Волшебные слова, Наполеон, антисемитизм: что скрывали наши буквари

«Хоть жижи полизать»

В 1815 году петербургский книгоиздатель В. А. Плавильщиков выпустил азбуку, названную «Подарок детям в память 1812 г.». Создали этот подарок на основе распространявшихся во время Отечественной войны 1812 года карикатур художника Ивана Теребенёва, отличавшихся черно-патриотическим юмором.

Вот, скажем, на букву «В» — Ворона. На иллюстрации — французы рвут на части и уплетают сырую, даже не ощипанную птицу, а под картинкой стишок:

«Ворона какъ вкусна!.. нельзя ли ножку дать,
А мне изъ котлика, хоть жижи полизать».

А вот буква «Ф». Простая русская женщина, известная способностью входить в горящую избу, закрыла в этой самой избе наполеоновских солдат, которые рвутся наружу. Подпись:

«Французов какъ мышей словила в западню,
Небудь ихъ духъ в Руси; я всех предам огню».

На таком контрасте изображения с поверженными «бонапартистами», которые катаются на гигантском омаре, и крошечным лохматым Наполеоном, запрягшим в сани свинью, выглядят невинными забавами. Что-то в духе советского журнала «Крокодил».

«Эти буквы всякiй знаетъ!..»

«Русская комическая азбука», изданная в 1896 году Товариществом И. Д. Сытина с подзаголовком «Для детей, умеющих читать», — тот случай, когда иллюстрации решают. Казалось бы, на «Г» — Голубь, на «Ж» — Жук, все просто и банально. Но взгляните на сюрреалистические картинки, напоминающие об «Алисе» Льюиса Кэрролла: есть даже вечно опаздывающий кролик!

Отдельного приза зрительских симпатий заслуживает потасовка (см. иллюстрацию ниже), в которой участвуют 34-я и 35-я буквы русского дореформенного алфавита. Две женщины, у одной из которых вместо головы «Ѳ» (фета), а у другой «Ѵ» (ижица), дерутся на кулачках. Следующее далее стихотворение гласит:

«Эти буквы всякiй знаетъ!..
Пляшутъ, прыгаютъ давно, —
Всё картинокъ ожидают
Не дождутся, — всё равно».

И хотя картинок бедняжки дождались, но в ходе драки стерли друг друга в порошок. После языковой реформы 1918 года от «Ѳ» и «Ѵ» в русском языке не осталось и следа.

«Антисемит Антанте мил»

С приходом советской власти «азбучная» литература не сильно изменилась. Правда, издавать книги стало сложнее. Однако Владимира Маяковского с товарищами Романом Якобсоном и Яковом Гурьяном это не остановило. Когда авторы «Советской азбуки» (1919) узнали, что машинистка в издательстве отказалась перепечатывать «похабщину», сюжеты для которой, как считается, были частично заимствованы из самодельных азбук гимназистов, они решили действовать самостоятельно.

Позже автор стихов про паспорт и звезды, которые нужно зажигать, вспоминал:

«Одна невычищенная еще машинистка <…> с большой злобой мне сказала: „Лучше я потеряю всякую работу, но эту гадость я переписывать не буду“. <…> Я нашел одну пустующую типографию <…> Нужно было покрасить, не хватало краски, мы от руки три — пять тысяч раскрашивали и дальше весь этот груз на собственной спине разносили».

Откроем саму книгу. Что у нас тут на «А» — Аист? А может, Арбуз? Не угадали — антисемит из сборища «громил». А на «К» — Корова? Почти: необыкновенное кентаврообразное существо, гибрид буренки и Александра Керенского. И бодрый стишок в жанре «в огороде бузина»:

«Щетинистые щупальцы»

Одно удовольствие изучать персонажей «Веселой азбуки» 1925 года, нарисованных Мстиславом Добужинским. Тут и мальчик Ваня, собравшийся «погубить» «злую» птичку, которая гадит на него сверху, и мандарин Ли-Хун-Чай, предпочитающий пить чай «до одури».

С представляющим букву «О» буржуем-обжорой на узкой дорожке, конечно, лучше не встречаться — слопает еще. Но взгляд от его монструозного облика оторвать трудно.

В «Антирелигиозной азбуке» Нины и Михаила Черемных 1933 года достается не только верующим, но и капиталистам, которых символизирует одноглазый спрут с мохнатыми конечностями. Меж тем большевистский трактор безжалостно давит «бывших», а «фабрикант Форд» расстреливает рабочий класс из пулеметов.

«Ам… ам! Са ша ух!»

Но и самые обыкновенные, на первый взгляд, буквари тоже способны ввести в ступор. Если не думать о контексте, связанном с развитием навыков устной речи, все эти нагромождения междометий и не относящихся друг к другу констатаций, становятся похожими на абсурдистскую пьесу «Лысая певица» Эжена Ионеско, вдохновлявшегося, кстати, школьными учебниками

«Жуки у Шуры», — ни с того ни с сего в рамках изучения буквы «Ж» информирует букварь «Первый год обучения в новой народной школе» (1918). Какие еще жуки? Зачем Шура, кем бы он (или она) ни был, их завел?

«Военный букварь» (1919) предлагает набор слов на букву «К», записанных в столбик, — выглядит как футуристическое стихотворение в прозе:

А о чем повествует букварь «Ручеек» (1926) в нижеследующем «хокку»? Остается только догадываться:

«Си ма о… о… о!
Ам… ам! Са ша ух!
Ах! Ох! Ха… ха… ха!»

Неудивительно, что современный композитор Настасья Хрущева, основываясь на более поздних учебниках, создала произведение под названием «Русские прописи», в котором хор без сопровождения музыки многозначительно твердит:

«Ши, ши, ши, ши…
Запиши, запиши, запиши, запиши…
О чем вы прочитали стихи? О чем вы прочитали стихи? О чем вы прочитали стихи?..
Кто дал малышам игрушки? Кто дал малышам игрушки? Кто дал малышам игрушки?..
Кто это? Что это? Кто это? Что это? Кто это? Что это?..
Глубоки наши светлые воды. Глубоки наши светлые воды. Глубоки наши светлые воды…
Мир на всей земле. Мир на всей земле. Мир на всей земле…»

С букварей начинается и образование, и еще кое-что важное — первое столкновение с силой слова. Буквы, складываюшиеся в звуки, напоминают заклинания — и ведь неспроста даже в историях про чародеев (кто сказал «Гарри Поттер»?) взмаха волшебной палочки недостаточно: всегда нужно что-то произнести. Слово — это магия, азбука — колдовская книга. Не удивляйтесь в них ничему.