тюркам, где был принят ислам. Посланники посещали мечеть, но в пользу ислама не склонились: «Нет веселья в них, но печаль и смрад велик. И нет ничего доброго в их учении». Богослужение в католическом соборе в Германии также не произвело впечатления: «Нет в нем никакой красоты». И наконец, много повидавшие посланники прибыли в Константинополь, где их приветствовал сам император и дал им возможность поприсутствовать на литургии в соборе Святой Софии. На этот раз все было иначе. Красота и зрелищность церемонии, мозаики, фрески и иконы — все это ошеломило посланников: «И не знали — на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом, — знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми». Столь эмоциональная реакция на визуальную составляющую византийской религии, результат победы иконопочитателей, вполне могла повлиять на решение Владимира принять христианство из Константинополя.
Но в конце концов больше всего на его решение повлияли, вероятно, материальные и политические соображения, поскольку дружеские связи с византийцами могли принести ощутимую выгоду.
Русь не только процветала от торговли с Константинополем: русские воины нанимались в Византии на службу, а союз со столь богатой и могущественной державой даровал престиж, который выделял киевских князей среди соседей.
<…>
Русы стали частыми гостями в Константинополе, и не только купцы. Наемные русские воины служили личными телохранителями императора, варягами, вооруженными тяжелыми топорами. Также русы приезжали в качестве паломников, жаждущих приложиться к многочисленным мощам святых в церквях города. Самым высокопоставленным из них, возможно, даже дозволялось увидеть коллекцию в храме Богородицы Фарской. На этих паломников Константинополь производил впечатление не менее сильное, чем на посланников Владимира в 980-х годах. Один такой паломник, Добрыня Ядрейкович, который впоследствии стал архиепископом Новгородским Антонием, написал книгу о поездке, совершенной им в 1200 году. В мельчайших подробностях он перечислил все мозаики, иконы, фрески и святые мощи, которые ему довелось увидеть. В соборе Святой Софии ему показали то, что, как он искренне верил, было Скрижалями Завета, данными Моисею на горе Синай, и часть манны, падавшей с неба израильтянам во время их хождения по пустыне.
Правда, не все русские паломники питали должное уважение к святому месту. Один из них высек на мраморной балюстраде в галерее слова: «Господи, спаси раба Твоего Филиппа, сына Никиты, раба Киприана, митрополита Киевского и всея Руси».
Впрочем, это был весь ущерб, что нанес Филипп, в отличие от его предков в 860 году, и сам факт того, что он был там, что он мог оставить эту надпись и что у него был для этого алфавит — все это свидетельства включения Руси в византийскую культурную орбиту. В конце концов Византия покорила Север — силой не оружия, но дипломатии, а также своей удивительной визуальной и письменной христианской культурой. Возможно, это было самое главное ее достижение.
Интересно, что дальше? Эту и другие интересные книги можно купить онлайн со скидкой 10 % специально для читателей «Ножа». Просто введите секретное слово knife в поле промокода, оно действует на любые заказы до 31 августа включительно.
