От «еврейского пианино» до «индийской техподдержки»: краткая история лингвистической ксенофобии

О ксенофобии — страхе перед чужаками — заговорили в XX веке, но эта эмоция стара как само человечество. Испытывать неприязнь к иностранцам просто: они отличаются от нас — и для многих этого достаточно. Сколько оголтелых националистов хотя бы пытались увидеть другие страны, чтобы проверить обоснованность своей ненависти? Но градус отвращения возрастает в разы, когда иностранцы начинают вторгаться на их территорию в качестве захватчиков, иммигрантов или просто туристов. То, что раньше было опасением, становится ненавистью.

Ксенофобия действует на двух уровнях. Как отмечает лексиколог Джеффри Хьюз в своей книге об истории бранной речи, «основное концептуальное разделение в этой области происходит между общими терминами — „чужак“, „нарушитель“ — и более конкретными оскорблениями».

Получается, что сначала необходимо обозначить сам акт вторжения в чужую культуру, а потом подобрать наиболее обидный стереотип. Поэтому когда-то чужаков объединяли концепией ереси или неверности своей религии, а потом уже выясняли национальность.

Прежде чем перейти к конкретным темам, необходимо спросить: что выделяет конкретное слово? Какие качества подчеркиваются таким спорным лексиконом? В первую очередь мы сталкиваемся с классикой расистской терминологии: «нигеры» и «узкоглазые», «жиды» и «хачи».

База оскорбительной лексики может быть достаточно простой, но за ней скрывается сложный мир расовых и национальных стереотипов, многие из которых находятся в серой зоне. Стереотипы по своей природе редко полностью соответствуют действительности, но значительно помогают создать упрощенную картину мира. «Французская болезнь» (сифилис) и «уйти по-английски» — эти фразы не считаются оскорбительными, они остаются частью повседневного лексикона и перестают выделяться в потоке речи. Но в каком бы контексте ни произносились эти слова, они обладают накопительным эффектом и оседают на уровне подсознания, формируя стереотипы о «любвеобильных французах, пренебрегающих гигиеной» и «надменных британцах».

Деньги

Деньги, как известно, правят миром. Обладание деньгами означает успех, и зависть к тем, у кого их много, понятна. Конечно, «культура зависти» отнюдь не является исключительно националистическим явлением. Но когда к существующей ненависти примешивается зависть, получившееся сочетание становится взрывоопасным.

Король среди стереотипов — это нерушимая связь евреев и денег. Если оставить в стороне ростовщичество, о котором речь пойдет ниже, то торговля и деньги в европейских языках стали синонимом еврейского народа. Они не единственные, кому отведена эта роль, но, несомненно, главные.

В США евреев называли allrightnik (знакомый нам суффикс -nik пришел туда из идиша). «Еврейское пианино» и «еврейская пишущая машинка» — это кассовый аппарат, а «еврейский флаг» — это долларовая купюра.

Но специфичное отношение к евреям существует далеко за пределами Штатов.

Хорватское cifutariti — «хитрить, еврействовать» — означает действовать или говорить на еврейский манере, часто так говорят о мелкой торговле; польское szachrajstwo (от немецкого Schacher и арамейского sakhar — «выгода, прибыль») означает мелкую торговлю, манипуляции, аморальные или бессмысленные предприятия.

На идише Yiddishe bizness означает любое недоразумение с евреем, часто из-за того, что одна из сторон не придерживается строгого соглашения. В итальянском языке фраза trattar peggio d’un giudeo означает «обращаться с человеком хуже, чем с евреем», то есть поступать безжалостно.

В Италии giudeo («еврей») — это ростовщик, жестокосердный человек, juif во Франции означает и ростовщика, и акулу-молота. Немецкое Judenspiess (буквально: «еврейские весы») — термин, распространенный в антисемитской литературе, — переводится как ростовщичество.

В Скандинавии jodepris («еврейская цена») — непомерная цена. Немногие европейские языки связывают торговлю с какими-то другими национальными стереотипами. Голландское lombaerden («ломбардец») отсылает к банкирам Ломбардии, занимавшихся ростовщичеством; отсюда фраза Daer gaet men in den Lombaerd — «там цены заоблачно высоки». Во французском существует слово arabe — «араб», сленговый термин для обозначения ростовщика.

Работа и лень

В англиканском церковном гимне «Весь мир земных творений» есть строка: «Богач в своем замке, бедняк у ворот», — так викторианцы развивали концепцию «знай свое место». Но и здесь возникла национальная подоплека: богачами считались британские протестанты, а бедняками — ирландские крестьяне, которые умирали от голода на городских улицах в 1845–1849 годах.

Учитывая, что африканцы появились на «цивилизованном Западе» в качестве рабов и слуг, то неудивительно, что именно им посвящено большинство расистских терминов. Во французском чернокожих характеризуют в выражениях travailler comme un nègre — «работать как негр», traiter quelqu’un comme un nègre — «обращаться как с негром» и iI me faut un negre — «мне нужен негр». Во всех случаях речь идет о тяжелой неоплачиваемой работе, на которой с вами не будут считаться. В XVIII и XIX веках широко использовалось слово negrier (что-то вроде «негровоза») — так называли рабовладельческое судно или работорговца.

Типичные для африканцев того времени профессии тоже прочно связывались с расой — в английском языке любого чернокожего могли назвать cotton-picker («сборщик хлопка») или laundry-queen («королевой-прачкой»).

Доставалось не только им. Рассказ М.А. Булгакова «Китайская история» 1923 года открывается так: «Это был замечательный ходя, настоящий шафранный представитель Небесной империи, лет 25, а может быть, и сорока?» Ныне забытая кличка «ходя» была в ходу в первой половине ХХ века. Она относилась к китайским уличным торговцам, которые в изобилии встречались в Российской империи и на заре СССР. Сначала кажется, что это слово образовано от глагола «ходить», но источником его могло послужить и китайское 快点 (куай-дян) — «поторопись». Возможно частое повторение этого выражения стало со временем обозначать самих китайцев.

Если работников Африки и Востока обычно характеризуют с точки зрения их мускулатуры и степени, в которой ее можно эксплуатировать, то европейцев оценивают больше по их способностям или, вернее, по их отсутствию. Так, на корабельном сленге «голландский якорь» (не путать с голландским штурвалом!) — это крайне важный предмет, который был где-то забыт. Французское aller en germanie — «ехать в Германию» — означает «переделывать работу» (и, возможно, даже не относится к немцам, а происходит от фразы je remanie — «я переделываю»). Travailler pour le roi de Prusse — «работать на короля Пруссии», то есть много работать и ничего за это не получить. На Карпатах Blesch Arbet, «румынской работой», называют тяжелую физическую работу, которую в России назвали бы «молдавской» или «таджикской». Фраза Made in Germany, сегодня ставшая хорошей рекламой, еще в начале XX века была тем же, чем Made in China в 1990–2000-х годах. Британские газеты предупреждали читателей, что качество немецкой стали оставляет желать лучшего и призывали поддерживать отечественное производство.

Наверное, меньше всего трогают швейцарцев, что неудивительно для нации, столь последовательно соблюдающей нейтралитет. Однако есть одна область, в которой они все-таки отметились. Речь идет о типично «швейцарской» работе — портье в гостинице. Schweizer в Дании, «швейцар» в России, suisse во Франции, suizo в Испании — все эти слова означают привратника или консьержа.

Некоторые национальные прозвища обозначают не качество работы, а стремление уклониться от оной. В Южной Африке kaffir — универсальная кличка чернокожих — означает еще и бедного и ненадежного работника. Мексика, известная как Mananaland (от испанского mañana — «завтра»), пополнила английский сленг термином never-sweat («непотеющий»), обозначающим на неторопливый стиль работы. Французы в вечной борьбе против британцев придумали фразу faire un lit a l’anglaise — «заправлять кровать по-английски», то есть небрежно и без уважения к гостям.

География

Топонимы тоже подвергаются издевке. Бывший еврейский квартал в индийском городе Кочин называют, пародируя американские и австралийские города, в которых существуют большие еврейские общины: Yidney (Сидней), Jew York, Jew Nersey (Нью-Джерси) и Jew Norker. В свою очередь, ньюйориканцами или неориканцами кличут пуэрториканцев, проживающих в Нью-Йорке.

«Страна восходящего солнца», любимая всеми газетчиками, — это, конечно, Япония. В США son of the forest («сын леса») и vanishing american («вымирающий американец») — это романтические образы коренных народов. Indian summer — «бабье лето» — сейчас считается нейтральным словосочетанием. Однако происхождение его может быть связано с indian giver — индейским дарителем. Это уничижительное американское выражение использовалось, чтобы описать дарителя с корыстными целями. Оно основано на культурном недопонимании между европейскими колонизаторами и коренными народами. Европейцы воспринимали приносимые индейцами предметы как подарки, в то время как те рассчитывали на обмен.

Еще один город-клише — Лондон. Раньше он плотно ассоциировался с клубами дыма, оставлявшими на зданиях осадок. После принятия в 1956 году Закона о чистом воздухе смог практически исчез, но в русском языке уже появился знаменитый туманный Альбион.

Прощание и трусость

Правильно уйти — это, видимо, тонкое искусство, раз так много выражений указывает на уход слишком ранний, слишком поздний, слишком похожий на бегство и так далее.

Выражение XVIII века to take French leave («уйти по-французски») обозначает привычку, вошедшую в моду во французском обществе и затем распространившуюся в Британии. Французы покидали прием, не прощаясь с хозяевами. Стоит отметить, что подобная форма ухода позволяла не нарушать оживленные разговоры. Однако со временем сформировался негативный образ, и к XIX веку to take French leave превратилось в поспешный отъезд в неловкой ситуации. Фраза прижилась: в Испании есть despedirse a la francesa — «исчезнуть как француз», в Голландии — een Fransch kompliment maken, «сделать французский комплимент», а в Германии — franzosischen Abschied nehmen, «попрощаться по-французски».

Однако и англичане прославились внезапными уходами. Венгерское angolosan tavozni, немецкое sich englisch empfehlen, итальянское andarsene all’inglese и французское s’en aller a l’anglaise — все это равнозначно русскому «уйти по-английски».

Вынужденное бегство означает польская фраза abszyd niemiecki — «немецкая отставка». Дезертиров и трусов в американском английском связывают с желтым цветом (yellow-bellied) — желтые мундиры раньше носили мексиканские солдаты.

Удача

Удача может по-разному характеризоваться в зависимости от того, кому она улыбнулась и насколько широко. В английском языке китайская удача (chinaman’s chance) — это скорее несчастье. Фраза родилась во время калифорнийской золотой лихорадки середины XIX века, когда китайских иммигрантов не пускали на многообещающие месторождения, и им приходилось работать в давно заброшенных местах.

Китайцами дело не ограничивается. Голландское «по-арабски» — per arabier — на студенческом сленге означает «по счастливой случайности». Устаревшее американское выражение nigger luck описывает хоть какую-нибудь удачу (и следует вспомнить немыслимую сейчас привычку трогать волосы чернокожих детей «на счастье»), а white man’s chance, намеренно противопоставляемый сhinaman’s chance, означает большую удачу, естественно заслуженную высшей расой. Наконец, итальянским выражением prendere il turco per i baffi, «схватить турка за усы», характеризуется особо удачная сделка.

На место устаревших выражений придут другие — у нас уже есть «индийская техподдержка» или «белорусские креветки». Мы можем продолжать нести знамя политкорректности и не показывать пальцем на соседа, но межнациональные конфликты никуда не денутся. Более того, мировая пандемия показала, насколько хрупким оказался глобализм — теперь пускать чужаков можно на своих условиях. Национализм продолжает набирать обороты, и кто знает, сколько еще выражений нужно придумать, чтобы показать насколько «мы» лучше «них».