Русская феминистка на Кавказской войне, или О проделках, мужских штанах и литературном творчестве Екатерины Лачиновой, светской львицы

Наедине с Джентльменом Джеком

Недавно мой знакомый, редактор научно-популярного журнала, сказал мне: «Слушай, я вообще не знаю, кто такая Екатерина Лачинова. И наши читатели, рабочие Салехарда, тоже ее не знают». Горькая правда в его словах. Лачинову действительно подзабыли. В советское время она была на слуху благодаря связям с декабристами и Лермонтовым. Но теперь о ней не знают ни историки, ни редакторы, ни рабочие Салехарда. О ней помнят лишь редкие литераторы. И это, конечно, обидно.

Впрочем, я тоже узнала о Лачиновой не так давно. Конечно, мне была хорошо знакома ее книга «Проделки на Кавказе», но ведь автором официально значится Е. Хамар-Дабанов. А кто он такой и откуда это странное имя, я даже не пыталась узнать.

К биографии Лачиновой меня заставила обратиться мисс Анна Листер, героиня нашумевшего телесериала HBO «Джентльмен Джек». Несколько лет назад я усердно, день за днем расшифровывала дневник ее путешествия по России — более 400 страниц убористого почерка вперемежку с шифрами. Листер вместе со своей тайной супругой Энн Уокер начала вояж осенью 1839 года в Финляндии и завершила его в Грузии в сентябре 1840 года, скоропостижно скончавшись от лихорадки. И каждый день вела дневник.

Живя в Тифлисе, британка близко сошлась с Екатериной Лачиновой. Они познакомились 18 апреля 1840 года во время обеда у Николая Павловича Безака, главы казенной экспедиции. Екатерина Петровна произвела на англичанку самое приятное впечатление: «Милая симпатичная, comme-il-faut. Хорошо изъясняется по-английски». На следующий день Листер нанесла Лачиновой визит: «Дома был ее супруг, генерал-интендант Кавказского корпуса, насчитывающего 200 тысяч человек». Вечером они вновь увиделись на ужине у генерала Головина. 21 апреля вместе долго гуляли по головинскому саду, а после Екатерина Петровна отправилась молиться в часовню…

Первого мая Листер вновь пришла к Лачиновым. В тот вечер Екатерина Петровна собрала у себя небольшое симпатичное ей общество — исключительно мужское. «Ни одной дамы, кроме меня и мисс Уокер», — записала Листер. Говорили о Кавказе, Баку, путешествиях и Персии, куда англичанки мечтали попасть. Лачинова ловко подхватывала и умно развивала любую тему, желая продемонстрировать гостям свои глубокие познания. Ее самолюбование не понравилось мисс Листер, равно как и сам обед. В дневнике она ехидно заметила:

«Мадам Лачинова не наделена талантом давать безукоризненные обеды, которые бы отличались от прочих. В этом я уже успела убедиться. Но всё же она Savante Belle (ученая красавица. — О. Х.), le bel esprit de Tiflis (само остроумие Тифлиса. — О. Х.)!»

Анна Листер умела прощать женщинам их недостатки. Тем паче что Лачинова была одарена не только умом, но и безупречной красотой, что отмечали многие современники.

Листер, абсолютная трибадка (термина «лесбиянка» тогда еще не было), влюблялась в дам бесконечно. И даже в свои 49 лет теряла голову от красавиц.

В 1839-м, живя в Москве, влюбилась, как пацан, в княгиню Софью Радзивилл. Потом заигрывала с сестрой калмыцкого князя. Приехав в Тифлис, осторожно увлеклась Лачиновой. Своей симпатии, однако, ей не открывала, сохраняя уважительную и безопасную дистанцию. Но в дневнике с конца апреля часто о ней упоминала, всё меньше отмечая недостатки и всё больше восхищаясь талантами.

Почувствовав лестный интерес ученой британки, Лачинова быстро с ней сблизилась. Говорила о себе, своей жизни и делилась сокровенными мыслями, полагая, что та не станет об этом болтать. Истинный джентльмен, мисс Листер действительно держала язык за зубами. Но ежевечерне записывала их разговоры в дневник. И эти страницы помогли уточнить известные и установить неизвестные факты биографии русской феминистки и писательницы.

Лачинова много рассказывала Листер о своем безоблачном детстве и относительно счастливой юности. Она была дочерью Петра Ивановича Шелашникова, камергера и богача — десяток поместий, тысячи душ. Детей он баловал, но образование дал прекрасное.

«Воспитывал их в галльском духе. Все уроки проходили только на французском, и юная Лачинова почти не понимала родную речь… Она призналась мне, что пишет с детства. И писала всегда легко. Однако ее отцу не по душе ее увлечение. Он считает, что молодая дама ее возраста не должна писать исторические вещи. Ей следует думать о супруге, ведь она принадлежит высшему обществу. А ее увлечения литературой и науками приведут лишь к тому, что она перестанет быть частью этого общества, с ней перестанут считаться <…>».

В их семье все подчинялись воле отца. Он же лично выбрал Екатерине мужа — Николая Лачинова, полковника, флигель-адъютанта. Человеком он был в общем неплохим, но отнюдь не для взыскательного ума и чувственного сердца молодой супруги. Двадцатилетняя Екатерина его невзлюбила. В 1836 году она переехала с ним на Кавказ. Они жили порознь, хотя на людях играли роль счастливой семейной пары.

«Она много путешествует, легко оставляя своего мужа. Она совершенно свободно едет на месяц в Москву — или сначала отправляется в Кахетию, а потом уж в Москву. Или через Варшаву и Вену едет во Флоренцию. А на зиму — в Рим и Неаполь…»

Супруг ее не понимал — был холоден к литературе, черств к поэзии, глух к музыке, путешествовал лишь согласно циркулярам Главного штаба. Смысл жизни видел в ревностном беспорочном служении. А Лачинова своим смыслом считала любовь и литературу. И, надо сказать, преуспела и в том, и в другом.

Она же Клеопатра Леонидова

Лачинова много рассказывала Анне Листер о своих литературных опытах. И даже давала кое-что прочесть.

«Она хочет завести дневник, но лишь для самой себя. Туда будет записывать все свои идеи и мысли. В своих сочинениях она, кажется, подражает стилю не только Вальтера Скотта, но ее большого друга, убитого два или три года назад в стычке с черкесами, — Бестужева, одного из лучших современных писателей России, автора исторических романов».

Листер это верно подметила. Она имела в виду Александра Бестужева, писателя и декабриста, сосланного на Кавказ. Лачинова была от Бестужева без ума. Восхищалась его героизмом, внешностью, чувством юмора и литературным слогом. Восхищалась и перенимала — и героизм, и юмор, и слог.

Екатерина Петровна открыла англичанке один секрет — именно она та самая Клеопатра Леонидова, автор смелой феминистской повести «Некоторые факты и мысли о мужьях и супружеском счастье, извлеченные из дружеской переписки двух женщин».

Листер записала:

«[Лачинова] сообщила, что лишь однажды опубликовала небольшую повесть, некую историю на целых сто страниц, в „Библиотеке для чтения“, ежемесячном издании. Это было в сентябрьском номере за 1838 год. Публикация вышла под псевдонимом Клеопатры Леонидовой. Непременно спрошу об этой книге у торговца Семена, когда вернусь в Москву».

До расшифровки дневников Листер никто из исследователей не знал, кто такая Клеопатра Леонидова. Предполагали, что это псевдоним. Но чей — никто не знал. Теперь, благодаря Джентльмену Джеку, имя автора установлено. Похоже, что псевдоним писательница выбрала на основе первых букв собственных имени и фамилии: Катерина Лачинова — Клеопатра Леонидова. Благодарю исследователя Игоря Николаевича Мохова за то, что поделился этой версией.

Лачинова написала дерзкую и откровенную повесть. Это настоящий гимн русского феминизма. Сюжет незамысловат. Две молодые дамы, Ларисса Эльбрусова и Аделаида Лилева, пишут друг другу письма, в которых описывают свою любовь. Мы узнаём, как зарождается их чувство и как они идут под венец. Но после неизбежно разочаровываются в супругах. И, разочаровавшись, ищут любви на стороне.

«Я умираю от скуки, — жалуется Ларисса, — я раздражена непонятною холодностью моего мужа. Он совершенно забывает обо мне! Он вовсе не думает сблизиться со мною!» «Ларисса, Ларисса! — вторит ей Аделаида — Неужели это судьба всех женщин! Чем кончились все наши мечты, все наши надежды!»

Брак — это мучение, это тюрьма. Таков первый вывод повести. Второй вывод: русская женщина лишена права свободно выражать свои чувства, любовь вне брака — позор.

«Ах, Адель! — восклицает Ларисса — Когда настанет день великого правосудия? Но, видно, мы его не дождемся. Кто, как не сами мужчины куют против нас законы и условия? Кто, как не они, судят и осуждают нас. А сердце молодой женщины всегда готово любить беспредельно…»

И, наконец, третий вывод: истинное счастье — это разделенное чувство вне брачных уз. Но и сама Лачинова понимала, что такое в ее время и в ее обществе невозможно.

Между прочим, у этой повести было продолжение, но совсем не литературное. О нем, однако, Листер ничего не узнала — она умерла раньше, чем произошла эта история.

Она же непорочная дева

В Российском государственном историческом архиве хранится пухлая папка «О бракоразводном процессе и 3-м медицинском освидетельствовании жены генерал-майора, урожденной Шелашниковой». Судебное дело, описанное в ней, почти целиком повторяет любовную историю Лариссы, описанную Клеопатрой Леонидовой.

В повести Ларисса вышла замуж за генерала Рьянова. Лачинова стала женой Николая Лачинова, без пяти минут генерала. Ларисса быстро разочаровалась в супруге. Он был холоден и чужд ей. И точно так же в жизни. В своем заявлении в Святейший Синод Лачинова указала, что большую часть времени жила с супругом «совершенно врозь», что он не проявлял к ней интереса и что она до сих пор невинна. И вот этот последний факт якобы стал причиной ее обращения в Святейший Синод. Она требовала развода из-за «бессилия мужа и неспособности его к супружеской жизни». Закон был на ее стороне. Лачинова действительно имела право развестись. Но для этого нужно было сперва доказать «бессилие мужа». В 1844 году генерала Лачинова подвергли медицинскому освидетельствованию. И никаких признаков «бессилия» не обнаружили. Генерал тем временем подал встречный иск к супруге, обвинив ее в клевете. Екатерине Петровне пришлось выдержать оскорбительный осмотр, который провели врачи Московской медицинской конторы. Она разоблачилась, ее накрыли темной вуалью — чтобы медики не видели лица. И так они установили, что госпожа Лачинова невинна и, следовательно, ее супруг «бессилен».

Но генерал Лачинов не привык проигрывать без боя. Он подал новый иск, обвинив супругу и докторов в подлоге. Оказывается, описание телесных признаков Лачиновой, приведенное в протоколе осмотра, не соответствовало ее реальным параметрам. И значит, делал вывод генерал, вместо супруги медики осматривали какую-то другую деву.

История затягивалась и превращалась в абсурд. Лачинова настаивала на своем. Супруг обвинял ее в клевете и не давал развода. Наконец, в 1847 году Екатерина Петровна обратилась в Государственный совет — в высшую, последнюю инстанцию. Но получила неутешительный ответ: она сможет получить развод лишь в том случае, если пройдет третье (!) освидетельствование и лишь в присутствии членов Медицинского совета — им придется удостовериться, что это на самом деле она, и после они проведут осмотр. Лачинова не согласилась, сославшись на то, что эта процедура оскорбляет ее достоинство. Она так и не получила развода. И в этом еще одно совпадение с судьбой Лариссы из повести. Ее муж, генерал Рьянов, узнав об измене, пишет гневное письмо, оставляет жену, но не предлагает развода. Ларисса, как Лачинова, остается замужней и глубоко несчастной.

С читателями Екатерина Петровна была откровеннее, чем с Синодом. Ларисса в повести отнюдь не дева, она изменяет супругу с Паоло Олеари.

В судебных документах Лачинова утверждает, что невинна. Но в это сложно поверить — писательница была красавицей, легко влюбляла в себя мужчин. И, живя на Кавказе, имела бурный роман с декабристом Александром Бестужевым, о котором так много рассказывала Анне Листер. Возможно, своего Паоло она списала с него. Когда же начался судебный процесс, Екатерина Петровна состояла в отношениях с поручиком и декабристом Владимиром Толстым. Об их связи и совместных поездках мы знаем из документов знаменитого Третьего отделения, которое следило за политически неблагонадежными лицами. Этим лицом была Екатерина Лачинова.

Она же Хамар-Дабанов

Летом 1844 года за Лачиновой был установлен полицейский надзор. Причиной стала ее книга «Проделки на Кавказе». Скрывшись под псевдонимом Е. Хамар-Дабанов, она совершила воистину героический поступок — опубликовала роман о Кавказской войне, показав все ее неприглядные стороны — жестокость, бюрократическую глупость, грабежи, насилие, трусость русских офицеров и чиновников. Впрочем, и черкесов, с которыми сражалась русская армия, она тоже не пожалела. Военный министр князь Чернышев, прочитав книгу, сказал: «В ней что ни строчка, то правда». Так считали все, включая императора Николая I.

Многих персонажей Лачинова списала с реальных персон. «Кордонный начальник» — это кровожадный генерал Засс, генерал Мешикзебу — это генерал Коцебу. В роман попал и лермонтовский персонаж Грушницкий. С ним Лачинова обошлась особенно жестоко — превратила его в законченного мерзавца.

Писательница понимала, что, издав настолько правдивый роман, она попадет если не под арест, то под полицейский надзор. И тем не менее рискнула. Сдала рукопись в печать, договорившись с типографией Жернакова. Весной 1844 года книжка вышла и быстро попала в магазины Москвы и Санкт-Петербурга. То, что случилось потом, хорошо известно. Пожалуй, только этот момент биографии Лачиновой описан подробно целым рядом исследователей. В мае-июне 1844 года власти объявили «Проделки на Кавказе» опасной книгой, полиция изъяла 906 экземпляров из изданных 1200. Третьему отделению не составило большого труда установить реальную личность автора. И Лачинова попала под надзор.

Из донесений агентов мы прекрасно знаем обо всех ее перемещениях. В тот период у нее был роман с Владимиром Толстым. И, думаю, именно он был причиной, по которой писательница стремилась получить развод у опостылевшего супруга. Возможно, она хотела выйти замуж за опального декабриста. С Кавказа они перебрались в Одессу, оттуда — на южный берег Крыма, где провели несколько месяцев. Толстой остался в Симферополе, а Лачинова переехала в Москву, где остановилась в доме купца Щеглова.

Несмотря на изъятие книги и надзор, Екатерина Петровна продолжала писать острые опасные памфлеты.

И в 1850 году подала в цензурный комитет рукопись «Два имама или истребление дома аварского» всё под тем же псевдонимом — Е. Хамар-Дабанов. На что она надеялась, непонятно. Она явно понимала, каким будет ответ. И он не заставил себя долго ждать: «По всему изложенному издание этой рукописи не может быть дозволено». Очерк был опубликован после смерти писательницы.

А еще амазонка

Эта грань Екатерины Петровны открылась совсем недавно и случайно. Пока в британских архивах я искала письма и документы, связанные с вояжем Анны Листер по России, я наткнулась на французский рукописный текст с длинным названием: «Записки путешественника. Переезд из Тифлиса в Эривань. Эривань в 1839 году. Монастырь Эчмиадзин». Сверив его с дневником Листер, я поняла, что это неопубликованное и доселе никому не известное эссе Екатерины Лачиновой о ее путешествии. Тонкая тетрадь, 25 страниц. Красивый уверенный почерк. И не менее изящный текст. Диана Холфорд обеспечила меня фотографиями этого документа, и недавно я целиком его перевела. Удалось также установить, что эту тетрадь Лачинова подарила мисс Листер в мае 1840 года. Она чудом уцелела — большая часть русских бумаг Джентльмена Джека пропала.

В эссе речь идет о поездке, совершенной Лачиновой в 1839 году, в Эривань и монастырь Эчмиадзин. Отправилась она туда одна, без супруга и друзей, что по тем временам было почти немыслимым предприятием. Но даже в этом Лачинова была истинной феминисткой и амазонкой.

Она провела некоторое время в Эривани, добралась до Эчмиадзина. Имея на руках рекомендательные письма, смогла добиться аудиенции у самого патриарха, главы армянской церкви.

«На следующий день, — пишет Лачинова, — в шесть утра я получила от Патриарха сообщение, он готов меня принять. Войдя в его покои, я увидела всех членов Синода, прокурора и многочисленных чиновников, приехавших накануне вместе со мной. Меня провели в галерею, выходившую во двор, в центре которого расстилался ковер из цветов. Там я провела несколько минут… Наконец, мне объявили, что Патриарх меня ждет. Восьмидесятилетний старик, одетый в бархатную фиолетовую сутану, украшенную бриллиантами, восседал в глубине зала на возвышении, покрытом персидским ковром — это был Патриарх. Пройдя через весь зал, я приблизилась к нему, он поднялся, чтобы благословить меня и всех, кто был вместе со мной на аудиенции. Затем он пригласил всех садиться, указав на стулья, стоявшие вдоль стен. Было видно, что Патриарх хотел нас впечатлить и задействовал всю свою восточную тактику, вскоре, однако, раззадоренный разговором, он с явным удовольствием поддержал беседу и наговорил нам много приятных слов. Через полчаса раздался колокольный звон, объявивший начало службы. И мы поспешили удалиться».

О своем вояже Лачинова прихвастнула мисс Листер. И, между прочим, предъявила ей то, что никому не показывала, — свои мужские штаны. Она в них путешествовала — вероятно, была первой такой русской дамой на всем Кавказе. Неудивительно, что она тронула влюбчивое сердце Джентльмена Джека.

Когда Листер покинула Тифлис, Лачинова писала ей письма и Анна на них отвечала. Возможно, когда-нибудь найдутся и эти бумаги и откроется новая грань талантливой писательницы и амазонки.