«Супергерои-пуритане, которые бросают за решетку воров — это точно нет». Кто, что и зачем рисует в мире российского андеграундного комикса

«Комикс-андеграунд» стартует мощно: гремит тяжелая музыка, идет лекция «Как рисовать безумие», после которой комиксисты и издатели вместе с посетителями рисуют гигантский комикс. С понедельника тут будет потише. Закупиться стикерами и комиксами уже нельзя, но можно посмотреть выставку, на которую Kutikuti привез свои издания.

Все происходит на «Флаконе». Первый этаж завешен афишами и лентами комиксов, на втором — мерч и обиталище художников. Здесь можно найти истории про монстров, войну, помешательство и борьбу за социальную справедливость. Агата Коровина сходила на фестиваль в надежде найти корневой российский андеграунд.

Никита Исаев, куратор спецпроектов фестиваля «Комикс-андеграунд»

— Сейчас андеграунд стоит на месте. Про андеграунд не слышно, а представители андеграунда не особо-то и стремятся, чтобы о них слышали. Это сакрально-ламповая компания. Мы же пытаемся немного это расшатать, чтобы новые люди могли стать частью андеграунда.

Комикс-андеграунд — это жанр, который начал первым развиваться в российской комикс-индустрии. Наш фестиваль этому поспособствовал. Мы очень древние. Нам уже шестнадцатый год пошел. Сначала все было на два-три гаража, хороших дедовских гаража, сейчас у нас площадка в Музеях Москвы, на «Флаконе», проводим лекции в Библиотеке молодежи.

Но надо понимать, что для каждого андеграунд свой. Термин придумали так же, как меломаны придумали жанры музыки — чтобы хоть как-то систематизировать и понимать.

— Что — не андеграунд?

— Наверное, крупные издательства, например российское Bubble. Эталонная попса — это супергерои. Некоторые и не слышали про альтернативные комиксы, хотя до появления фильмов Marvel и DC комиксы вообще были андеграундом в мире искусства.

Сегодня андеграунд-комикс жестче классического, непонятнее, более нестандартный по рисунку. Если художник решил, что он не будет соблюдать анатомию, он не станет ее соблюдать. Здесь нет правил. Например, в андеграунде редко раскрывают попсовую тему супергероики, но недавно у нас ребята запустили комиксы, где супергерой — человек-вентилятор: у него вместо головы вентилятор, которым он и поражает врагов. Абсолютное безумие. Но вполне себе супергерой.

— Надеюсь, это безумие рождается в безумной атмосфере.

— Да. У нас есть мероприятие drink&draw, когда художники все вместе садятся, рисуют и пьют.

Казалось бы! Люди пьют и рисуют, но мы придумали этому название, и всем стало приятно и спокойно.

— Среди попсовых комиксов есть что-то стоящее?

— Есть один комикс на стыке попсы и андеграунда — «Трансметрополитен» Уоррена Эллиса. Он про мир посткиберпанка с антиполитическим уклоном, про похождения американского журналиста, который борется с несправедливостью предвыборной кампании. За прообраз главного персонажа взят Хантер Томпсон. Весь комикс пропитан гонзо-журналистикой.

— Допустим, я рисую комиксы. Как мне попасть на фестиваль? Какие мои работы точно пройдут?

— Комиксы с пометочкой «18+» железно или скорее всего попадут на фестиваль. И здесь не обязательно должна быть эротика. Может быть какой-то серьезный социальный или политический подтекст, который юный человек без сложившейся картины мира не поймет. А попасть к нам очень просто — вы отправляете заявку на сайт комиссии и предоставляете свои работы.

Григорий Старостин, комиксист. Маша Исаева, издатель

Комикс Григория Старостина

Маша (М.): Наши комиксы своеобразные, потому что мы выбрали жанр ужасов. Первый наш комикс «Некрополис» как раз про это. Есть и свой супергерой — Мутаген, он появляется во втором сборнике. Там история супергероя в желтом.

Григорий (Г.): Желтый Жук.

— А с кем борется Желтый Жук?

М.: Это странный город, какая-то пограничная среда…

Г.: Не надо ничего говорить! Дальше все будет понятно. Это декорации подворотни. Они сами за себя говорят. Что нужно, мы поясним, а это не нужно.

— Вы андеграунд?

Г.: Мне не нравится это название. У андеграунда слишком тяжелые правила, чтобы по ним играть. Че-т нас никто не замечает тут, смотрят, но проходят мимо. Или это незнакомо глазу, или это не вписывается в их понятие об андеграунде, а именно — черно-белых рисунков. Мы — по факту — андеграунд, но себя так не позиционируем. Это не значит, что мы стремимся в мейнстрим, мы скорее инди: независимые, делаем все за свои деньги, отчитываемся только перед собой.

— Каково комиксистам в России?

Г.: Блин, пока что худо. На хлеб с маслом, на хлеб с маслом ровно! На кофе по праздникам хватает, на сигареты. Позволить себе поесть здесь, на «Флаконе», — это уже роскошь.

Но если издавать лицензии, понимать, что ты издаешь и для кого, то можно ежемесячно стричь очень неплохо.

— А вы для кого издаете?

Г.: Для таких, как мы.

«Я хочу высказать тебе претензию…» — говорит Григорию неожиданно возникший молодой человек, — «Дай мне сигарету». (Григорий уходит.)

М.: Путей для развития несколько. Либо издательство уходит в лицензии, либо идет русской дорогой: ты общаешься с художниками, сценаристами, вы вместе работаете. Зарубежной супергероике помогают фильмы. На их фоне ты подсовываешь новые книжки, и их покупают. Но для нас важно давать людям читать что-то самобытное.

(Григорий возвращается.)

Г.: Мы делаем комиксы для тех, кому не по духу Bubble, кого утомила мейнстримовая супергероика западная, кто не согласен со взглядами на мир этих супергероев.

— Какими взглядами?

Г.: Что Бэтмен, Паук, Супермен — все спят в обнимку с американским флагом, насколько бы самобытными не пытались их делать сценаристы.

— А вы хотите, чтобы наши герои с российским флагом в обнимку спали?

М.: Нет, нет, нет!

Г.: Человек, который стремится что-то изменить своими действиями и берет правосудие в свои руки, не может быть нейтрален и придерживаться общепринятых ценностей. И тут сразу возникает вопрос, кто такой герой. Но мне плевать, кто такой герой.

Мне интересно рассказывать о чудаках, которые напяливают на себя трико или как-то видоизменяются, и не важно, живые они или мертвые, если мертвые, то вообще отлично. Это нам интересно. Но рассказывать про пуритан, кидающих за решетку чуваков, которые воруют магнитолы или грабят банки, это точно нет.

И это точно никому здесь не нужно, я уверен в этом.

(Григорий уходит.)

— Но у нас попытки все же есть. Тот же распиаренный Майор Гром.

М.: Это все попытки, и это тоже должно быть. Чтобы в ответ появилось что-то еще, и еще, и еще. Человек, который делает комиксы, до этого читал какой-то материал, и его комикс — это ответ на то, что он прочитал.

— Вы на каких комиксах выросли?

М.: Я любила читать комиксы про Барби. Фотокомиксы про Барби. Это как Робоцып, только для маленьких девочек. А сейчас я делаю комиксы в жанре ужасов.

«Ты опять у меня крысишь!» — кричит Григорию все тот же молодой человек.

«Я просто… У меня интервью». (Григорий возвращается.)

— Григорий, а вы на каких комиксах выросли?

Г.: У меня — как у всех — Черепахи. Они, безусловно, сильно повлияли. Почему мы Мутаген выпускали? Джим Лоусон — в детстве запало.

— Каких бы отечественных комиксистов вы отметили?

Г.: Даниил Кузьмичев! С ходу! Когда мне было 14–17 лет, он был моим живым маяком. Маяк — и не где-то за бугром, а в Тушино. Это человек, на которого можно и нужно равняться.

Александр Кондратьев, писатель, комиксист

Я всегда хотел быть писателем. А когда понял, что комиксы достаточно популярны, я решил, что комиксы — это один из способов продвижения книг. Свой дебютный роман «Острова блаженных» я писал как экспериментальный. Одна из глав выглядит как пьеса, другая — как стихотворение, где каждый персонаж говорит в своем стихотворном размере.

Я посмотрел на то, что получилось, и заметил, что драматическую главу легко можно переделать в комикс, потому что пьеса — это уже готовые реплики персонажей. Так появился комикс «Розовый слон». Он разошелся, и я стал скорее известен как автор комикса.

— Так в итоге комиксы помогают продавать книги?

— Да, у меня на фестивале дела идут лучше, чем у других. Сейчас почти не осталось моей предпоследней книги «Белый человек». По ней я тоже сделал комикс.

— «Белый человек» — это про расизм?

— Нет, совсем нет.

Я вообще считаю себя добропорядочным христианином и в книге хотел показать неприемлемость насилия и жестокости. Для этого я вывернул градус абсурдности до предела.

Из-за этого многим людям роман кажется крайне жестоким.

— Вы андеграунд?

— Я самый мейнстрим. Я так хорошо продал свои книги, потому что мне удалось написать историю, которую очень легко рассказать в двух-трех предложениях. И людям это нравится.

— Каково комиксистам в России?

— Достаточно тяжело. Есть недоверие к отечественному продукту, и на рынке очень много переводных комиксов. А переводят лучшее, проверенное, и очень трудно русским комиксистам соревноваться с вершинами американского, японского, французского комикса.

Алексей Трошин, комиксист

Я пишу истории людей, но в образах животных. Старый приемчик. Мой комикс «Диптих» — про Первую мировую войну, про двух героев, которые разведены линией фронта. Один — шестнадцатилетний британец, который идет на войну добровольцем и полон мечтаний и идей, другой — уже взрослый офицер, у которого есть семья, который устал от жизни, устал от войны. И эти герои встречаются.

В середине 90-х годов, еще когда я был маленьким, я увлекался темой Второй мировой, я рисовал войну. Потом выиграл на фестивале «КомМиссия» с комиксом про немецкого художника Отто Дикса, наверное, самого важного художника в моей жизни. Его триптих «Война» поразил меня. И на волне этого захотелось сделать большую историю.

— Вы используете исторические материалы или все складывается у вас в голове?

— Наверное, и то и другое. Я очень много читал и смотрел про Первую мировую, и не только про сами военные действия, но и про людей, больше деятелей искусства, которые участвовали в боевых действиях.

— То есть вы максимально серьезный представитель андеграунда?

— Я бы не сказал, что это андеграунд, скорее, авторский комикс. Я, честно говоря, в этих терминах не разбираюсь, я просто рисую, как умею.

— На каких комиксах вы выросли?

— В детстве я читал комикс про медвежонка Бамси. Также мне покупали российские комиксы, которые выходили в 1991–92 годах. В начале 2000-х я восхищался авторами этих комиксов как какой-то недоступной величиной, сейчас я с этими людьми дружу, я с ними выпиваю, мы печатаемся в общих сборниках. Дошло до того, что уже я им подписываю свои комиксы.

— Как происходит создание комикса? Вы сначала набрасываете текст на бумаге?

— Изначального сценария никогда нет, я не работаю с текстом, я обычно записываю мысли, как в школьном сочинении: план, тезис, немного развернутый план, еще пара тезисов. И я всегда оставляю место для импровизации.

Даже если история прописана, порой один прорисованный лист подсказывает, что что-то нужно изменить. Миядзаки говорил, что, когда он начинает работу над мультфильмом, никогда не знает, чем тот закончится.

— Вы думали перейти в мультипликацию?

— Я по образованию художник-мультипликатор. Я как раз из мультфильмов пришел в комиксы. Но я работал как фазовщик, прорисовщик, у нас была калечка, карандаш синенький… Когда я заканчивал образование, уже вся мультипликация переходила на компьютер. А я ретроград, я очень не люблю компьютер, работаю с живыми материалами — с бумагой и красками. Но прорисовывать персонажей мультфильма, конечно, достаточно скучно и утомительно, если призвания нет. Мне хотелось делать что-то более объемное, сочинять свои истории.

— Каких российских комиксистов посоветуете?

— Аскольд Акишин, классик российского комикса. Скоро у нас с ним выйдет сербская книжка, посвященная Первой мировой войне. Еще мы с ним работаем над сборником про Льва Толстого. У меня история про оборону Севастополя. Другие художники рисуют, как Толстой женился, как к вере пришел, ушел из Ясной Поляны. В прошлом году мы выпустили сборник про писателей революции к столетию революции. Аскольд рисовал про Гумилева, я — про Бунина. В этой же работе участвовал еще один замечательный художник — Алим Велитов. У него была история про Маяковского.

Советую посмотреть работы Николая Писарева, у него вышло несколько комиксов без слов, где потрясающая детализация. И, конечно, Ольга Лаврентьева — просто феномен в русском комиксе. Питерская художница, в 2016 году вышел ее графический роман, толстенная книга «ШУВ». Это такой мистический детектив. Я не знаю, как описать — была одна эйфория, когда читал. На мой взгляд, комиксы Ольги Лаврентьевой должны составлять фонд современного комикса.

— Каково сегодня комиксистам в России?

— Похвастаться нечем. И жаловаться тоже, наверное, не стоит. Издают работы. Приятно. Несколько лет назад сложно было представить, что можно такую большую книжечку издать, да еще и печать хорошая. Главное — найти издателя. Я со своим познакомился на фестивале «КомМиссия» в 2014 году. У моего будущего издателя собачка породы вельш-корги пемброк. А я очень люблю собак. И у меня были открытки с собаками. Мы с ним разговорились на эту тему, вышли покурить, и он сказал: «Я хочу издать твою книжку». Я сказал: «Ну, здорово, только у меня ее нет». Так и разошлись. А в 2015 году я читал большое интервью с ним, которое заканчивалось вопросом, не хочет ли он поработать с российскими художниками. Он ответил: «Ну, я мечтаю поработать с Лешей Трошиным, но что-то он ко мне не приходит». А я как раз начал рисовать эту книжку, сразу в комментариях написал «Вася, я приду». Он в моей книге ничего не редактировал, сказал, что издаст все, что я нарисую.

— А комиксисту реально прожить, занимаясь только творчеством?

— Не-не-не… Если только ты не какой-нибудь буддист и сидишь на хлебе с водой, тогда ты полностью можешь отдаться рисованию… Но у меня еще собака. Собаку кормить надо. Она не буддист.


Выставка провисит до 13 апреля. За фотографиями, новостями и музыкой идите в группу фестиваля.