Политическое искусство, о котором никто не знает. Истории художников-бунтарей, которые борются против бедности, тоталитаризма и корпораций

Латинская Америка давно обрела собственных классиков, чьи работы хранятся в собраниях крупнейших мировых музеев. Международный арт-рынок фиксирует рекорды: работ одного Ботеро весной 2017 было куплено на сумму 6,2 млн долларов — треть от 19 млн общих продаж на «Сотбис». Тенденция эта определилась всего 10–15 лет назад, хотя аутентичные художники в Латинской Америке появились еще в начале XX века. Почему так случилось?

Латиноамериканское искусство в течение долгих лет было маргинализировано в контексте глобальной арт-сцены — в первую очередь, по причинам политическим.

Кроме того, большинство художественных движений возникало в Европе и Штатах, и это оставляло не у дел не только Латинскую Америку, но и Азию с Африкой. Хороших художественных школ на родине не было, и художникам приходилось отправляться учиться в Европу. Немало из них, замкнувшись в евроцентристской системе, так и не смогли найти собственный голос, другим же удалось ввернуть полученный европейский опыт в латиноамериканские художественные реалии.

Начиная от мистического реализма: загадочных видений чилийца Роберто Матта (Roberto Matta), политического сюрреализма мексиканца Альберто Жиронеллы (Alberto Gironella), геометрических абстракций аргентинца Роберто Айзенберга (Roberto Aizenberg) и тропического кубизма бразильянки Тарсилы ду Амарал (Tarsila do Amaral) — искусство Латинской Америки выстраивает собственную траекторию движения -— и постепенно становится политическим.

Мурализм мексиканцев Хосе Клементе Ороско, Хосе Альфаро Сикейроса и Диего Риверы являл собой художественный манифест против арт-элитизма: в начале XX века только представители обеспеченных классов в Мексике могли попасть в музей, беднякам вход в храмы искусства был строго воспрещен.

Мексиканские художники-муралисты разрисовывали здания общественных мест для того, чтобы сделать искусство доступным для всех.

Современное искусство Латинской Америки сегодня идет нога в ногу с американским и европейским: постмодернистская тоска, концептуальный сарказм и немой протест стали лейтмотивом даже в душных бразильских тропиках.

Прошлый опыт культурных традиций этих стран активно теоретизируется и концептуализируется. Бог умер, и теперь вместо Библии все читают Бориса Гройса.

В этой статье через призму центральных политических и культурных явлений мы разберем важнейшие художественные течения и самых видных художников из четырех государств: Мексики, Бразилии, Кубы и Аргентины — процессы, происходившие в этих странах, оказали существенное влияние на развитие современного искусства в остальной части Латинской Америки.

Диктатуры, тропическое искусство, блокноты говна, Парфеноны из запрещенных книг, венский акционизм на Кубе и супермаркеты искусства — самое важное из того, что происходило на местной арт-сцене в течение последних шести десятилетий.

Мексика

В 90-х годах США, Канада и Мексика подписали Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА), и экономическое поле начало активно глобализироваться. Повлияло это соглашение и на художественную сцену страны, которая всю свою историю славилась аутентичностью визуальных и пластических традиций. Мексиканские художники узнали о существовании международного арт-рынка, а вернее, им открылась возможность стать его частью.

Аутентичность в этом контексте превратилась в недостаток — красота лубочной Мексики не особо интересовала международных кураторов, коллекционеров и акционистов.

Местным художникам предстояло выстроить достойный дискурс о противоречиях страны на том языке, который был бы понятен от Нью-Йорка до Шанхая. Тогда и появляются такие художники, как Габриель Ороско (Gabriel Orozco), Авраам Крусвильегас (Abraham Cruzvillegas) и Йошуа Окон (Yoshua Okón). Насмешливые, политически серьезные и очень хорошо продаваемые, работы этих художников стали символами нового концептуального искусства Мексики.

Основным аргументом тех, кто относится к ним скептически, является то, что существуют они за счет той же капиталистической системы, которую критикуют в своем искусстве.

Так, для своей последней скандальной работы “Oroxxo” Габриель Ороско арендовал права на временное открытие сетевого мексиканского магазина “Oxxo”, отобрал 300 продуктов, на которые поставил штамп своего бренд-имени, и продавал эти товары по цене, как если бы они были произведениями искусства. Такая вот критика общества потребления.

Но суть современного мексиканского искусства для народа кроется в художнике Франсиско Толедо (Francisco Toledo): даже не столько в его работах, сколько в его жизни. 78-летний художник родился в Оахаке, штате с большим количеством коренного индейского населения, также славящегося своим общественным активизмом.

Толедо имеет славу радикала с идеализмом подростка-анархиста. Он так и не получил IFE — главный в стране документ, позволяющий гражданам Мексики голосовать, а также использующийся мексиканцами в качестве удостоверения личности. Толедо комментирует: «Я и умру, так и не проголосовав. Мой отец никогда не голосовал, потому что не доверял ничему из того, что называется „демократия“».

В 2008 году он организовал акцию протеста против открытия филиала «Макдоналдса» в Оахаке. С помощью нескольких некоммерческих организаций по сохранению культурного наследия штата Толедо удалось отвоевать независимую Оахаку у международной фастфуд-корпорации. Это впечатляет, учитывая тот факт, что даже Елисейские Поля в Париже проиграли иск «Макдоналдсу», и ресторан там был построен.

Также Толедо известен тем, что однажды заплатил налоги своей серией работ под названием «Блокноты говна»: в которых были представлены 27 томов с 1500 рисунками испражняющихся скелетов, собак, демонов, рыб, мужчин, женщин, уток и лошадей. Сейчас эти работы находятся в собрании Современного музея Оахаки (MACO).

В 1960-х текст каталога для выставок Толедо в Лондоне и Нью-Йорке написал американским писателем Генри Миллером. Несмотря на международное признание и многочисленные награды, которые он, впрочем, не признает, Толедо продолжает жить в штате, в котором родился, всегда ходит в простой белой рубахе и полотняных штанах и говорит: «Я как разнорабочий — работаю в день по восемь часов».

Куба

Плодородная кубинская почва произвела на свет не только знаменитых революционеров и диктаторов, но и огромное количество отличных художников, которым, живя в эмиграции, приходилось создавать собственный язык и придумывать новые фигуры визуального нарратива. Приверженец кубического сюрреализма Вифредо Лам (Wifredo Lam) считается классиком кубинского искусства. Однако современное (в контексте contemporary, а не modern) искусство Кубы принадлежит совсем не живописцам.

Одна из самых провокационных художниц латиноамериканской арт-сцены, кубинка Ана Мендьета (Ana Mendieta), стала ключевым представителем кубинского искусства за пределами страны. В 12-летнем возрасте Мендьета с сестрой были высланы в США: их отец вступил в контрреволюционные войска против режима Кастро и позже провел 18 лет в тюрьме для политических заключенных. Ану вскоре удочерили приемные американские родители, но разрыв с семьей, а также насилие, ритуальные обряды и связь с собственным телом станут основополагающими элементами в ее творчестве. Через перформансы, фотографии и видео, Ана утверждала свое тело, как мощный инструмент воздействия на публику.

В 1973 году одна из сокурсниц Аны в университете Айовы, Сара Энн Оттенс, была жестоко изнасилована и впоследствии убита. Реакцией Мендьеты на это событие стал шокирующий перформанс Untitled (Rape Scene) — «Без названия» («Сцена насилия»).

В нем художница пригласила всех студентов и профессоров к ней домой в установленный час. Как только зрители переступили порог ее дома, они нашли обнаженное тело художницы, покрытое кровью и привязанное к гостиному столику. Мендьета тщательно разузнала детали убийства у полиции и в точности воспроизвела их в своем перформансе. Зрителям ничего не оставалось, кроме того, чтобы присесть вокруг и начать обсуждать происходящее. В такой позе Мендьета провела около часа.

В том же году Мендьета сделала другой проект, в котором также в качестве материала использовала кровь. В Untitled (People Looking at Blood, Moffitt), или «Без названия» («Люди смотрят на кровь, Моффитт») тротуар на улице перед домом художницы был покрыт кровью животных таким образом, чтобы казалось, что она вытекает из-под двери Мендьеты. Ана спряталась на обратной стороне улицы, снимая на камеру Super 8 реакцию проходящих мимо людей.

Экспериментальный фильм Мендьеты привлек много внимания: в нем впервые было наглядно продемонстрирована наша готовность игнорировать сигналы насилия, с которым мы сталкивается ежедневно.

Жизнь Аны оборвалась в разгар ее карьеры: в 1985 году она выпала из окна своей нью-йоркской квартиры, расположенной на 34-м этаже. О причинах смерти спорят до сих пор, но большинство экспертов склоняется к версии, что Ану из окна вытолкнул ее пьяный муж Карл Андре во время перепалки. Сам Андре утверждает, что ничего не помнит. На носу у него нашли небольшие царапины, но следствие не сочло, что доказательств было достаточно для предъявления обвинения. Смерть Мендьеты до сих пор служит поводом для различных конспирологических теорий: лейтмотив ее работ проследовал с художницей до самой могилы.

Бразилия

Культурное движение, которому удалось объединить искусство, музыку, моду, литературу, театр и кино, в Бразилии носило название «тропикалия» или «тропикализм».

С 1967 по 1972 годы бразильские интеллектуалы производили любопытные культурные гибриды, скрещивая американский психоделический рок с чувственными и меланхоличными мелодиями самбы и босса новы, бразильское традиционное искусство — с международными арт-тенденциями, политический стоицизм — с гедонизмом.

Вокруг тропикалии царила атмосфера космополитического, либертарианского оптимизма, которого бразильская культурная жизнь до того момента не знала.

Идеологом движения стал авангардный бразильский художник Элио Ойтисика (Hélio Oiticica), последователь Мондриана и Малевича. Его утопические работы относят к стилю неоконкретизм: Ойтисика много экспериментировал с эфемерными материалами и тактильными формами. Вместе с художницами Лигией Кларк (Lygia Clark) и Лигией Папе (Lygia Pape), которые работали в стилях конструктивизм (Кларк) и перформанс (Папе), Элио Ойтисика становится основным представителем тропикализма в искусстве.

Экспериментальное креативное поле, которое создавала вокруг себя тропикалия, пугало милитаризированный режим. В 1972 году правительство вмешивается в культурный процесс, создавая условия, в которых свободное творчество существовать не могло. Тропикалия, с ее фотографиями, фильмами, манифестами, музыкальными записями и арт-объектами превращается в миф о самой себе. Однако именно этот утопический миф впоследствии вдохновит бразильских художников на поиски новой аутентичности. Безусловное влияние тропикалии ощущается в творчестве таких современных художников, как Тунга (Tunga), Эрнесто Нето (Ernesto Neto) и Сильдо Мейрелес (Cildo Meireles), чьи работы сегодня определяют арт-парадигму Бразилии.

Аргентина

Аргентинцы — самая рефлексирующая нация в Латинской Америке.

Кризис самоидентификации (многие жители Аргентины считают себя европейцами, а не латиноамериканцами), травмы прошлого, такие как диктатура 80-х и слава самой богатой страны в Латинской Америке, которая померкла в результате экономической катастрофы 2001 года, — аргентинский национальный невроз служит плодородной почвой для серьезных художественных экспериментов.

Литературная традиция, сформированная такими писателями, как Борхес и Кортасар, молниеносно снискала международное признание — в подтверждение, что классическая литература рождается из страдания.

Литературный элемент является определяющим и для некоторых аргентинских современных художников. Леон Феррари (León Ferrari), один из основоположников концептуального искусства Аргентины, в начале 60-х создает серию работ «Написанные картины» (Cuadros escritos) и «Написанные рисунки» (Dibujos escritos), в которых исследует связь между словом и линией.

Феррари — художник с активной политической позицией: его сын Ариэль стал одной из жертв военного режима Аргентины. Имя Ариэля Феррари значится в списке тридцати тысяч пропавших без вести аргентинцев. К этой теме Леон Феррари возвращается в своей выставке в Tate We Did Not Know: в бесчисленном количестве газетных вырезок, начиная с 1976 года, мелькает информация о тысячах пропавших без вести — страшное напоминание для тех, кто впал в беспамятство после того, как Аргентина отвоевала свою демократию в 1983 году.

По другую сторону от Леона Феррари на художественной карте Аргентины мы находим Марту Минухин (Marta Minujín), королеву латиноамериканского поп-арта, кича и подружку Энди Уорхола. Ее первая заметная работа — хеппенинг «Разрушение» (Destruction) — заключалась в том, что Марта в компании своего партнера разрубила и сожгла все работы, сделанные ею за три года.

Марта верит, что искусство принадлежит не музеям, а мгновению, и — как метафора перерождения — должно быть с одинаковой легкостью создаваемо и разрушаемо.

Вместе с Уорхолом Минухин создала серию фотографий, в которой она возвращает внешний долг Аргентины перед США кукурузными початками — национальным золотом страны.

По возвращению в Буэнос-Айрес Марта занялась масштабными проектами, такими как инсталляция La Menesunda — с аргентинского испанского это слово можно перевести как «смущающая ситуация». Инсталляция состояла из шестнадцати комнат, соединенных коридорами, в которых иногда полностью отсутствовал свет. Публика была неотъемлемой частью шоу, служа эмоциональным индикатором придуманных Минухин ситуаций.

Телевизор, передающий новости, пара, развлекающаяся в постели, женская голова, внутри которой обнаруживается лишь косметика и лаки для ногтей, зеркальная комната и пространство, наполненное самодельными кишками — инсталляцию окрестили арт-объектом для психов, а через 15 дней она, по доброй традиции Минухин, была разрушена.

Минухин, как и Леон Феррера, не боится хлестких политических высказываний. В 1983 году, когда Аргентина праздновала падение военного режима, художница представила El Partenón de libros («Книжный Парфенон»), гигантскую структуру, выстроенную из 25 тысяч книг, запрещенных во время диктатуры. Позже эта же акция была повторена в немецком городе Касселе в рамках международной выставки современного искусства Documenta 14.

Искусство Латинской Америки, как и сами латиноамериканцы, противоречивое, импульсивное, политически активное, полное преувеличений, звонкое и яркое. Зеленые тропические попугаи и лужи крови, меланхоличная босанова на фоне оргий, борьба за права коренных индейцев и вопиющая иерархия, выстроенная в каждом сегменте общества. В списке, безусловно, не хватает Тани Бругера (Tania Bruguera), Феликса Гонзалеса-Торреса (Felix Gonzalez-Torres), Вика Муниса (Vik Muniz), Хулио Ле Парка (Julio Le Parc), Хесуса Рафаэля Сото (Jesus Rafael Soto), Оскара Мурильо (Oscar Murillo) и многих других провидцев, гениев, мечтателей, революционеров и шаманов, которые стали живыми памятниками собственному времени и пронзительным отражением истории своих стран. Но о них — в другой раз.