От миссионерства к философии освобождения. Как европейская мысль влияла на латиноамериканскую

Колонизация Южной Америки и философская мысль

Средневековое европейское культурное и философское наследие было принесено на территорию Южной Америки в XVI веке испанскими интеллектуалами, людьми золотого века, и распространялось в XVII веке благодаря педагогическим усилиям миссионеров и членов религиозных орденов. Так в Южной Америке познакомились с работами Аврелия Августина, Фомы Аквинского, Бонавентуры, уже в 1551 году в Лиме был основан Университет Сан-Маркос, который считается старейшим во всей Америке.

Южная Америка стала проекцией испанской культуры, христианской культуры с характерной для Средневековья схоластической и томистской традицией. В XVI веке умы испанских интеллектуалов занимали идеи Эразма Роттердамского, в южноамериканских колониях они обрели особенную актуальность и свою специфику.

Открытие новых земель, знакомство с новыми народами и культурами, расширение колониальных владений Испании — всё это привело к появлению новых проблем и тем для размышления. Например, определение статуса американских индейцев и отношения к ним церкви, необходимость активной миссионерской деятельности среди местного населения, поведение испанских колонистов и самой церкви, с учетом того, что многие ее представители были вовлечены в процесс разграбления и эксплуатации коренного населения и не соответствовали проповедуемым ими идеалам.

Подобные проблемы способствовали распространению идей Эразма и реформистских идей, но, как и в Европе, реформаторы, выступавшие за возрождение христианства времен апостолов, сталкивались с сопротивлением отстаивавшей свои интересы церкви, монашеских орденов и испанского чиновничества, которые в итоге и взяли верх как в метрополии, так и в колониях.

Церковь играла важнейшую роль в процессе колонизации Америки. Само «право на колонизацию» было дано папой римским, что было одним из способов легитимизировать свою власть в Средние века. В 1493 году папа Александр IV несколькими буллами даровал Испании право на управление открытыми и еще не открытыми землями Америки, — как до этого Португалии, разделив их зоны влияния, которые Испания и Португалия затем утвердили отдельным соглашением. Такое право было даровано с формулировкой: «Среди всех дел, угодных Богу, главным является возвышение и распространение католической веры среди варварских народов», — поэтому испанские короли, продемонстрировавшие рвение в распространении христианства, получили право делать это и в новых землях и тем самым распространять свою власть.

Влияние открытия новых земель на философскую мысль

Но реализация Испанией подобной миссии вызывала вопросы и у самих христиан. Открытие новых земель и взаимодействие с коренными народами с новой остротой поставило перед европейскими мыслителями вопросы бытия и смысла человеческого существования, необходимо было определить место индейцев в христианской картине мира. С практической точки зрения эти размышления привели к двум главным вопросам: можно ли распространять среди них христианство и каким образом и возможно ли (или насколько оправданно) их порабощение?

На этот счет высказывались разные точки зрения: от взгляда на индейцев как на существ, недалеко ушедших в развитии от животных, «рабов по своей природе», до осознания их равенства европейцам и осуждения испанских методов колонизации. Первая точка зрения была выгодна колонизаторам и устроителям геноцида местного населения, так как если индейцы не являются такими же людьми, как европейцы, то христианская мораль на них не распространяется, но их можно использовать как рабочую силу.

Сторонники второй точки зрения настаивали на обратном. Они считали индейцев такими же людьми, которые могут воспринять христианство, и, соответственно, относиться к ним нужно по-христиански. Особенно часто с такой точкой зрения выступали люди, которые непосредственно взаимодействовали с индейцами и могли сделать собственные выводы об их культуре и интеллектуальных способностях.

Одним из активных защитников индейцев был испанский теолог и правовед Франсиско де Витория (1486–1546). Он говорил, что индейцы такие же люди, просто не образованные в европейском понимании, но множество таких людей есть и в самой Европе.

Их нужно не порабощать, а помогать им и просвещать. Индейцы свободны и имеют право на свои земли и собственные государства, а насильственное крещение, которое активно практиковалось, не является правильным, оно не искреннее, запятнано страхом и противоречит сути христианства.

Согласно точке зрения Франсиско де Витории, папа римский должен иметь только духовную власть и только над христианами, индейцы — не христиане, поэтому находятся вне зоны его влияния. Тем более что испанцы дискредитировали свою «миссию» насильственным навязыванием христианства, что делало его скорее ненавистным. В таком случае у испанцев не было никакого оправдания для своего присутствия на землях индейцев и военных действий против них (жестокость Франсиско Писарро была известна в Европе и также осуждалась), особенно учитывая, что они не сделали ничего плохого христианам.

Но, смягчая свою риторику, испанский теолог всё же отмечал, что в Америке есть и искренне крестившиеся индейцы и им нужно христианское управление, для чего там и присутствуют европейцы.

Выступал против зверств испанцев в Америке и испанский священник, епископ Чьяпаса (Мексика) Бартоломе де лас Касас (1484–1566), который разделял гуманистические убеждения Франсиско де Витории. Основываясь на собственном опыте общения с коренным населением и засвидетельствованных зверствах испанцев, он написал несколько трудов в защиту американского населения.

А в 1550 году организовал в Вальядолиде большой диспут с идеологом закрепощения индейцев Хуаном Хинесом де Сепульведой, на котором должны были быть выработаны принципы обращения испанцев с индейцами.

Сепульведа говорил о том, что индейцы не являются полноценными людьми, они отвергают христианство, практикуют каннибализм и человеческие жертвоприношения, не могут сами собой управлять, поэтому должны быть порабощены. Бартоломе де лас Касас выступал в защиту индейцев. И он был не в одиночестве: папа Павел III издавал буллы, признающие индейцев такими же людьми; церковь признала существование у них души, их право на свободу и владение собственностью; церковные власти настаивали на евангелизации индейцев мирным путем. Но гуманистические взгляды некоторых представителей церкви не разделяли те, кто обладал политической и военной властью. Гуманистические идеи уступили политическим интересам, на южноамериканских территориях была установлена система энкомьенды, фактически поработившая местное население.

Несмотря на победивший «упрощенный» взгляд на индейцев, многие путешественники не могли не заметить высокий уровень развития американской цивилизации и при этом «неиспорченность» индейцев. Подобные наблюдения за политико-социальными организациями коренных народов вдохновили многие европейские утопии начиная с XVI века, и это еще один вклад Америки в философскую мысль. Также открытое новое общество считалось благоприятной средой для реализации различных социальных утопий, в том числе религиозных. Например, утопические идеи пытался реализовать Васко де Кирога (1470–1565), испанский миссионер и епископ Мичоакана (Мексика).

Вдохновленный идеями Томаса Мора, Кирога пытался организовать свою паству в самоуправляемые индейские общины, где рабочий день ограничивался шестью часами, а предметы потребления делились поровну.

Несмотря на то, что епископ был довольно популярен среди местного населения, которое он защищал перед испанскими властями и для которого строил госпитали на собственные средства, подобные идеи были сложно реализуемы и проект потерпел неудачу.

Таким образом, южноамериканская философская мысль XVI и XVII веков развивалась параллельно европейской. Это было продолжение европейской схоластики, но со своей спецификой. Американская реальность, как в отношении людей, так и в отношении мира природы, сломала строгие рамки схоластики, расширила представление о мире и поставила перед мыслителями новые вопросы. Специфика также выражалась в новизне логико-лингвистического подхода, который проявлялся в интересе к индейским языкам (в том числе это было вызвано необходимостью писать словари и руководства для христианской индоктринации на кечуа и аймара) и преобразованиях в университетских курсах. Всё это было вызвано необходимостью решить серьезную проблему взаимопонимания между совершенно разными менталитетами — европейцев и коренного населения Америки.

Схоластика была представлена разными монашескими орденами: августинцами, доминиканцами (которые зачастую отстаивали права индейцев), францисканцами, иезуитами. Их главными практическими задачами были искоренение идолопоклонства (не очень успешное) и евангелизация. Они пытались контролировать традиционные культы и адаптировать Евангелие и христианское учение к менталитету коренного населения.

Эпоха Просвещения и Новое время

Дальнейшее развитие испаноамериканской интеллектуальной мысли также соответствовало этапам развития европейской науки, но обретало собственную специфику в связи с особенностями социально-политического развития региона. Политические изменения в Испании, смена правящей династии, рост влияния идей просвещенного абсолютизма с приходом к власти Бурбонов, реформы, направленные на восстановление влияния испанской короны, — всё это привело в том числе к разрыву с европейской схоластической мыслью. Реформы Бурбонов затронули вопросы и просвещения, и подготовки духовных и государственных служащих. Изгнание иезуитов с испанских территорий в 1767 году ускорило процесс реформы. Новой целью учебных заведений (которые до этого зачастую находились под влиянием иезуитов) стала подготовка эффективных административных кадров для службы в централизованной системе управления, и в результате появилась новая интеллектуальная культура, отличная от схоластической.

Сопротивление схоластике возрастало особенно благодаря распространению энциклопедических идей и активной работе различных интеллектуальных групп эпохи Просвещения. В этом периоде берут свое начало самые разные тенденции: рационалистические идеи и системы, главным образом картезианство и философия Лейбница; концепции, связанные с естественными науками, — астрономия Коперника, физика Галилея и Ньютона; эмпиризм Локка и Кондильяка, сенсуалистская философия; идеи политической и юридической философии, развивающиеся под влиянием Монтескье, Руссо, Дидро, Вольтера; концепции естественного права, экономические теории.

Все упомянутые новые течения философии действовали разнородно и не всегда в чистом и первоначальном виде. Они были приняты в Южной Америке, но адаптированы к реальности. Именно эти течения создали картину множественных влияний, которые и привели к падению схоластики. Признание автономии человеческого разума и замена догм размышлениями о действительности определили пробуждение сознания, в том числе для освобождения от испанской власти.

Южноамериканские мыслители, которые привели свои страны к политической свободе, были людьми, объединившими философию эпохи Просвещения с американской реальностью и создавшими идеологию, которая в конечном итоге привела к радикальным изменениям в мировоззрении местного населения.

Признание универсального характера разума вместе с представлением о том, что он одинаков во всех людях, составило принцип просвещенной философии, которым представители колониальной интеллигенции воспользовались в первую очередь. Они отстаивали свое интеллектуальное равенство с европейцами. Следующим шагом являлась критика колониальной структуры, которая быстро распространилась в сферах образования, политики, права и экономики. Были сформулированы требования реформ, но метрополия не шла на уступки, поэтому следующим шагом стало формирование революционного движения. Просвещение позволило креолам усилить свое интеллектуальное господство, и, таким образом, они стали считать себя достаточно компетентными и более эффективными, чем испанцы, посланные короной на высокие политические посты в их государствах.

Влияла и политическая обстановка в метрополии и соседних странах. Провозглашение независимости Соединенных Штатов Северной Америки, Французская революция, события, произошедшие в Испании во время наполеоновского вторжения, укрепили претензии американских колоний, направленные на достижение большего политического либерализма или окончательного отделения от Испании.

И хотя Кадисская конституция Испании 1812 года провозглашала, что «испанская нация представляет собой единство всех испанцев обоих полушарий», устанавливала равное представительство колоний и метрополии в кортесах, гарантировала свободу печати и выражения политических идей, подобная либерализация, которая зачастую оставалась только на бумаге (да и сама Конституция действовала недолго), уже не устраивала испаноамериканских интеллектуалов.

Они требовали равенства с другими испанскими провинциями, справедливости испанских чиновников, суда, реформы колониальной правовой системы, выступали против произвола наместников, экономических притеснений коренного населения. Требование реформ сменилось сепаратистскими настроениями и рассмотрением насильственного способа борьбы. Также усилия просвещенных в юридическом аспекте южноамериканцев были направлены на то, чтобы «вырвать закон у божества», так как закон не должен быть атрибутом божественности — он должен быть атрибутом людей.

Также критиковалась церковь, пороки и исключительно экономические интересы ее представителей, требовалось возвращение к искреннему и бескорыстному христианству. Перуанский юрист и политик Мануэль Видаурре (1773–1841), критикуя церковь, писал о главных правилах современного ему духовенства: «первое правило состоит в том, чтобы копить деньги, второе — посвящать себя азартным играм, третье — выбирать самых красивых женщин и четвертое — время от времени посещать столицу, чтобы растратить накопленное». Он также критиковал эксплуатацию индейцев и чернокожего населения, систему монополий, требовал права на свободную торговлю. При этом Видаурре изначально занимал умеренные позиции, верил в возможность реформирования колониальной системы в рамках испанского государства, но после путешествия по европейским странам изменил свое мнение.

Другой перуанский юрист Мариано Алехо Альварес (1781–1855), один из идеологов независимости Перу, отстаивал исключительное право коренных американцев и креолов на рабочие места в своих странах, которое они имеют в связи с правом рождения и личными заслугами.

Таким образом, развитие философской мысли в XVIII–XIX веках, начало формирования политического самосознания и национальной идентичности, политическая борьба и обретение независимости странами Южной Америки привели к полному отрицанию средневекового наследия, появлению новой философской мысли, которая отвечала потребностям меняющегося политического и социального контекста.

Поколение южноамериканских интеллектуалов XIX века стремилось создать или переосмыслить проект собственных национальных государств, а напряженные отношения с метрополией зачастую приводили к отказу от каких-либо средневековых европейских культурных корней, отрицанию европейского вклада в собственную интеллектуальную культуру.

С философской точки зрения представители этого поколения приняли позитивизм Огюста Конта (1798–1857), интерпретируя культурную и философскую историю в соответствии с этой методологией, и не случайно, что многие из них придерживались идей, отрицающих какой-либо позитивный вклад Средневековья.

Южноамериканская философия XX века

Обретение независимости бывшими испанскими колониями в Южной Америке и затем непростая история уже в качестве самостоятельных государств поставили другие вопросы перед латиноамериканскими мыслителями, в первую очередь вопрос осознания и принятия собственного прошлого, в том числе в интеллектуальной сфере. Одной из главных проблем был поиск аутентичности, поиск собственного голоса в философии, а не ответа на европейские идеи. XX век являлся временем интенсивных размышлений, создания собственно южноамериканской философии.

С 1930-х годов началось активное изучение собственной интеллектуальной истории, поиск и определение ее специфики. Если сначала идея о существовании национальной философии в странах Южной Америки вызывала улыбку, то с середины XX века начинает осуществляться беспрецедентный обзор латиноамериканской философии, к «латиноамериканскому» начинают обращаться как к предмету и объекту, так как мысль существует не в вакууме, она развивается в конкретно-историческом контексте, в котором и формируется ее уникальность.

С точки зрения исторической науки и интеллектуальной истории положение дел стало активно меняться в 1990-х годах, в частности благодаря университетским профессорам, которые проявили заинтересованность в интеллектуальной истории и передали ее своим ученикам. В конечном итоге это привело к переоценке и признанию философских корней, идущих от Средневековья, и к определению собственного вклада в философскую мысль.

Например, в Перу это изменение, несомненно, было вдохновлено новаторскими работами выдающегося философа и историка Марии Луизы Ривары де Туэста, основные усилия которой были сосредоточены на изучении новшеств в перуанской философии XVI–XVII веков. Своими работами она привлекла внимание к средневековому наследию, латиноамериканским философам и их оригинальным концепциям. Она опубликовала серию исследований, в которых систематизировала свои основные тезисы о взаимосвязи между Средневековьем и перуанской философией.

Продолжая исследовать тему взаимодействия культур, современные южноамериканские ученые признают важность влияния европейских средневековых идей на формирование их национальной культуры наряду с культурой коренных народов. Современные медиевисты открыты для переосмысления своей культурной истории.

Философия освобождения

XX век, помимо переосмысления и переоценки прошлого, характеризуется созданием собственной оригинальной латиноамериканской философии, получившей название «философия освобождения» (1970-е годы), которая в некотором смысле является результатом этого переосмысления.

Можно назвать трех известных философов, которые пытались сформулировать эту «латиноамериканскость» философии. Это бразилец Жуан да Крус Коста (1904–1978), изучавший историю идей в рамках социально-экономического контекста, мексиканец Леопольдо Сеа Агилар (1912–2004), один из основоположников «философии латиноамериканской сущности», и перуанский интеллектуал Салазар Бонди (1924–1965). Рассуждая об истоках латиноамериканской философии, эти мыслители сходятся во мнении, что культура доколумбовой Америки не успела обрести свое логическое завершение в философской мысли, так как ее развитие было прервано конкистой (завоеванием). В итоге латиноамериканская философия представляет собой продукт ассимиляции западноевропейских идей, который постепенно обретает независимость и аутентичность. При этом не нужно стыдиться собственного прошлого, нужно признать, что основные философские идеи заимствованы, но они приобрели другую специфику в южноамериканском социально-экономическом контексте.

Леопольдо Сеа был одним из тех, кто целенаправленно занимался поиском своеобразности латиноамериканской философии, процессом самообретения. Он пришел к выводу, что уникальность латиноамериканской истории обрекла их культуру на «метисность», но это нужно рассматривать скорее как преимущество (европейская культура также родилась из смешения разных культур).

Таким образом, через осознание собственной уникальности, но и с использованием опыта других философских школ (феноменологическая, франкфуртская) была сформулирована философия освобождения. Философы считали, что для того, чтобы отойти от европейской культуры доминирования, чтобы найти свое, необходимо углубиться в социально-историческую действительность латиноамериканских обществ, осознать их потребности и цели. Философия освобождения имеет объектом своего внимания страдающего человека и целые народы, она претендует на то, чтобы быть ответом на вопросы простого латиноамериканца (что, например, выражается в относительно простом языке, который используют латиноамериканские философы), но также претендует и на интерконтинентальность.

Философия освобождения не является единым разработанным направлением. Она соединяет в себе философию освобождения всех притесненных, критикует структуры колониализма, империализма, расизма, сексизма и эксплуатации. Затем через осознание своей уникальности переходит к осмыслению своей сопричастности Западу, от «философии Америки», где субъект и его самосознание отличаются от европейского, к философии человека в целом.

Представители философии освобождения, и в частности один из ее основателей — аргентинский и мексиканский философ Энрике Дуссель (1934–2023), занимают резко критическую позицию по отношению к классической философии, которую они описывают как евроцентристскую и репрессивную, и предлагают мыслить, исходя из ситуации угнетенных и периферии.

В то время как в Европе философия становится инструментом угнетения на службе господства центра, на периферии она становится инструментом освобождения. Философия периферии всегда является философией освобождения.