Just Like Valhalla. Тайная история группы The Cure — без мифов и лжи

Каждая группа начинается с названия. Каждая великая группа начинается с великого названия. Black Sabbath сперва выступали как The Polka Tulk Blues Band, «Машина времени» была известна как The Kids, а в случае The Cure первым названием было Malice. То есть «Злоба».

Под этим именем в 1976 году собрались учащиеся средней школы города Кроули Роберт Смит, Лол Телхорст и Майкл Демпси: таков был первоначальный состав коллектива, которому суждено было изменить облик британского метала. Бросив учебу, они посвятили всё свое время репетициям и концертам в местных пабах. И, конечно же, чтению литературы в жанре фэнтези.

«Мы тогда жили Робертом Говардом, его вселенной о Конане-варваре, — вспоминает Роберт Смит в автобиографической книге „Колдун и чародей: подлинная история группы The Cure“. — В школе такому не учат, нас заставляли зубрить сонеты Шекспира и говорили, что это и есть литература. Но в один день мы послали всё к черту и решили: у киммерийцев школ нет, жизнь они познают в боях и последующих пиршествах. Так и родилась на свет группа Malice, которая поначалу напоминала скорее команду боевого драккара, нежели музыкальный ансамбль».

Поначалу трио радовало публику кавер-версиями на Джими Хендрикса, Эрика Клэптона, Карлоса Сантану и других гитарных виртуозов. Однако Роберт Смит быстро понял, что старый добрый блюз плохо вяжется с образом мускулистых варваров с обнаженными торсами, который он выбрал для группы. Вскоре Malice обогатили свой репертуар композициям Judas Priest (Winter Retreat) и UFO (Follow You Home), а заодно решились заняться сочинительством сами.

Первой композицией, написанной Робертом Смитом, стала A Night Like This, которая несколько лет спустя вошла в альбом The Head on the Door. Но куда более важную роль в дальнейшей судьбе коллектива сыграла песня Лола Телхорста I Don’t Need No Easy Cure.

«Штука, которую Лол принес на репетиционную базу, звучала как настоящее дерьмо, — пишет Роберт Смит. — Это была какая-то слюнявая баллада о любви хобгоблина к эльфийской принцессе. Она тяжело заболела, а уродливый гоблин нашел для нее лекарство, и жили они долго и счастливо. В общем, полная противоположность тому, что мы хотели сообщить миру своей музыкой. Но зато эта безделица подкинула нам чертовски удачную идею: так завершилась эра кавер-группы Malice и началась эпоха ударного отряда Easy Cure, вскоре сократившего название до просто — The Cure. Примерно тогда же мы узнали, что у нашего любимого Роберта Говарда был интересный друг, которого звали Говард Филлипс Лавкрафт. И тогда из нас полился НАСТОЯЩИЙ РОК-Н-РОЛЛ».

Промежуточным итогом знакомства с книгами прославленного американского затворника стал дебютный сингл The Cure — скандальная пластинка Killing an Arab. За молодым ансамблем моментально закрепилась слава неонацистов, которая всячески подогревалась бульварной прессой на волне общественного интереса к субкультуре правых скинхедов. Которые, скажем прямо, теперь всё чаще и чаще заглядывали на выступления группы.

Роберт Смит впоследствии неоднократно открещивался от расистского содержания дебютной записи The Cure. По его словам, это была «всего лишь песня о том, что неплохо было бы вернуться в прошлое и убить безумного араба Абдула Альхазреда, чтобы он никогда не написал богохульный „Некрономикон“». Конечно, фронтмен группы не врал, но все-таки немного лукавил. Оценив плюсы скандальной популярности, The Cure начали заигрывать с нацистской символикой, которая до сих пор остается непременным атрибутом их выступлений. «Нам просто нравится эстетика» — так в одном из интервью прокомментировал обвинения в симпатиях к Третьему рейху Лол Телхорст.

Итогом всех этих заигрываний стал разрыв только что подписанного с берлинской студией Hansa контракта. Не успели просохнуть чернила на бумаге, а The Cure уже вылетели из обставленного Энди Уорхолом офиса под дружные аплодисменты Брайана Ино, Дэвида Боуи и Удо Диркшнайдера, присутствовавших при этой некрасивой сцене. Поэтому Роберту Смиту пришлось распрощаться с богемным Берлином и вернуться в родное село.

К счастью, патлатых лузеров пригрел лейбл Fiction Records. Тогда об этой студии грамзаписи никто ничего не знал, зато теперь она стала символом и олицетворением экстремальной музыки в целом. Но даже отморозки из Fiction Records согласились финансировать отщепенцев из The Cure при условии, что больше никаких арабов убивать они не будут. И вот 8 мая 1979 года (в День Победы по британскому стилю) на прилавках музыкальных киосков появилась дебютная пластинка The Cure, известная под названием Three Imaginary Boys.

Успех не заставил себя ждать. Передовицы газет и профильных журналов запестрели заголовками: «The Cure — убийцы Kiss?», «Излечи нас Господь», «Выставка бытовой техники холокоста» и совсем уж нелепостями вроде «The Cure: витамин С для народа».

«Еще! Еще!» — кричала публика на концертах новоявленных звезд. «Дайте им еще!» — вторили незадачливые менеджеры Fiction Records. И у The Cure было что дать. Но теперь уже на своих условиях.

Вслед за Three Imaginary Boys выходит пластинка Boys Don’t Cry, представляющая собой частично переработанную версию дебютного полноформатника. Главное отличие от оригинала, которое сразу же бросается в глаза — появление пресловутой Killing an Arab. Вот только теперь она показалась детским садом, потому что в списке композиций рядом с ней стояли World War и, конечно, заглавная композиция — эпохальная Boys Don’t Cry, в которой озверевший от ненависти ко всему сущему Роберт Смит прямо-таки орет:

Чтобы дракон был повергнут,
Ты взял этот меч, поднял его с земли.
Чтобы дракон был повергнут,
Ты насытил сталь кровью мертвецов.
Так что прими свою судьбу,
Потому что парни не плачут.

«В детстве я с восторгом следил за войной во Вьетнаме, — рассказывает Роберт Смит. — Но потом пришли эти дегенераты хиппи и сказали, что война — не санитар мира, а что-то плохое. Их жалкие умишки, сожженные кислотой, не в состоянии были оценить величие ТОТАЛЬНОЙ БОЙНИ (total carnage). Собственно, об этом и поется в песне Boys Don’t Cry: если война была начата, то она должна завершиться полным уничтожением одной из сторон. Таковы были мои взгляды в то время. Сейчас я, конечно, думаю совсем иначе, но эту песню всё равно люблю и стараюсь исполнять ее на каждом концерте The Cure».

На волне успеха The Cure решили ковать железо, пока горячо. В 1980 году они выпускают Seventeen Seconds — концептуальный альбом по мотивам рассказа, который Роберт Смит сочинил еще в школе. Он повествует о гражданской войне между лесными гномами, которая разгорелась потому, что гномьи дети из враждующих кланов полюбили друг друга и решили бежать в царство эльфов. Заурядная фантазия на тему известной шекспировской трагедии неожиданно превращается в космооперу, когда вождь гномов Феводл спускается в пещеру, где обнаруживает портал в иное измерение. По ту сторону портала в абсолютной пустоте на тронах восседают Древние Боги. Они вручают ему Молот Времени, с которым Феводл обходит всю вселенную и видит всё, что когда-либо было, есть и будет. В портале он проводит ровно столько времени, сколько Боги отвели миру — тысячи миллиардов лет. Выйдя из пещеры, он рассказывает соплеменникам об увиденном и призывает прекратить войну. Но ему никто не верит, ведь в пещере он провел всего семнадцать секунд.

«Поистине вагнеровский замысел Роберта Смита разбился о скалы технических ограничений, с которыми столкнулась группа, — пишет Алекс Росс в книге „Хруст костей. Рождение и смерть военного метала“. — Смит планировал выпустить альбом на пяти пластинках — по одной на каждый акт его оперы. Также он хотел, чтобы в поддержку Seventeen Seconds был снят полнометражный фильм, и даже написал к нему сценарий. Разумеется, ни одна звукозаписывающая компания не выделила бы бюджет на подобную авантюру. Записанный материал пришлось сократить в пять раз. Со временем пластинка приобрела культовый статус, но тогда критики отнеслись к ней прохладно, списав неудачу команды на „синдром второго альбома“. Потерпев поражение, лидер The Cure на долгое время впал в депрессию».

Единственным светлым пятном оказался неожиданный успех интерлюдии A Forest, ставшей визитной карточкой коллектива. Собственные версии этого хита в разное время записали такие разные группы, как Carpathian Forest, Behemoth, Corpsetalk, Infernus Presence, Alunah, Aeon Winds, Old Man of the Desert, Kurgaall, Sator и многие другие.

Но и это не приободрило Роберта Смита, которого всё чаще стали видеть с полупустой бутылкой самого дешевого бурбона, который он называл брагой Одина. В поисках вдохновения музыкант обратился к древнегерманскому эпосу и вскоре подготовил новый материал, который сегодня можно услышать на альбоме Faith. Пластинка вновь не нашла отклика в сердцах фанатов тяжелой музыки, несмотря на потенциальные боевики The Funeral Party (баллада о похоронах Бальдра) и Carnage Visors.

Вслед за лидером весь коллектив оказался на грани краха. В The Cure больше не верили ни продюсеры, ни пресса. Ситуацию обострил конфликт с лейблом. Воротилы с Fiction Records поставили Роберта Смита перед фактом: либо он записывает альбом, который покроет расходы от предыдущих провалов, либо они идут в суд. Группе ничего не оставалось, кроме как наспех записать очередной, уже четвертый за три года полноформатный альбом.

«Мы покидали квартиру в девять вечера, напивались, принимали наркотики и шли записываться, — вспоминает Роберт Смит. — Потом мы заканчивали работать в девять утра, напивались, принимали наркотики и ложились спать… Сам альбом был реакцией на предыдущую запись, невероятным витком бессмысленной агрессии и насилия, смешанным с полным пренебрежением ко всем и всему остальному помимо нас самих».

С таким настроем The Cure были обречены на провал, и они его добились. Это сейчас альбом Pornography считается безусловной классикой метала, открывшей дорогу экстремальнейшим коллективам в диапазоне от Von и Beherit до Bolt Thrower и My Dying Bride.

На этом можно было бы поставить точку, но тут, как обычно и бывает, случилось чудо. Роберт Смит в очередной раз злоупотребил алкоголем и прочими психоактивными веществами и упал в сугроб, потеряв сознание. Его обнаружил случайный спортсмен-любитель, вышедший на утреннюю пробежку. Роберта Смита отвели в тепло и несколько дней оказывали ему помощь — причем не только медицинского, но и духовного характера. Согласно воспоминаниям фронтмена The Cure, несколько дней вокруг него ходила безобразная старуха с православной иконой и читала молитву:

«Раб Божий Роберт Смит, нашедший соблазнение через дела бесов и духов зла. Именем Бога Животворящего осуждаю тебя и приговариваю через Ангела света к очищению. Изыди, скверна погибельная, сотворенная сыном ада. Отвяжись, именем Бога Отца, именем Сына Христа, от раба Божия Роберта Смита».

Его спасителем оказался никто иной как Джон Галлахер, басист и вокалист группы Raven — основоположников атлетического рока. Галлахер быстро поставил Роберта Смита на ноги с помощью авторской методики, включавшей в себя не только отказ от вредных привычек, но и многочисленные разнообразные физические упражнения. Вместе они бегали, играли в бадминтон, занимались только входившей тогда в моду аэробикой и, конечно, мечтали о будущих альбомах. Роберта Смита было не узнать.

«Я оброс панцирем из костей и мускулов, — пишет лидер The Cure. — Я наконец стал тем, кем всегда мечтал стать — из ничтожного гнома я превратился в воина. Очень скоро моему примеру последовали Лол и Майк, а вот Саймон [Гэллап, басист The Cure с 1981 года] не выдержал нагрузок и взял самоотвод. Мы снова стали трио. Классическим трио из воина, мага и вора».

В преображенном виде виде The Cure отправились в совместное турне с Raven. Радикальные изменения не обошли стороной и репертуар группы. В какой-то момент Роберт Смит решил, что с него хватит кровожадных гимнов мировой войне и за считаные месяцы сочинил целый ворох песен, ставших классикой атлетического рока. Одни были посвящены оздоровительной ходьбе (The Walk, The Upstairs Room), другие стали мотивационным одами правильному питанию (Piggy in the Mirror), третьи просто воспевали саму идею соревновательных видов спорта (The Top, Speak My Language, Wailing Wall).

На этот раз The Cure попали прямо в яблочко, сходу покорив американский музыкальный рынок, жаждавший чего-то подобного. Если ровесники The Cure выбирали наркотики и рок-н-ролл, то новое поколение предпочитало скакалку и детокс-коктейли. Старая генерация рокеров вешала на стены портреты Эрнста Никиша, зато поколение MTV молилось на Наталию Ефремову.

Разумеется, новый имидж группы пришелся по вкусу далеко не всем. Фанаты «военного» периода The Cure бойкотировали выход новых пластинок — мини-альбома Japanese Whispers и полноформатника The Top. Они рисовали звезду Давида на стенах магазинов, в которых продавались записи The Cure, а однажды Роберт Смит обнаружил, что к дверям его дома в Кроули подбросили свиную голову.

«Мы посовещались и решили, что деньги это хорошо, но пора завязывать с попсой, — вспоминает Лол Телхорст. — Тогда мы были уверены, что рано или поздно Роберту Смиту подкинут человеческую сиську или еще что-нибудь в том же духе. Мы выбросили гантели, перестали делать зарядку по утрам и плотно засели в студии. Вы хотели крови? Мы вам отольем».

После этого в The Cure вернулся басист Саймон Гэллап, по поддельному паспорту съездивший в Советский Союз, чтобы пройти выучку у Вячеслава Синчука.

«Это было нечто! — пишет Роберт Смит в „Колдуне и чародее“. — Саймон безо всякого предупреждения ворвался в студию, где мы репетировали, и вместо приветствия сыграл на басу „Полет шмеля“. Мы обомлели, а потом сказали, что очень рады его видеть, но у нас уже есть кому играть на бас-гитаре. „Это ничего, — ответил Саймон, — Я в Воскресенске был на концерте группы „Галактика“, и у них тоже два басиста“».

Остальные участники коллектива пришли в восторг от этой идеи. За несколько бессонных ночей они записали альбом, который перечеркнул всё, что они делали ранее — экспериментальный The Head on the Door, положивший начало жанру брутал-пауэр-метала.

И снова произошло то, на что The Cure никак не рассчитывали: в концертные залы вернулись былые поклонники ансамбля, пришедшие от пластинки в полнейший экстаз. Но и любители аэробики из тех же залов никуда не ушли.

Во время легендарного The Head on the Door Tour ни одно выступление команды не обходилось без массовых драк у сцены. Но Роберту Смиту это даже нравилось. Он всячески провоцировал особенно агрессивных фанатов, спускаясь со сцены и нападая на случайных зрителей. В этот же период The Cure придумали специфическое шоу, которое до сих пор заставляет называть их «самой ненавидимой вегетарианцами группой». Заключалось оно в том, что над сценой на крюках подвешивались огромные свиные туши, которые Роберт Смит резал бензопилой во время исполнения песни The Blood.

Но один из вечеров того насыщенного тура Роберту Смиту запомнился особенно. Концерт был в Париже, а именно — 14 июля 1985 года, в День взятия Бастилии. Разгоряченные фанаты The Cure как обычно устроили потасовку, которая переросла в настоящие уличные бои с жандармерией. Но запомнил фронтмен не это, а необычного гостя, проникшего в его гримерку, каким-то образом миновав бдительных бодигардов Роберта.

«У него были взъерошенные волосы, на носу — толстые очки, — рассказывает Роберт Смит. — По акценту я понял, что он русский. Он был явно возбужден, я даже немного испугался и хотел было позвать охрану. Но он не дал мне рта открыть и быстро произнес речь, показавшуюся мне бредом сумасшедшего. Помню, он сказал: „Власть в России захватили демократы. Будет большая война, но мы победим“. Я сказал: „Да, я вас понял. Мы этого не допустим“. Такой ответ его полностью устроил, он обнял меня, вскинул руку в римском салюте и исчез так же стремительно, как появился. Я спросил у Саймона: „Ты понял, кто это был?“ Он ответил: „Ты шутишь? Это же Эдуард Лимонов, отличный писатель“. Так в творчестве The Cure начался славянофильский период».

Музыканты уехали в монастырь и приступили к чтению классиков русской философии. По словам Роберта Смита, в это время его больше всего интересовали труды Павла Флоренского, Константина Леонтьева, Ивана Ильина, Георгия Гурджиева и о. Сергия Булгакова.

«Днем я читал „Византизм и славянство“, а ночью, потушив luchina, лежал на дощатой кровати и думал о Боге и России, — ностальгирует Роберт. — В голову мне приходили самые удивительные образы, которые утром я записывал и пытался затем перевести на язык музыки. Тогда же я увлекся русским искусством колокольных звонов. Константин Леонтьев и церковные колокола — вот два источника, из которых вышел альбом Disintegration».

Этому эпохальному полотну суждено было стать не только magnum opus металлистов из Кроули, но и своеобразным подведением итогов «патлатых 1980-х». Сегодня Disintegration ставят в один ряд с такими смыслообразующими для сцены вещами, как Black Metal группы Venom, Master of Puppets «Металлики» или «Мания величия» ансамбля «Ария».

«Disintegration стал выставкой достижений экстремальной музыки того времени, — пишет Алекс Росс в книге „Оглохни!“. — The Cure удалось органично сплести пауэр-метал, дэт-метал и грайндкор, сопроводив их теперь уже совершенно отчетливыми блэкметаллическими влияниями. Страшно представить, как бы изменился мир музыки, если бы то, что казалось выходом на качественно иной уровень, не стало началом затянувшейся лебединой песни The Cure».

И действительно, сразу после выхода славянофильского шедевра Disintegration Роберт Смит всерьез решил распустить коллектив и посвятить себя служению Богу. Он устал от стадионных концертов, быстро превратившихся в рутину. Его душа тянулась в далекую Сибирь, где люди в сорокаградусный мороз пьют воду из ледяного горного ключа. Однако остальным участникам группы удалось убедить его в том, что исповедовать православие можно и в родной Англии.

Дальнейшая судьба The Cure всем известна. Они выпустили еще несколько альбомов, по качеству объективно не уступавших Disintegration: Wish, Wild Mood Swings, Bloodflowers и блистательный The Cure. Каждый из них собрал хорошие отзывы и в целом был тепло принят публикой, но от Роберта Смита всегда ждали большего. После неудачи откровенно слабой пластинки 2008 года 4:13 Dream лидер коллектива принял ответственное и разумное решение: The Cure перестали собираться в студии, но продолжили выступать в качестве гастролирующей группы, которую регулярно можно видеть хедланерами крупнейших фестивалей — от мейнстримного Ozzfest до радикального Brutal Assault.

В 2019 году The Cure вошли в Зал славы рок-н-ролла. На трогательной церемонии, которую вел Мэрилин Мэнсон, выступили монстры тяжелого рока, рожденные из чрева Роберта Смита: Celtic Frost, Edguy, Powerwolf, Bolt Thrower, Pyogenesis и другие. Россию на этом празднике метала представляла группа «Натиск». Недавно запись того концерта издали под лаконичным названием Carnage Visors. A Tribute to The Cure:

Сейчас Роберту Смиту 60 лет, он крепкий старик, живущий в своем доме в Кроули. На его приусадебном участке растут капуста, смородина и кабачки. В свободное время он занимается кузнечным делом, готовит домашнее вино и пишет книгу о двух последних годах Василия Розанова, которые великий русский мыслитель, отвергнутый большевистской властью, нищий и тяжелобольной, доживал в Сергиевом Посаде. На вопросы об артистических планах Роберт Смит отвечает уклончиво, то намекая на скорый выход нового альбома, то заявляя, что музыка ему уже не интересна.

Но время от времени он также намекает на то, что всё еще не оставил идею воплотить в жизнь проект полнометражного фильма «Семнадцать секунд». «Помните о таком? — сказал Роберт Смит в одном интервью. — Николас Виндинг Рефн снимать будет».