«Пеннивайза я придумал после встречи с Бродским». 10 идей, которые Стивен Кинг украл у русских писателей

Популярность Стивена Кинга в наших краях была и остается зашкаливающей, однако причина ее не только в том, что леденящие кровь сюжеты американского писателя резонируют с российской действительностью. Темный литературовед Лорд Тритогенон много лет изучал творчество современного классика и в результате пришел к выводу, что он не просто испытал значительное влияние таких русских литераторов, как Владимир Набоков, Иосиф Бродский, Юрий Мамлеев и др., но и беззастенчиво заимствовал у коллег ключевые идеи. Журнал «Нож» с гордостью первым представляет вам самое главное из его исследования, которое будет опубликовано целиком в следующем году московским издательством Common Place.

1. Злобный клоун

Осенью 1958 года учащийся средней школы 11-летний Стивен Эдвин Кинг прыгнул в товарный поезд и отправился на встречу со своим кумиром. С собой у него было несколько долларов, заработанных за лето стрижкой соседских газонов, и два шоколадных батончика «Пейдей», которые ему предстояло растянуть на несколько дней. Впрочем, было у него с собой и нечто куда более ценное, чем два куска арахиса, нуги и шоколада, завернутые в глянцевую упаковку. Это была книга. Но не какая-нибудь книга, а лучшая из всех, что он когда-либо читал. На обложке ее значилось простое и великолепное в своей простоте название из четырех букв — «Пнин».

Как вы уже догадались, Стивен Эдвин Кинг ехал в промозглом товарняке, чтобы своими глазами увидеть Владимира Набокова, а пунктом назначения была Итака, штат Нью-Йорк, где в то время преподавал в Корнеллском университете титан литературы. В почтенное заведение Лиги плюща Стива не пустили, потому что он был в одних лишь домашних тапочках, коротких шортах и рваной футболке «Ред Сокс». Тогда подросток спрятался за кустом жимолости на аллее, ведущей в университет, достал последний кусочек «Пейдей», положил его в рот, открыл книгу и стал ждать. А ждать он умел…

Владимир Владимирович опустил свое верблюжье лицо, затем приподнял, будто для одной ему видимой симметрии, очки и с теплой улыбкой в лукавых глазах спросил терпким, как вино, голосом:

— Чего тебе, бой?
— Мистер Набоков, меня зовут Стивен, и я проделал огромный путь, чтобы увидеть вас. Я не отниму много времени, у меня к вам всего один, но очень важный вопрос. Мистер Набоков, скажите, как мне стать таким же великим писателем, как вы?
— Для этого сначала нужно прочитать много книг, — ответил Владимир Владимирович и тут же начал терять интерес к юному поклоннику.
— Да, но какие?

Владимир Владимирович нахмурил брови и подвернул нижнюю губу, изобразив ту совершенно детскую мину, которая так веселила Веру Евсеевну, его супругу. Помолчав с полминуты, он наконец сказал будто переменившимся голосом:

— Александра Блока, Бориса Поплавского и пьесы Леонида Андреева.

Экзотика доселе неведомых имен оглушила Стивена, как гитара Литл Ричарда. Казалось, все звуки Вселенной слились в один мелодический перелив: «Блок, Поплавский, Леонид Андреев. Блок, Поплавский, Леонид Андреев». Когда он отошел от первого шока, Владимира Владимировича уже не было.

До сих пор в Публичной библиотеке Бангора, штат Мэн, хранятся книги из личной коллекции Стивена Кинга. Если мы откроем одну из них — сборник драматургических произведений Леонида Андреева — то обнаружим следующий диалог из пьесы «Тот, кто получает пощечины»:

К о н с у э л л а. Джим такой добрый. Клоуны все добрые.
Т о т. Я злой.

Напротив диалога — маргиналия, выведенная рукой мастера: «WOW!!!» Аналогичную пометку мы найдем и рядом с монологом клоуна Тота:

Т о т (бормочет). Какая комедия, как всё чудесно перевернуто в этом мире: ограбленный — оказывается грабителем, грабитель — жалуется на кражу и проклинает!.. (Смеется). Послушай: ты не тень моя, я ошибся. Ты — толпа. Живя мною, ты меня ненавидишь. Дыша мною, ты задыхаешься от злости.

Многие годы спустя из этих двух реплик вырастет 1400-страничный роман «Оно», по праву считающийся одной из вершин не только творчества Стивена Кинга, но и всей американской литературы. Кроме того, несомненный интерес представляет маленькая черная книжка, которая до сих пор бережно хранится в личном архиве Кинга. В ней собраны поэтические отрывки, которые писатель хотел расставить по тексту «Оно» в качестве эпиграфов. Среди них есть и такие строчки Бориса Поплавского:

И смолк стеклянный лунный клоун
Истек серебряною кровью
И голова его скатилась
За дальний черный низкий лес

К сожалению, шедевр Кинга был написан и увидел свет во времена Рональда Рейгана, когда советско-американские отношения были совершенно непредсказуемыми, а периоды оттепели сменялись суровыми заморозками — поэтому издатель настоял на том, чтобы Кинг выбросил все цитаты из русской поэзии и заменил Бориса Поплавского Бобом Диланом.

2. Детоубийцы

Сразу после встречи с Набоковым будущий писатель поспешил домой. Поскольку он не был нужен ни учителям, ни родной матери, никто не заметил его отсутствия. Следующие несколько месяцев он посвятил внимательному изучению литературы русского модернизма, а затем наконец решился на пробу пера.

Его первым опытом стало переложение рассказа Алексея Михайловича Ремизова «Чертик». Сюжет этого произведения строится вокруг секты деревенских сатанистов, практикующих человеческие жертвоприношения, а именно — ритуальные убийства детей.

Стивен Кинг сократил первоисточник до одной страницы, действие перенес в родные края, а все имена заменил на американские. Название он также поставил другое, более завлекательное: «Дети кукурузы» (сразу оговоримся, что тот ученический рассказ не имеет ничего общего с одноименным бестселлером, который Кинг напишет впоследствии).

«Дети кукурузы» пользовались большим успехом у сверстников: Стивен даже придумал продавать сделанные от руки копии рассказа по пять центов за штуку. Когда копилка в виде лепрекона наполнилась «никелями» до отказа, он разбил ее, пересчитал выручку и понял, что стал писателем.

Впоследствии Кинг не раз обратится к сюжету, позаимствованному у Ремизова. По сути, без «Чертика» не было бы ни «Участи Салема», ни того же «Оно». Но гораздо более вдохновляющим нам кажется то, что свою повесть «Рита Хейуорт и побег из Шоушенка» Кинг сочинил, вдохновившись лишь одной ремизовской фразой:

«Как-никак, а под разными предлогами удавалось Дениске урывать минуты и ковырять в двери дырку. Целые недели старался, и к одной из суббот дырка поспела».

3. Безумные врачи

«Тот, кто хочет выжить» — один из самых шокирующих рассказов Стивена Кинга. Его сюжет можно изложить следующим образом.

Молодой, но очень амбициозный хирург решается на сомнительную авантюру. Он нелегально перевозит на корабле крупный груз героина, за который ему причитается несколько миллионов долларов вознаграждения. Всё идет гладко, пока корабль не терпит крушение: наш герой оказывается в полном одиночестве на бесплодном необитаемом острове. Из вещей у него только чемодан, полный героина, да ящичек с хирургическими инструментами. Одичав от голода, он пытается поймать чайку, но терпит неудачу и ломает ногу. На жаре у него быстро развивается гангрена, поэтому, воспользовавшись частью ценного груза в качестве обезболивающего, он ампутирует зараженную конечность. Несколько дней он наблюдает, как отсеченная нога доходит до нужной кондиции, после чего съедает ее. Затем он, плавно сходя с ума от голода и стремительно развивающейся наркотической зависимости, понимает, что помощь далеко, есть что-то надо, а пищи у него на самом деле много.

Сам Стивен Кинг не скрывает, чем вдохновлялся, когда сочинял этот блестящий образчик сплэттерпанка:

«„Того, кто хочет выжить“ я написал под впечатлением от ранней прозы моего любимого писателя Михаила Булгакова. В этой новелле особенно заметно влияние его рассказов „Морфий“ и „Полотенце с петухом“. Когда я их впервые прочитал, мне даже приходило в голову бросить писать. Я тогда подумал: какая разница, что еще я сочиню, если обо всем уже давно написал Булгаков. После этого я на долгие годы впал в депрессию, стал злоупотреблять алкоголем, пристрастился к наркотикам. К счастью, мой ангел-хранитель Табита вытащила меня из этого омута, правда, довольно жестоким образом — заставив меня собственноручно сжечь в камине все книги Булгакова, которые были у нас дома. С тех пор моя жизнь наладилась, и теперь я совершенно счастлив».

4. Благородные проститутки

Женщина, падшая телом, но не духом — излюбленный типаж русских классиков от Достоевского до Бунина и Куприна. Не мог обойти его стороной и русофил Стивен Кинг. Самым известным случаем введения в сюжетную канву подобной героини является антиутопия «Бегущий человек». Главный герой этого романа — безработный Бен Ричардс, который, чтобы обеспечить семью, решается принять участие в телешоу со смертельным исходом. На этот шаг он идет от крайнего отчаянья: его дочь-младенец умирает от тяжелой болезни, а жена Шейла вынуждена заниматься проституцией.

Приведем красноречивую цитату:

«Ричардс привалился к стене: ноги не держали. Мгновение спустя он услышал голос Шейлы, запыхавшийся, немного испуганный.

— Алло?
— Шейла. — Он закрыл глаза.
— Бен, Бен, это ты? У тебя всё в порядке?
— Да. Всё хорошо. Кэти. Как…
— Так же. Температура немного упала, но в легких всё хрипит. Бен, мне кажется, у нее там мокрота. Вдруг это пневмония?
— Всё образуется. Всё образуется.
— Я… — Пауза, долгая пауза. — Я не хотела оставлять ее одну, но пришлось. Бен, утром я дала двоим. Выхода не было. Но я купила ей лекарства. Хорошие лекарства. — В голосе звучало страдание».

Несложно догадаться, что Шейла — это перенесенная в посткиберпанковское будущее Соня Мармеладова, а лежащий при смерти младенец — Семен Захарович Мармеладов, ставший маленькой девочкой. Шейла испытывает невыносимые муки из-за своего ремесла, но долг перед отцом, который одновременно приходится ей дочерью, вынуждает ее смириться с унижениями.

Кроме того, в описаниях городских трущоб, которыми переполнен «Бегущий человек», опытный читатель без особого труда найдет многочисленные цитаты из А. В. Дружинина, Д. В. Григоровича, И. И. Панаева и других представителей натуральной школы.

5. «Кладбище домашних животных»

В 1981 году в жизни Стивена Кинга происходят сразу две знаменательные встречи — и снова в Корнеллском университете. Пока что остановимся на первой из них.

Осенью того года Кинга пригласили в Итаку на конференцию «„И неудачу я в удачу превращу…“. Религиозно-философские искания в русской литературе, 1880–1930 гг.». Там он не только выступил с докладом о «Неупиваемой чаше» Ивана Шмелева, но и встретился с Юрием Витальевичем Мамлеевым — его «Шатунов» Кинг недавно прочитал в сокращенном переводе и под заглавием The Sky Above Hell.

Открыли вино, разлили по стаканам, стали говорить. Кинг рассказал Юрию Витальевичу о том, в какой восторг привели его «Шатуны», но говорили больше о трансцендентном: оба оказались большими поклонниками философии Рене Генона. И вдруг Мамлеев говорит:

— Послушайте, дорогой Стивен. Я, как и вы, очень люблю кошек. Почему бы вам не написать роман о том, как у человека умирает кошка и он относит ее на священную землю, закапывает ее, а та воскресает и возвращается к хозяину. И чтоб повесть эта была о бессмертии и Абсолюте. Я внимательно слушал сегодня ваш доклад — мне кажется, вы бы справились с такой задачей.

Стивен Кинг записал всё в блокнот и той же ночью приступил к работе над романом «Кладбище домашних животных». Ну а Мамлеев об их встрече даже не вспоминал.

6. Толстое и тонкое

«Лучшие романы Стивена Кинга, — писала на страницах „Нью-Йорк Таймс“ литературный критик Митико Какутани, — заставляют вспомнить новеллу Чехова „Толстый и тонкий“. С одной стороны, они толстые, а с другой — являют собой образцы чрезвычайно тонкой прозы».

И с этим трудно не согласиться.

7. «Темная башня»

Вторым русским литератором, с которым Кинг познакомился тогда в Корнелле, был Иосиф Бродский. На конференцию поэт не пошел: он по своему обыкновению сидел в университетской библиотеке, читал Вергилия, пил виски и густо дымил папиросой. В библиотечной прохладе стояла космическая тишина, которую нарушало лишь довольное покрякивание Иосифа Александровича, когда он в очередной раз отпивал из бутылки.

Стивен Кинг зашел в библиотеку, чтобы купить банку колы и шоколадку «Мистер Гудбар» (в американских библиотеках стоят автоматы, продающие сладости) и заметил сгорбленную фигуру профессора.

— Эй, — крикнул вдруг Бродский через весь зал, — принеси мне банку колы.

Кинг вздрогнул, но подчинился. Ему показалось, будто какая-то неведомая сила сама повела его руку, взявшую холодную запотевшую банку и поставившую ее на стол, за которым сидел профессор.

— Не староват ли ты для студента? — спросил Бродский, отпив из банки и удовлетворенно свистнув сквозь дырку между зубами.

Кинг представился и рассказал немного о себе. На протяжении его рассказа Иосиф Александрович не отрывался от книги, но в конце сказал:

— Значит, романист? Послушай, мистер романист, дай-ка мне свой номер, я тебе позвоню. Шоколадку можешь оставить на столе.

Стивен Кинг так и сделал и в недоумении вернулся на конференцию. Прошло несколько месяцев, он уже успел забыть про эту встречу, как вдруг посреди ночи его разбудил звонок. Кинг в ужасе проснулся и схватил трубку.

— Алло?
— Алло, романист? Это Бродский.

По голосу чувствовалось, что Иосиф Александрович сильно пьян. Кинг закрыл глаза, досчитал до пяти и выдохнул:

— Да, Джозеф? Что вы хотели?
— Значит, так, мистер романист. У тебя есть под рукой бумага? Бери и записывай. Когда мне было девятнадцать (значимое число для истории, которую вы собираетесь прочитать), хоббиты были повсюду…

Так всего лишь за ночь Бродский надиктовал Стивену Кингу первый том «Темной башни».

8. Мистическая анималистика

В одном из писем издателю Стивен Кинг сообщает:

«Заходил на днях в „Ардис“ за гонораром, и Карл Проффер вручил мне маленькую рукопись одного советского писателя, которому тяжело публиковаться на родине. Карл сказал, что вещь совершенно волшебная, но он не знает, что с ней делать, и спросил моего совета, думая, что, возможно, я смогу пристроить ее в какой-нибудь журнал. Я прочитал рукопись и пришел в ни с чем не сравнимый восторг. Мало кто из ныне живущих мастеров так тонко проник в суть человеческой природы, при том, что главный герой в этой вещи — всего-навсего собака. К сожалению, так сложилось, что нашему читателю подавай романы, а малую форму, пусть и гениально написанную, он не приемлет ни в каком виде. Это довольно странно, учитывая склонность нашего великого народа всё схватывать на бегу — тарелке горячего борща мы предпочитаем бургеры из мяса неизвестного происхождения, а вместо того, чтоб растопить добрый samovar, мы лучше выдуем галлон-другой кока-колы. В общем, я посмотрел эту рукопись и решил ее немного переделать на свой лад, расширив и добавив увлекательных подробностей. В целом же, надеюсь, мне удалось сохранить дух великолепного рассказа Юрия Казакова „Арктур — гончий пес“, который в моем переложении стал называться просто „Куджо“».

Некоторые исследователи также отмечают заметное влияние, которое на «Куджо» оказала повесть Гавриила Троепольского «Белый Бим Черное ухо», однако найти убедительные доказательства в пользу этой гипотезы нам пока не удалось.

9. Стихотворение «Тишина»

Получив гонорар за «Темную башню», Стивен Кинг и Иосиф Бродский решили это дело обмыть. За бутылкой вина у них разгорелся спор о поэзии.

— Поэзия — великий ключ к пониманию первооснов бытия, чаша льда, в которой кипит, не вытекая, человеческая мысль, — сказал Стивен Кинг.
— А для меня стишок написать — как посрать сходить, — ответил Бродский и в подтверждение своих слов тут же за полминуты написал на салфетке:

Тишина, пустота, ничего,
только муха жужжит,
задыхаясь от облачка яда,
она по стенам холодным кружит,
пытаясь скрыться от моего взгляда.
Может, это убийство, не знаю я,
но совесть уже затихает.
Я стою притаившись с тетрадью в руке,
тишина меня ужасает.
Ожиданье.
Я жду тот злосчастный момент,
когда муха исчезнет навек.

— Боже, Джозеф, это же гениально! — воскликнул Стивен Кинг.
— Нравится? Забирай, — сказал Бродский и пьяно ухмыльнулся.

10. Бунт приборов

В молодости самым любимым поэтом Стивена Кинга был Александр Введенский. Кинг начал собирать материалы о нем задолго до того, как это имя приобрело широкую известность у нас в России. За текстами любимого автора писатель обычно охотился на Брайтон-Бич, где один смекалистый еврей вскоре наловчился писать стихи в духе Введенского, за которые Стивен Кинг с готовностью расплачивался звонкими долларами.

Так бы Кинг и собирал до конца своих дней уникальный архив Псевдо-Введенского, если бы смекалистого дельца не вывел на чистую воду один старик-эмигрант — настоящий дворянин, служивший в армии Колчака. Он рассказал писателю, что его нагло дурачат, а заодно поведал о своем знакомстве с Введенским и об утраченном романе за авторством Александра Ивановича. К сожалению, память белогвардейца оставляла желать лучшего, но он точно помнил, что в том романе была сцена битвы вилок с ножами.

Восхищенный этим образом, Кинг в тот же день написал рассказ, который позже сам и экранизировал, сняв фильм под названием «Максимальное ускорение». Если память не подводит нас также, как подвела она офицера с Брайтон-Бич, то в одном из его эпизодов и правда можно наблюдать битву столовых приборов и прочей кухонной утвари.

Разоблаченный архив Введенского Кинг отправил бандеролью в Еврейский музей и центр толерантности. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Эпилог

У читателя может сложиться впечатление, будто Стивен Кинг взял у русской культуры лучшее, что у нее было, ничего не дав взамен. Отчасти так и есть. Но было бы несправедливо закончить этот материал на минорной ноте, не рассказав о заслугах выдающегося американского прозаика перед Россией.

Хорошо известно, что Стивена Кинга у нас любят и почитают. Так, год или два назад он возглавил российский список самых продаваемых авторов и никому уступать это почетное место не планирует. Но это не главное. Главное, что на любовь россиян маэстро отвечает взаимностью.

Стивен Кинг регулярно бывает в Москве инкогнито. Например, его часто видят на Введенском кладбище возлагающим цветы к могиле прославленного ресторатора Люсьена Оливье. Как правило, застают его за этим занятием в компании Дмитрия Львовича Быкова.

Кроме того, Стивен Кинг однажды побывал (опять же — инкогнито) на форуме молодых писателей в Липках, где провел несколько мастер-классов, а заодно подсказал Захару Прилепину сюжет романа «Обитель».