Контракт с дьяволом: как попытка создания идеальной бюрократической машины в XX веке обернулась провалом

Машинный холод «расколдованного» мира

В начале XX века профессиональная бюрократия виделась частью амбициозного проекта «расколдовывания мира». Эту формулу, заимствованную у поэта Шиллера, популяризовал один из главных социологов XX века Макс Вебер. Расколдовывание, как следствие научно-технического и бюрократического прогресса, предполагало веру в то, что мир рано или поздно будет полностью объяснен:

«Нет никаких таинственных, не поддающихся учету сил, […] напротив, всеми вещами в принципе можно овладеть путем расчета».

Познаваемость мира не вызывала сомнений — это был лишь вопрос времени и усилий.

Расколдовывание означало разрыв с магическим мышлением прошлого. Наука и бюрократия должны были стать рациональными и объективными, исключив человеческие страсти. Согласно Веберу, образ идеального государственного служащего предполагал беспристрастное исполнение им своих обязанностей — «без любви и энтузиазма, руководствуясь только долгом». Неудивительно, что будущее бюрократии ученый связывал с техникой — эффективной, точной и экономной.

“Есть многое на небе и земле, что и во сне, Горацио, не снилось твоей учености”

Научный проект и бюрократический идеал довольно скоро столкнулись с кризисами и критикой. Реальность давала сдачи, словно наказывая человека за высокомерие, и укутывалась обратно в заколдованную вуаль.

В физике, например, квантовая механика поставила вопрос о границах познаваемости и предсказуемости мира, о его вероятностном, а не предопределенном характере. Новая теория заставила пересмотреть ньютоновскую модель мира как механической системы, подчинявшейся универсальным и строгим законам. А значит, полностью познаваемой и предсказуемой — при наличии необходимых данных.

Бюрократии, в свою очередь, не удалось стать беспристрастной машиной, оптимально управляющей обществом. Бюрократы оставались слишком человечными — медлительными, недостаточно ответственными и склонными к коррупции. А главное — бюрократы плодили еще больше себе подобных, еще больше раздувая чиновничий аппарат. Бюрократический мир стал загадочным пространством формальных и неформальных сетей отношений, в которых нужно было еще разобраться.

Скромное очарование бюрократии

Франц Кафка давно обратил внимание на бессмысленность и безнадежность бюрократического лабиринта. В его произведениях административные процедуры принимали гротескные формы, искажали пространство, время и человеческую судьбу. Бюрократия напоминала что-то магическое, производящее очаровывающий, но губительный эффект. Между тем, многие произведения Кафки писались примерно в то же время, что и работы Вебера.

Как отмечал словенский философ Славой Жижек, разбирая сцену из фильма Терри Гиллиама «Бразилия»:

«Мне кажется, Кафка был прав […] для современного, светского, нерелигиозного человека, государственная бюрократия — единственный способ контакта со сферой божественного».

В фильме в перемещениях группы чиновников из кабинета в кабинет есть особое ощущение возвышенного, грандиозного. Словно видишь только мелкую часть огромного механизма, мистическая миссия которого недоступна взору, невозможна для осмысления индивидуальным умом в принципе.

Магикратия

Строгое следование правилам, детальные инструкции, подробная фиксация каждого шага и разделение задач еще не говорят о том, что происходящее рационально. Теми же самыми качествами могут обладать и ритуальные действия. Антропологи давно уже отмечают сходства бюрократии и магических практик — символизм действий чиновников и нормативность магических ритуалов.

Бронислав Малиновский, один из отцов антропологии, описывал магию следующим образом:

«Прежде всего, магия окружена строгими условиями: точное запоминание заклинания, безупречное исполнение обряда, неукоснительное соблюдение табу и обрядов, которые сковывают мага. Если пренебречь любым из них, магия потерпит неудачу».

Малиновский обращал внимание на безличностный характер магии, подчиняющийся высшим силам и следующий строго установленным правилам. Также и безликий, скованный правилами бюрократ должен служить высшей, могучей и абстрактной силе, имя которой — государство.

Как отмечает исследовательница Александра Иримия, Малиновский указывает на схожую между бюрократом и магом опору на перформативность речи — то есть способность воздействовать на реальность через операции со словами. Современный бюрократ производит статистические факты, которые не менее реальны, чем физические объекты нашего мира. В бюрократии можно легко увидеть потомка магии, секуляризованную форму мистической власти над миром.

Бюрократия порождает и собственный язык — герметичный и таинственный, доступный лишь посвященным: бюрократам и юристам — этим жрецам современности. Исследовательница Эрика Джеймс пишет, ссылаясь на Вебера, что чиновники стремятся держать в секрете от широкой публики свои технологии и знания, защищая себя от критики. Это напоминает магические практики, суть которых также скрыта от обывателя. Опираясь на этот тезис, Джеймс вводит термин «bureaucraft», «бюромагия» (англ. witchcraft [колдовство] + bureaucracy [бюрократия]).

Бюромагия

Сходства магии и бюрократии на этом не заканчиваются – магия, как и бюрократия, вполне рациональна. Согласно антропологу Эдварду Эванс-Притчарду, опиравшемуся на свои наблюдения за народностью занде, существуют две функции магии — решать конфликты внутри социальной группы и объяснять мир. То есть в обоих случаях она носит практический характер. Бюрократия также конструирует собственную реальность бумаг и нормативов, идентичностей и статусов, которые невозможно потрогать руками, и также становится инструментом решения споров.

При этом, магия не исключает возможности эмпирического знания — верящие в нее не отрицают существование причинно-следственных связей. Например, если на человека упал навес, то вполне рациональным образом устанавливается, что это произошло из-за сильного ветра. Однако вопросы о том, почему это случилось именно сегодня, почему именно на этого человека, можно объяснить и магически. Схожим образом мы часто склонны объяснять подобные происшествия «кармой» или «неудачей».

Описанное выше — только часть картины, относящейся к XX веку и его противоречивым отношениям между рациональностью и магией. Вспоминаются и более древние сюжеты о слиянии бюрократии и потустороннего — вроде контракта с дьяволом. Как в мистике прежних эпох мы видим прагматику, так и в обещаниях научно-технического прогресса то и дело проступает мистическое сознание. В связи с этим хочется вспомнить некогда популярную шутку: «для людей не учивших магию, весь мир кажется физикой».