Известен своей неизвестностью: кто такой Сигизмунд Кржижановский и почему его нужно читать

Как формируется гений

О биографии Сигизмунда Кржижановского известно немного — вместо дневников с заметками о жизни остались только «Записные тетради», которые, как и он сам, практически не перекликаются с действительностью: они наполнены афоризмами, идеями сочинений и ироническими заметками.

«Сон: как хоронят мои рукописи в мусорном ящике».

Сигизмунд Кржижановский. Вторая тетрадь

Анна Гавриловна Бовшек, жена и самый близкий человек, не позволила сну сбыться. Она написала биографию писателя «Глазами друга» и сохранила письма — основные источники, из которых можно узнать о жизни «прозеванного гения».

«С сегодняшним днем я не в ладах, но меня любит вечность».

Сигизмунд Кржижановский. Третья тетрадь

Писатель родился в Киеве в 1887 году, в католической польской семье. С четырьмя старшими сестрами он ладил плохо из-за большой разницы в возрасте, с детства оказался немного одинок, замкнут и сконцентрирован на своем «внутреннем».

Образование началось дома, продолжилось в Четвертой Киевской гимназии, которую Сигизмунд окончил в 1907 году. Тогда же появились первые стихи. Он учился на юриста в Киевском университете, параллельно слушал лекции по филологии, посещал Европу и писал путевые заметки о поездках в киевские газеты.

После университета, в 1913 году, денежное несостояние привело Сигизмунда Доминиковича к работе присяжным поверенным — адвокатом в Российской империи. Но за пять лет службы страсть к искусству взяла верх: он начал читать лекции по истории музыки, литературы, театра и психологии творчества. И опубликовал первый рассказ «Якоби и „якобы“» в журнале «Зори».

Где встретить гения

В 1918 году 21-летнего Кржижановского призвали в Красную армию, где он познакомился с писателями Ольгой Форш и Сергеем Мстиславским. Байку о последнем знакомстве опубликовал Вадим Перельмутер, поэт и историк литературы, популяризировавший Сигизмунда Кржижановского. Однажды, обходя посты, эсер Мстиславский заметил высокого худого часового в болтающейся шинели, который, прислонив винтовку к стене, медленно расхаживал взад-вперед и говорил сам с собой. Часовой декламировал Виргилия в оригинале — так началась дружба.

К этому моменту Кржижановский знал несколько европейских языков и умел усваивать информацию практически из воздуха — по свидетельствам, позднее, в московской квартире, у него была всего пара полок с книгами. Для того чтобы разбираться в искусстве и науке, ему не нужна была домашняя библиотека или стопка новых газет — он читал литературу без перерывов и общался с эрудитами тех лет, а новые знания усваивал моментально.

Кржижановский не повторял информацию, чтобы ее запомнить, — новые знания сопрягались с прошлыми и образовывали единый монолит.

Поэтому после службы, уже в Москве, Мстиславский нашел Кржижановскому место контрольного редактора в Большой Советской энциклопедии.

Еще в Киеве Сигизмунд Кржижановский познакомился с Анатолием Буцким — музыковедом, композитором, ректором театрального института и преподавателем консерватории. Он опекал молодого писателя и помог стать лектором — этой деятельностью Кржижановский впоследствии занимался всю жизнь. Лекции стали известны в определенных кругах, среди образованной молодежи и людей искусства. «Я известен своей неизвестностью», — писал Кржижановский в записной тетради.

Этими лекциями заинтересовалась начинающая актриса Анна Гавриловна Бовшек: она видела объявления на стенах консерватории, слышала хвалебные отзывы об интересном материале, но не посещала — средств у начинающей актрисы не было. На одном из заседаний театра ее заочно познакомили с Кржижановским, с чего она и начала свои мемуары:

«Сидевший рядом со мной Сладкопевцев указал мне на высокого, слегка сутулившегося человека в зимнем пальто, большой шапке, закрывавшей пол-лица, и сказал — это Кржижановский. Разглядеть Кржижановского было трудно, тем более что он сидел в темном углу. Не разглядела я его и тогда, когда ему было предложено высказаться».

А позже Анна Бовшек выступала на литературном вечере — читала новую поэму Блока «Двенадцать».

«По окончании вечера А. О. подвел ко мне очень высокого, худого, слегка сутулящегося человека с бледным нервным лицом и сказал: „Сигизмунд Доминикович Кржижановский хочет поблагодарить вас“. Кржижановский молча пожал руку».

В мемуарах актриса вспоминает тот день как один из лучших в своей жизни — тогда она впервые выступала одна и встретила своего гения.

Они говорили по дороге домой — тогда же решили устраивать совместные литературные вечера. Так начались любовь и дружба, благодаря которым мы можем читать Кржижановского сейчас. Они жили всегда раздельно — писатель считал, что так сохраняется трепет перед встречами и «очищается образ близкого человека». Он переехал к актрисе только в конце жизни, когда страдал смертельной болезнью, но до самого конца сохранял за собой «свой угол» — крохотную комнату на Арбате, в которой прожил почти 30 лет.

Как стать забытым

В 1922 году закончилась Гражданская война. Анна Бовшек и Сигизмунд Кржижановский переехали в Москву. Денег не было, но друзья написали три рекомендации: к философу Бердяеву, к профессору Авинову и к жене советского биолога Людмиле Северцовой. Первые два знакомства не удались: не сошлись во мнениях. А третье сработало: у Кржижановского появилась комната на Арбате и новые знакомства — с Северцовыми, Вернадским, Зелинским, Ферсманом и Ольденбургом.

Московская жизнь начиналась удачно: очерки Кржижановского о прогулках по Москве публиковались в газетах, философская статья «Штемпель: Москва» принесла деньги и небольшую известность. Писатель работал над сборником новелл «Сказки для вундеркиндов», написал рассказы «Чудак», «Собиратель щелей» и «Автобиография трупа».

Вместе с Анной Бовшек они продолжили собирать литературные вечера, на которых новеллы Кржижановского пользовались популярностью. Рукопись «Сказок для вундеркиндов» пошла по рукам и попала к известному в Москве создателю собственного театра Александру Таирову. Он легко сошелся с начинающим автором, уже после первой встречи назначил Кржижановского новым лектором курса истории искусств в театральной мастерской.

Казалось, что жизнь идет в гору, впереди — писательская карьера, редакторы принимают работы. Но послереволюционное время оказалось неудачным для литературного дебюта: издательство «Денница» закрылось раньше, чем опубликовало «Сказки для вундеркиндов», а редактора журнала «Россия» уволили, пока он готовил к печати «Автобиографию трупа».

Денег с лекций не хватало, и близился голод. Кржижановский подготовил оригинальный сценарий «Евгения Онегина» для таировского театра, переработал сцены, ввел в сюжет самого Пушкина. Актеры уже начали учить роли, пушкинисты хвалили новое прочтение, цензоры дали добро после нескольких правок, но спектакль не поставили. Предыдущая постановка театра не отвечала нуждам социализма, начались разговоры о закрытии, а когда скандал утих, то рисковать и ставить дореволюционного Пушкина уже не хотели.

Кржижановский продолжал писать, на столе копились возвращенные рукописи с меткой «не печатать». С талантом никто не спорил, но цензоры ждали литературу, которая воспитает нового человека Страны Советов, а не метафизика и философа. Максим Горький, предводитель социалистической литературы, жестко решил судьбу писателя:

«Я думаю, что сочинения гр. Кржижановского едва ли найдут издателя. А если и найдут такового, то, всеконечно, вывихнут некоторые молодые мозги, а сие последнее — нужно ли?»

---

«Я и здесь не могу выкарабкаться из чувства ожесточенности и горечи. Ни бризам из меня не выдуть, ни солнцу из меня не выжечь подлой накипи бессмысленного гневного „за что“, которое умный человек не должен пускать себе в уши».

Из письма Сигизмунда Кржижановского к Анне Бовшек

В Крыму Кржижановский дружил с Александром Грином, в Москве читал рассказы на популярных «Никитинских субботниках». Сама же Евдоксия Никитина, авторитетная в литературных кругах поэтесса и журналистка, помогла Кржижановскому напечатать «Поэтику заглавий». Но даже ее покровительство не справилось с советскими цензорами — новая попытка напечатать «Сказки для вундеркиндов» тоже провалилась.

В 1930-х Кржижановский не стал жертвой репрессий, но его дело лежало в НКВД, а рукописи — у друзей и знакомых. Анна Бовшек прятала их под черной парчой, надежды на публикацию рухнули, а несколько работ безвозвратно потерялись.

Не найдя места в литературе и театре, Кржижановский отправился в кино — писать сценарий для «Праздника святого Иоргена» Якова Протазанова. Упрямый Кржижановский сдавался перед кабальными правками, менял и переписывал текст под чужие желания несколько месяцев. Но славы не дождался: в кино знаменит только режиссер.

«Подумать только, за эти месяцы я написал более 6 печатных листов этой дряни — и ни „славы“, ни денег (последнее слово я не согласен закавычивать — пусть платят червонцами без всех аллегорий)».

Из письма Сигизмунда Кржижановского к Анне Бовшек

Из Союзкино пришло предложение переработать сценарий мультфильма «Новый Гулливер». Кржижановский за три дня создал несколько версий, впечатлил режиссеров. Но оказалось, что первоначальный сценарий уже в производстве и в него можно добавить только несколько новых персонажей и изменить реплики. Писатель со скрипом согласился, исправил и предложил Союзкино оригинальную работу «Машина времени». Сценарий понравился, но с контрактом медлили и в итоге не заключили.

Подработка в Большой Советской энциклопедии тоже закончилась: по слухам, чрезмерная эрудированность раздражала коллег; по словам Анны Бовшек, писатель попал под аппаратную чистку. Упрямый Кржижановский указал в анкете «дворянское происхождение», но в редакции честность не оценили.

Автор писал очерк о Шекспире для радио — со всей присущей ему отдачей. Очерк не приняли, но посоветовали переработать его для журнала. Так появились опубликованные литературоведческие статьи «Шаги Фальстафа», «Контуры шекспировской комедии» и выступления на научных конференциях — как бы случайно Кржижановский стал советским шекспироведом.

Но творчество не забросил: только что законченную комедию «Поп и поручик» прочитал в Союзе писателей и студии Вахтанговского театра. Судьба улыбнулась: чтения оказались успешными, писателем восторгались, театры соревновались за право поставить премьеру. А потом прошла новая волна арестов и репрессий. Театры замолчали.

После стольких неудач откликнулся редактор «Советского писателя», он получил через общего знакомого сборник «Рассказы о Западе». Проза понравилась, ее одобрили цензоры, начали готовить к печати, вот-вот должна была выйти первая полноценная книга автора. Вместо долгожданной книги в 1941 году случилась война.

За год до этого Кржижановский отправил в Большой театр оперу «Суворов» — и, наверное, неожиданно для самого себя попал во время. Постановку показывали на протяжении всей Великой Отечественной войны, Кржижановский стал членом бригады и читал солдатам отрывки из оперы и несостоявшегося «Попа и поручика». Тяжелое время и сопутствующий ему национальный подъем наконец-то объединили Кржижановского, эпоху и окружающих, он чувствовал, что его работы важны для страны, ездил в командировки и продолжал деятельность.

Но в послевоенное время заумный интеллигент снова потерял актуальность, а с ней и надежду на публикацию. Он практически не писал оригинальных работ, занимался переводами, продолжал читать лекции в Камерном театре — без прежнего огня. Кржижановский временами пил, последнюю работу — очерк «Раненая Москва» — снова не смог опубликовать — и устал. Сократил общение с друзьями до минимума, а из-за развивающейся гипертонии и анемии переехал к Анне Бовшек. А потом удар, и Кржижановский лишился того, из чего состояла его жизнь, — он больше не мог читать. Он даже купил алфавит, но инсульт был необратим, и буквы не вернулись, перевод пятого тома Мицкевича остался незаконченным. Перед смертью он впервые заплакал. К нему на время вернулся разум, врач спросила: «Вы любите Пушкина?» — в ответ: «Я… я… Пушкина» — и слезы. Он умер 28 декабря 1950 года, так и не опубликовав ни одной книги.

Как найти гения

Кржижановский не смог победить цензурный аппарат. А цензурный аппарат не смог победить его — писатель не был готов поступиться своими этическими и эстетическими идеалами ради литературы, которая должна воспитать некоего нового человека.

«Я выбрал: лучше сознательно не быть, чем быть, но не сознавать».

Сигизмунд Кржижановский. Записные тетради

Но Анна Бовшек выбрала и «быть», и «сознавать». После смерти Сигизмунда Доминиковича она вернулась в родной город — Одессу — и оставшуюся жизнь берегла наследие писателя. Она тщательно собирала вместе все его рукописи, позаботилась о расшифровке «Записных тетрадей» (они были написаны от руки, печатной машинкой Кржижановский не пользовался), свою пенсию тратила на печать его рассказов и своих воспоминаний о нем, которые отправляла друзьям, знакомым и бывшим ученикам. Весь свой архив произведений она передала в ЦГАЛИ, Центральный государственный архив литературы и искусства, где творческое наследие продолжило дожидаться печати. И дождалось.

При жизни писателя последняя публикация состоялась в 1939 году — это была литературоведческая статья «Эдгар Аллан По (90 лет со дня смерти)». Через 49 лет после этого — рекорд «забывания», по утверждению В. Перельмутера, — о нем вспомнили: в «Литературной учебе» 1988 года появились три его новеллы. В отличие от общества, в ЦГАЛИ писателя не теряли и в 1965 году предприняли неудачную попытку напечатать, но даже в советскую оттепель проза, осужденная самим Максимом Горьким, оказалась слишком модернистской, слишком философской и неподходящей для советского читателя.

Архив Кржижановского попал к Вадиму Перельмутеру, поэту и историку литературы, в конце 1980-х. Он и стал популяризатором писателя: носил его работы в издательства, указывал на сходства с именитым Кафкой, создал шеститомное собрание сочинений.

Оно публиковалось сложно и долго, искалась утерянная проза. Один архивный рассказ — «Невольный переулок» — получили прямо из ФСБ: литературное наследие НКВД, хранившееся в следственном деле по «составлению и распространению контрреволюционных литературных произведений». Сейчас шеститомник легко найти в сети, а отдельные работы есть даже на маркетплейсах — рассказываем, как их читать.

О чем и как писал Кржижановский

Кржижановский не был частью кружков или литературных объединений, расцветавших в Серебряном веке, но был близок модернизму — одновременно и западному, и русскому. У западных творцов писатель взял мифологизм, интертекстуальность и феномен игры, а у русских — символику. Он был современником Валерия Брюсова, Андрея Белого, Александра Блока, и в его прозе отражается влияние символистов, в лирике которых мир познавался интуитивно, а образ воплощался без конкретики, через символ.

Один из концептов символистов — поэт-теург, поэт — создатель мира, и эта идея у Сигизмунда Доминиковича читается буквально: он создает уникальные миры, которые действуют по своим правилам.

В такой прозе переплетаются модернистское интеллектуальное начало и символистское мифологическое видение. Кржижановский не перерабатывает миф, а создает, для него миф — способ видеть реальность и транслировать свой взгляд читателю.

В новелле «Итанесиэс» Кржижановский создает целую страну, населенную мифологическими панотиями. Здесь их зовут итанесийцами, они «малотелы, но уши их настолько огромны, что могут жить, заворачиваясь в ухо, как в одежную ткань». Эта страна — одна из вариаций излюбленного писателем пограничного пространства. В этом мире давно пропали люди, которые, очевидно, прежде обрели здесь свою смерть так же, как и в новелле ее постепенно обретают сами итанесийцы.

Текст строится на противопоставлениях тепла и холода, звука и беззвучия, дня и ночи, настоящего и прошлого. Время у Кржижановского нелинейно, оно постоянно переносится из одной плоскости в другую, смешивается и становится единым целым. День и ночь создают динамику: день для итанесийцев — время для пряток от обилия шума, ночь — время жизни и смерти, время, когда на них начиналась охота. Пространство характеризуется противоположностями «юг» — «север», «верх» — «низ». Где-то между этими координатами, внутри них, находится «обетованный» Итанесиэс, который должен помочь маленькому народцу обрести счастье, хотя приводит их к выбору между слухом — их главным даром — и смертью. Они не могут его найти: в поисках новой жизни обнаруживается только новая смерть.

«И больше вестей оттуда нет. Лишь легенда о мировой гармонии, покинув мертвую страну Итанесиэс, и сейчас еще бродит среди людей».

Сигизмунд Кржижановский. Итанесиэс, 1922 год

Отдельная тема для прозы Кржижановского — минус-пространство (термин введен филологом Виктором Топоровым). Феномен стоит понимать буквально: пространство не ограничено, его буквально нет, или есть нечто антонимичное пространству. И это возможно. Понять концепт проще всего на примере «Страны нетов» из «Сказок для вундеркиндов».

«Любовь — это когда нет влечется к нете, не зная, что неты нету».

Сигизмунд Кржижановский. Страна нетов, 1922 год

Нетов не существует даже в авторской вселенной, страна нетов — перевернутый мир «мнимых людей», бестелесных и бездушных, которые «доказывают себе себя». Открывается ложная страна: неты живут, мыслят и умирают с одним только парадоксом — их «нету», не существует. А тем временем неты живут как люди и вызывают уже у читателя дискомфортное чувство ирреальности происходящего: мир наш, мы — неты, он нереален и пуст, и только где-то далеко за его пределами находится страна естей, у которых нет проблем с бытием и небытием.

Мир «Страны нетов» охватывает всё человечество и отрицает его, оно будто бы есть и его будто бы нет, смерть будто бы есть, но «истина вступает в свои права» — и нет перестает быть; любовь будто бы есть, но неты понимают: «ничего и не было». И то, чего нет, для автора, для его читателя — реальность, которой невозможно избежать, и всё, что в этой реальности серьезно, трагично и важно, — не больше, чем шутка и сказка для тех неизвестных, которые «есть».

Но в минусе у Кржижановского не только пространство и люди, но и Бог — он умирает по заветам Ницше. Концепция другой новеллы из «Сказок для вундеркиндов» — «Бог умер» — парадоксальна: смерть создателя мира не убивает всё живое, человечество не только продолжает существовать, но и ставит утерянную религию в центр системы ценностей. Только вот без Бога — в которого до этого можно было и не верить — вкрадывается гнетущее предчувствие краха, пространство снова превращается в пустоту и обращается к общечеловеческому внутреннему страху.

В этом мире священники пережили самого Бога, профессора пишут о его рождении, поэты убивают себя, «Ничто» сменяет некое «Всё», мир рушится, но продолжает существовать. Кржижановский снова погружает читателя в пограничное состояние, в минус-пространство бытия или небытия.

Писатель не только создает новый мир, но и переиначивает старый: Грайи — три старые женщины, дочери морского бога Фока и нимфы Кето. Во всех историях они изображаются как старушки с серыми волосами, которые вынуждены делить между собой один глаз и один зуб, они — предсказательницы будущего и хранительницы знания. Только Грайи Кржижановского — озлобленные цензоры, бюрократизировавшие Парнас.

«Незарегистрированным: строк не рвать, Муз с собой не водить. За каждую незаконно сорванную букву виновные ответят перед Трибуналом критики, коему и предлагается озаботиться проведением в жизнь настоящих правил».

Сигизмунд Кржижановский. Грайи, 1922 год

В некой совершенно не существующей и абсолютно не знакомой писателю стране «Коллегия Большого Пера» утвердила новые законы для достойных произведений — «прогон любой фразы сквозь все 24 метра и 1 идеологию» и «экзамен по сращиванию рифм». Искусство неумолимо деградирует, а бюрократия убивает поэтов.

Для тех, кому издевка над строем кажется уже банальной и пошлой, в текстах скрываются загадки посложнее. Выбор между литературой и философией, их многогранность — личная дилемма Кржижановского: в юности он сам, изучив философию, выбрал творчество (но не до конца). Сами его персонажи имеют характеры философов: они всегда озадачены, погружены в свои мысли, словно немного потерялись.

«Беря и наблюдая метафизика не с макушки, а с подошвы, мы даже и здесь видим, что философия, чтобы видеть вещи, поворачивается к ним не глазом, а спиной; постигая нечто, не близится к нему, а уходит от него, с тем, чтобы найти его затерянным в всё».

Сигизмунд Кржижановский. Философема о театре, 1923 год

Проза наполнена языковой игрой, культурными кодами, отсылками к открытиям технического прогресса, к философии и литературе. Особенности строения глаза, концепции Фридриха Ницше и обращения к образам Данте — это лишь малая часть того, что можно найти в сборнике «Сказки для вундеркиндов» и дальнейших работах. Множество тем и мотивов переходят из одного текста в другой, соединяя их между собой и давая читателям представление о личности самого автора, о его мировоззрении. Новеллы и рассказы строятся на несовместимых образах: неприспособленные к жизни жители Итанесиэса, для которых губителен их дар, возрождение религии после смерти самого Бога, описание жизни существ, которых нет, и прочее.

Важным ключом к пониманию работ становится склонность самого автора к пессимистичному видению мира. В каждой новелле писатель тяготеет к размышлению о вечных вопросах, и ответы, которые он находит, неутешительны. Сквозь прозу проходят идеи безнадежности и бессмысленности существования, а его героям свойственны тревога, страх и гнетущая внутренняя пустота. Сигизмунд Кржижановский иронизирует над важными проблемами, но под его иронией скрывается тоска, повсюду можно встретить борьбу между жизнью и смертью, и победа находится на стороне забвения. Даже если появляется надежда, то она хрупка и ненадежна, в ней нет ничего жизнеутверждающего, — такую жизнь прожил сам автор.