«Люди были похожи на обитателей ада». Воспоминания Акиры Куросавы о землетрясении, которое полностью разрушило Токио
В издательстве Rosebud впервые на русском языке выходят мемуары легендарного японского режиссера Акиры Куросавы (1910–1998) в переводе Елизаветы Ванеян и Анны Помеловой. «Жабий жир» — это рассказ о детстве кинорежиссера, его семье, становлении характера, первых шагах в профессии и мировом триумфе на Венецианском кинофестивале с фильмом «Расёмон». «Нож» публикует фрагмент из ранних воспоминаний Куросавы о том, как он, будучи школьником, пережил одну из самых страшных трагедий Японии — великое землетрясение Канто.
Великое землетрясение в Канто стало для меня страшным и одновременно весьма ценным опытом. Оно рассказало мне о другой стороне силы природы и другой стороне человеческой души.
Начать с того, что я был потрясен изменениями в окружающем меня пейзаже. Полотно трамвайных путей на другой стороне реки Эдогава было разворочено, улица покрылась трещинами, а в самой реке появились новые отмели из ила и земли. Домов, полностью превратившихся в руины, мы не приметили, но там и сям стояли покосившиеся строения, поднявшаяся пыль плотным облаком окутала район вокруг реки Эдогава и заслонила свет солнца, как если бы произошло затмение.
Такой картины я еще не видел! А мечущиеся по этому пейзажу во все стороны люди были похожи на обитателей ада. Я вцепился в молодое деревцо сакуры, посаженное на укрепленном берегу реки Эдогава, с дрожью наблюдал за этой сценой и думал: «Неужели нашему миру конец?»
Что было дальше в тот день, я почему-то почти не помню. В моей памяти осталось только то, что земля продолжала беспрерывно трястись, и через некоторое время на востоке, подобно ядерному грибу, начали стелиться, постепенно взмывая вверх, клубы дыма от пожара, охватившего центр Токио. Дым поднялся настолько высоко, что затянул пеленой почти полнеба.
В ту ночь в нашем районе Яманотэ, не затронутом пожаром, естественно, не было электричества и уличного освещения, но из-за пожара в центральной части города было на удивление светло. К тому же в каждом доме были свечи, поэтому темнота еще никого не испугала. Пугали же жителей звуки, доносившиеся из Арсенала.
Как я уже писал раньше, Арсенал состоял из выстроенных рядами больших кирпичных зданий заводов, которые возвышались над окружавшей их длинной стеной из красного кирпича. Получилось, что она встала на пути огня из центра города и по чистой случайности превратилась в подобие барьера, защищающего наш район Яманотэ от пожара.
Однако когда огонь перекинулся из района Канда в район Суйдобаси и подошел вплотную к зданиям заводов, в которых хранился порох, они сразу вспыхнули словно спичка. Как раз этих звуков и боялись люди.
В нашем районе нашелся даже человек, который чрезвычайно убедительно объяснял, будто бы это один за другим извергаются вулканы на полуострове Идзу, и каждое следующее извержение происходит все ближе к Токио.
Он рассказывал: «Если дела будут совсем плохи, то я положу все необходимое сюда и убегу», — и с самодовольным видом указывал на брошенную кем-то тележку для развозки молока. У этой выдуманной истории было свое очарование, и она не принесла никакого вреда.
Чего же действительно следовало опасаться, так это действий людей, выбитых из привычной колеи и объятых страхом. Когда пожар в центральной части Токио потух, а в домах начали заканчиваться свечи, ночь в буквальном смысле слова превратилась в царство тьмы.
Читайте также
Киноэкфраса: как и зачем создатели культовых фильмов цитируют шедевры живописи
Поскольку у страха глаза велики, то люди, боящиеся темноты, попали под влияние провокаторов и вели себя необдуманно и безрассудно. Тому, у кого не было подобного опыта, даже представить сложно, насколько страшна полная темнота: этот страх убивает все человеческое. Куда бы ты ни посмотрел — ничего не видать, и эта зыбкость вселяла панику в души людей.
Действительно, если человек напуган, то ему может привидеться все что угодно. И массовая резня корейцев, случившаяся сразу после Великого землетрясения Канто, была организована провокаторами, умело использующими людской страх темноты. Я видел собственными глазами, как группа взрослых людей с разгневанными лицами гонялась из стороны в сторону за длиннобородым мужчиной.
А когда мой отец пошел проведать родственников, у которых сгорел дом в районе Уэно, его окружила толпа людей с дубинками. Они приняли его за корейца только из-за того, что он носил длинную бороду. Я взволнованно посмотрел на брата, который был с нами. Он ухмыльнулся. И в этот момент отец громко рявкнул: «Придурки!» — и люди испуганно расступились.
В нашем округе было решено выставлять на ночное дежурство по одному человеку из каждого дома, однако мой брат отнесся скептически к этой затее и решил в ней не участвовать. Делать было нечего, и пришлось пойти мне со своим деревянным мечом. Меня поставили дежурить рядом с железной трубой для сточных вод, через которую могла пролезть разве что кошка: сказали, что здесь может спрятаться кореец.
Могу рассказать и еще более глупую историю. Пошли слухи, что нельзя пить воду из одного колодца в округе. Дело в том, что на его ограде были нарисованы странные символы, и поговаривали, что таким образом корейцы отметили колодец, в котором отравили воду.
Я был поражен. Ведь это я сам ради забавы нарисовал эти значки. Наблюдая за таким поведением взрослых, я не мог не задуматься над тем, что из себя представляет человек.
Через какое-то время пожары утихли, и брат, который, казалось, только того и ждал, сказал: «Акира, пошли смотреть на пожарища!» Я подумал, что речь идет о чем-то вроде увеселительной прогулки, и пошел вместе с братом в радостном возбуждении. А когда я наконец осознал, насколько страшной будет эта прогулка, поворачивать назад было уже поздно.
Мне было не по себе, и я хотел улизнуть, но брат не отпускал меня от себя, целый день таскал по бескрайним пожарищам и показывал мне бессчетное количество трупов. Сначала обгоревшие тела попадались нам лишь изредка, но чем ближе мы продвигались к центру Токио, тем больше их становилось. Однако брат, крепко держа меня за руку, продолжал идти дальше.
Насколько хватало глаз, всюду были одни пепелища тусклого красно-коричневого цвета. Под беспощадным воздействием огня дерево полностью прогорело и превратилось в пепел, и иногда он взмывал в воздух, развеваемый ветром. Пейзаж напоминал красную пустыню. И в этой красноте, от которой у меня к горлу подступала тошнота, валялись трупы всех видов и родов.
Я видел трупы, обгоревшие до черноты, наполовину сгоревшие трупы, трупы в сточной канаве, трупы, плывущие по реке, сложенные один на другой трупы на мосту, трупы, полностью перегородившие перекресток, и всевозможные виды человеческих смертей.
Когда я невольно отводил глаза, брат сердился на меня и говорил: «Смотри хорошенько, Акира!»
Может быть интересно
Я не понимал причины, по которой брат насильно заставлял меня смотреть на весь этот ужас, и только испытывал мучения. Хуже всего мне было в тот момент, когда мы стояли на берегу реки Сумида, чьи воды окрасились в красный, и смотрели на кучу трупов, выброшенных течением на землю.
У меня подкосились коленки, и я начал валиться с ног. Брат схватил меня за шиворот, поставил на ноги и повторил: «Смотри хорошенько, Акира!» И мне ничего не оставалось, как, стиснув зубы, продолжать смотреть.
<…>
После этого брат повел меня по мосту через реку Сумида на площадь перед развалинами фабрики по производству военной формы. Во время Великого землетрясения Канто в этом месте погибло больше всего людей. Куда ни глянь, везде были трупы. Кое-где они были сложены в небольшие кучи.
На вершине одной из них находился обгоревший до черноты человек, сидевший в позе для медитации. Он был похож на статую Будды.
Брат пристально смотрел на него какое-то время и не двигался. А затем промолвил: «Великолепно!» Я думал так же. К тому моменту я уже насмотрелся на такое количество трупов, что с трудом различал, где тела, а где пепелища, и пришел в состояние странного умиротворения.
Брат посмотрел мне в лицо и сказал: «Пошли уже домой?» И мы перешли еще раз через реку Сумида и вышли на улицу Хирокодзи в районе Уэно. Вокруг развалин рядом с этой улицей собралось множество людей, которые что-то оживленно искали. Увидев это, брат горько усмехнулся и сказал: «Это всё, что осталось от банка „Иокогама“». Акира, может, поищем себе золотое кольцо на память?»
Я же в этот момент уставился на зелень на холме Уэно и не мог шелохнуться. Казалось, будто я не видел деревьев уже многие годы. Впервые за долгое время мы вышли на место со свежим воздухом, и я вдохнул полной грудью.
В районах, где бушевал огонь, не осталось ни одного дерева. До этого я никогда не задумывался о том, как драгоценны растения. Вечером после этой страшной прогулки я ложился в кровать с уверенностью, что не смогу заснуть, а если и получится, то меня всю ночь будут преследовать кошмары.
Однако только я положил голову на подушку, как в следующий момент уже наступило утро. Спал я так крепко, что никаких кошмаров не видел. Я удивился этому и спросил у брата, почему так произошло.
Он же ответил: «Если ты отводишь глаза от ужасающих вещей, то так и продолжаешь бояться. Если же смотришь им прямо в лицо, то понимаешь, что бояться нечего».
Сейчас, вспоминая эту прогулку, я понимаю, что и для брата это был страшный опыт. И именно для того, чтобы преодолеть страх, мы и отправились в этот поход.