Упорство Левиафана. Как модерные государства реагируют на вызовы современности

Когти и щупальца: как устроено модерное государство с позиции…

…социолога

Майкл Манн выпустил второй том своей «Истории власти» (The Sources of Social Power) в 1993 году. Для него государство концентрирует в своих руках политическую власть, стоя перед необходимостью постоянно вести всё более интенсивные и ресурсозатратные войны.

По мере усиления политической мощи государство подгребает под себя власть экономическую, идеологическую и военную — посредством спайки национализма и капитализма, во многом — через процесс индустриализации экономики. Национализм в этом контексте осмысленнее всего понимать по Крэйгу Калхуну — как дискурсивную формацию, которая объясняет само совпадение территории, людей и формы власти — и задает цели. В таком толковании национализм начисто лишается своих «этнических» хвостов, что ярко видно, например, по Геттисбергской речи Авраама Линкольна, манифестирующей национализм через приверженность универсальным политическим ценностям.

Сквозная фигура такого образа государства — Куртц из «Сердца тьмы». Рыцарь капитализма, создающий вокруг себя зловещий культ.

Мрачный торговец, само существование которого в африканских дебрях обусловлено рывком в развитии европейского капитализма и военного искусства. Куртц Копполы своим превращением в десантного полковника как бы снимает фиговый листок капитализма с урчащего Левиафана.

Национализм толкает вперед претензии не только на пограничный кусок земли, но и на внешние рынки. Борьба индустриальных государств рождает военный призыв и как следствие — расширение избирательных прав, социальное государство, всеобщее школьное обучение.

На пике мощи государство Манна и хватает Йозефа Швейка за мясистую ляжку, чтобы отпустить уже после Второй мировой. МВФ, ООН и даже ядерное оружие создаются для создания связок, которые уже никогда не позволят отдельному государству включать режим свастики.

…военного историка

Мартин ван Кревельд написал «Расцвет и упадок государства» (The Rise and Decline of the State) в 1998 году — можно сказать, на парах успешного разрешения большей части постюгославских проблем международным сообществом.

Для Кревельда государство модерна — относительно новое явление, возникшее в Европе благодаря централизации власти. Ключевым признаком государства стала монополия на легитимное применение насилия — на уровне идеи прописанная в XVII веке Гоббсом, а полноценно воплощенная уже веку к XIX.

По мере развития государства всё больше власти в нем прибирает к рукам бюрократия, оставляя монархов свадебными генералами. Совершенствование административной махины на западе Европы уравновешивается в XIX веке национализмом, пришедшим из германских земель, подготовленным Фихте и Гегелем. Национализм сопровождает становление всеобщего гражданства и вместе с единым языком доносит до всех жителей государства важность последнего.

В своих оценках эволюции государства Кревельд совпадает с Манном, относя пик могущества Левиафана к первой половине ХХ века. Распад колониальной системы вызвал к жизни множество локальных Левиафанов, а на «старом Западе» рост мощи государства по инерции шел аж до восьмидесятых.

Государство Кревельда резко растет во времена войн и почти не отступает от освоенных областей власти после окончания этих войн. Например, резкий рост фискального давления не сменяется таким же резким отступлением в мирные времена. Если люди привыкли платить больше, не стоит их тревожить.

Кревельд относит причины упадка государства к глобализации, усилению мощи негосударственных субъектов и постепенному уходу «войны по Клаузевицу». Ей на смену приходят асимметричные войны Левиафана с новыми субъектами, и эти войны ставят под вопрос способность государства обеспечивать то, ради чего оно как бы и существует, — безопасность граждан. Идея о завершении «старых войн» хорошо артикулирована Мэри Калдор, которая также приходит к мысли о росте мощи негосударственных субъектов и в целом о плавучести самого по себе государства. Например, чем была Республика Сербская во время Боснийской войны?

Наконец, технический прогресс, прежде всего в сфере информации, по Кревельду, замыкает список причин, по которым мощь государства медленно, но неизбежно падает. Кревельд считает, что на смену государству придут новые формы политической организации — более гибкие и адаптивные.

…теоретика-марксиста

Боб Джессоп в книге «Государство: прошлое, настоящее, будущее» рассматривает морское чудище как постоянно изменяющийся ансамбль социальных отношений и институтов, тесно связанный с экономическими, политическими и социальными процессами. Это согласуется с тезисом Кревельда о бюрократии как особом социальном мире, подверженном влиянию различных социальных сил.

Джессоп подчеркивает роль государства в поддержании капиталистической системы и смягчении ее противоречий и кризисов. Он видит в государстве арену борьбы различных групп за власть и влияние.

Как можно увидеть, «фактурная» часть текстов рассмотренных нами теоретиков в целом одна и та же — с наступлением Нового времени государство собирается через усиление и укрепление бюрократического аппарата, призванного улучшить сбор налогов и качество комплектования армии.

Постепенно из этих задач вырастают и плюшки знакомого нам социального государства, новые университеты, всеобщая система образования, наука. По мере роста всё это приходится приправлять национализмом.

Развитие государства ускоряется с началом индустриализации и резким развитием капитализма и, как следствие, ростом противоречий между самыми мощными левиафанами. После Второй мировой войны архитектура мира затачивается под ограничение автономии самых крупных и мощных государств. До 1980-х идет инерционный рост мощи и распространенности государства, а потом начинается спад.

Левиафан строится как ансамбль институтов, руководимых прошитой национализмом бюрократией, имеющей две базовые задачи: собирать налоги и формировать армию. Все остальные функции государства модульны, и их работа связана с вызовами, касающимися качества выполнения этих двух задач: в один исторический момент это сильная социалка и культ физкультуры, в другой — шиллинг на дне кружки.

Теперь рассмотрим, как Левиафан реагирует на неординарные для него ситуации, на примере Второй ливанской войны, когда Израиль столкнулся с негосударственным, но хорошо вооруженным и готовым сражаться субъектом.

Израильский Левиафан против неведомой зверушки

Виноград ни в чем не виноват

Вторая ливанская война достаточно однозначно была оценена в Израиле как неудачная. Уже в апреле 2007 года в публичный доступ вышла первая часть доклада судьи Элиягу Винограда о причинах израильских неудач, и, прочитав его и еще ряд докладов и статей (как правило, опирающихся на текст Винограда), мы попробуем рассмотреть действия Израиля в этой войне как действия Левиафана, в рамках его черт, описанных нами выше.

1. В начавшейся войне ЦАХАЛ не смог сформировать четко определенной стратегии и цели. Руководители не понимали, что делать, и не были готовы соглашаться друг с другом, что тоже работало на затягивание конфликта. Командование предполагало ракетами и бомбами нанести «Хезболле» достаточно весомый ущерб, чтобы принудить ее к капитуляции. Однако бункеры организации оказались слишком хорошо защищены, организацию слишком сильно поддерживало ливанское общество, поэтому после бомбардировок, озлобивших местное население, пришлось вводить пехоту.
2. Пехота же выявила недостаточную подготовку резервистов и серьезные проблемы с военной логистикой. Фокус на борьбе с повстанцами в самой Палестине нехорошо сказался на способностях ЦАХАЛа в Ливане. В частности, войскам хронически не хватало разведданных того качества, к которому они привыкли при операциях в секторе Газа. Помимо того, что раньше израильская разведка не акцентировала внимание на Ливане, само по себе количество вызовов и информации резко превышало возможности израильской разведки ее оперативно обработать и дать войскам качественные данные — и это при том, что военная разведка работала максимально четко и качественно именно как государственная машина. Войска получали снимки 2002 года, в то время как коробки со свежими материалами стояли невскрытые. Грубо говоря, армия вела не полицейскую борьбу, а полноценную военную — но не против модерных государственных армий, как во время войны Судного дня.
3. У самой же «Хезболлы» с логистикой дела обстояли хорошо. Она обладала сетью тоннелей и бункеров, защищенных от израильских ракет. Это позволило мусульманам втянуть Израиль в долгую борьбу, каждый шаг в которой ухудшал его положение.
4. «Хезболла» сумела оказать серьезное психологическое давление на Израиль в целом массированными ракетными ударами. Особенно чувствительны они оказались во время войны — люди задавали вопросы о том, про что вообще эта война, если она не решает проблемы безопасности.
5. Гражданское население Ливана тоже сильно повлияло на ход и результаты войны. Ему, конечно, не повезло с обеих сторон — «Хезболла» использовала его как живой щит, а Израиль бил неизбирательным вооружением по плохо разведанным объектам. Тем не менее потери среди мирных жителей записались в моральный баланс Израиля, потому что широкую военную операцию начал он, а «Хезболла» благодаря этому приобрела имидж организации, сражающейся за свободу.
6. Удары по Ливану неизбирательным вооружением привели к давлению на Израиль со стороны международного сообщества, из-за чего возможности Израиля развивать наземную операцию оказались резко сужены. Резолюция Совета Безопасности ООН № 1701, принятая в августе 2006 года и завершившая войну, закрепила за «Хезболлой» статус силы сопротивления.

Массовое применение военной силы оказалось аргументом против Израиля, и не только с моральной позиции, но и с позиции военной науки. По Клаузевицу, массовое применение силы осмысленно, когда целью является лишение врага возможности воевать — как это было с ядерными бомбардировками 1945 года, имевшими строго военную цель. Израиль со всей своей мощью не смог нанести «Хезболле» урон такого уровня.

Максимально интересные для нас тезисы из доклада Винограда выглядят так:

«Мы обнаружили серьезные недостатки и проблемные области в процессах принятия решений и работе сотрудников как в политических, так и в военных эшелонах»;

«Способ, которым было принято первоначальное решение о начале войны; тот факт, что Израиль начал войну, не определив, какой вариант выбрать, и без стратегии выхода — всё это было серьезными недостатками, которые повлияли на всю войну».

Для нашего текста особенно важно, что, по мнению Винограда, премьер-министр и министр обороны «действовали исходя из сильного и искреннего понимания того, что они считали в то время интересами Израиля».

Иными словами, войну начал Левиафан на максималках — с компетентным правительством и армией, творчески осваивающей новые концепции ведения войны (напомним, государство и появляется изначально для того, чтобы вести войну). Плюс война могла начаться тогда при воплощении одной из двух вводных — либо резкая смена режима в приграничном государстве, либо самостоятельное решение Израиля начать войну. Обе вводные давали Израилю фору в несколько месяцев.

И при этих максимально позитивных стартовых установках прекращение войны стало «политическим соглашением, которое включало положительные элементы для Израиля, позволяющие ему остановить войну, которую он не смог выиграть». Еще один тезис звучит как приговор для Левиафана: «…не смогли, особенно из-за действий высшего командования и наземных сил, предоставить эффективный военный ответ на вызов, поставленный войной».

Таким образом, имея традиционно высокое качество военного руководства и вполне компетентное правительство, Израиль как государство не смог корректно ответить на вызов, преподнесенный ему негосударственным актором.

Может быть, израильское руководство просто не успевало осмыслить новую реальность?

Успевало.

Делез и ЦАХАЛ

Еще до войны Израиль пришел к пониманию, что армию надо готовить к вооруженным конфликтам низкой интенсивности. Один из евангелистов такого направления развития ЦАХАЛа, генерал Узи Даян (племянник того самого Моше Даяна), говорил:

«Силы должны быть готовы к такому конфликту, поскольку, только подготовившись, мы можем избежать полномасштабного конфликта. Из этого вытекает, что оперативные полевые подразделения до уровня батальона и роты должны будут поднять три разных флага на своих древках (рутинная безопасность, чрезвычайные операции и война), и поэтому необходимо уточнить, как мы определяем используемые нами термины. Мы должны сделать это, чтобы создать общий язык, подходящий для нашей сферы».

В 1997 году он занялся выработкой новых концепций и доктрины для противостояния вызовам, которые представляли оппоненты. Одной из инициатив стало создание Центра исследований конфликта низкой интенсивности, другой — создание в 1995 году Института исследований оперативной теории (OTRI) с бригадным генералом (в запасе) Шимоном Наве в качестве директора.

Наве при выработке новой концепции действий ЦАХАЛа опирался на советскую теорию систем и концепты Делеза и Гваттари для описания децентрализованной формы ведения войны. Этот подход достиг своего пика в операции «Защитная стена», проведенной ЦАХАЛом на Западном берегу реки Иордан весной 2002 года.

Концепции системного оперативного проектирования (SOD), включающие многие системно-ориентированные принципы боевых действий, основанных на эффектах (EBO), и идея дистанционных огневых средств были объединены в израильскую оперативную концепцию, принятую Даном Халуцем (начштаба ЦАХАЛа во время Второй ливанской) в апреле 2006 года.

Довольно хорошо ее суть разворачивает Эяль Вайцман в статье «Летальная теория» — правда, говоря о другом израильском офицере, десантнике Авиве Кохави, ученике Шимона Наве.

Новая доктрина заменила понятия «цели» и «подчинения» новыми концепциями, такими как «рациональность кампании» и «сознательное выжигание» противника. Цель доктрины заключалась в том, чтобы распознать логику системы противника и создать кампанию, основанную на эффектах, состоящую из серии «физических и когнитивных проявлений», призванных повлиять на сознание противника, а не уничтожить его.

Новая теория победы сильно контрастировала с классическими линейными операциями, где противник был вынужден капитулировать в решающей битве на уничтожение. Новый подход требовал одновременной атаки по всей глубине и измерениям оперативного развертывания, что полностью парализовало бы системы противника. Такой тип победы не только основывался на физическом уничтожении, но и уделял большое внимание воздействию на логику системы противника, парализуя его мотивацию и способность продолжать борьбу. Эта новая теория победы в значительной степени опиралась на американскую концепцию операций, основанных на эффектах (EBO). Концепция EBO выступала за применение военных рычагов не только ради нанесения урона как такового, но и ради создания косвенных и каскадных эффектов, которые бы влияли на противника как на систему и позволяли бы достигать стратегических целей кампании.

Комиссия Винограда не обходит эту концепцию своим вниманием:

«Определение воздушной среды и ее превосходства как центрального элемента позволяет более эффективно использовать маневренные, разведывательные, уничтожающие и контрольные возможности, при этом минимизируя трение с асимметричными элементами, которые противник развил».

Таким образом, к лету 2006 года Израиль был готов к необычным войнам настолько, насколько это вообще возможно: институционально, концептуально, управленчески. И, следовательно, в его лице Левиафан столкнулся с принципиально новым противником.

Китайский Левиафан и пандемия

Теперь посмотрим, как сказывается привычная работа Левиафана на втором его ключевом функционале — фискальном. Контроль государства над основными экономическими субъектами сложился уже к середине XIX века, и поэтому важно смотреть не столько на аналоги, сколько на экономику страны, на которую Левиафан особенно серьезно может воздействовать, когда случается чрезвычайная ситуация.

И, конечно, идеальным примером для описания такой ситуации является Китай, реагирующий на пандемию. Его стратегия работы в пандемию стала основой для выработки карантинных мер во многих странах, что усиливает представительский потенциал выбранной нами истории.

Примерно в феврале 2020 года он начал выстраивать политику нулевого ковида, стремясь по возможности полностью исключить развитие заболеваемости. При этом экономическая статистика, и так не очень прозрачная, с наступлением пандемии начала пропадать из открытого доступа, поэтому мы рассмотрим кратко исследования, которые оценили изменения в китайской экономике через изучение загрязнений, динамики ночного освещения и интенсивности логистики между префектурами.

Да, сама по себе тема «Экономика и ковид» изучена достаточно хорошо, и мы не беремся сказать здесь новое слово. Наша задача — освоить легитимные научные данные и посмотреть на них сквозь призму нашего базового концепта.

Политические основы концепции нулевого ковида

Джереми Марк и Майкл Шуман сделали довольно критичный обзор связи между политикой нулевого ковида и динамикой китайской экономики.

На первый взгляд Китай хорошо справился с пандемией экономически. Об этом, в частности, говорит тот факт, что темп роста ВВП Китая достиг 8,1% в 2021 году. Однако в 2022 году появление штамма омикрон привело к закрытию финансовых, производственных и экспортных центров, включая Шанхай, Шэньчжэнь, Гуанчжоу и Чанчунь, что в свою очередь привело к провалу политики нулевого ковида в обеспечении безопасности жизни людей и экономической жизнеспособности.

Джереми Марк и Майкл Шуман, помимо прочего, сформулировали мысль, согласно которой нулевой ковид стал реакцией компартии Китая на пандемию как угрозу ее власти — и эта политическая мотивация породила негибкость карантинных практик, что серьезно сказалось на судьбе людей, например, в Шанхае — когда их не выпускали из домов даже при недостатке еды.

Политика нулевого ковида позволила Китаю на несколько месяцев вернуться к нормальной жизни и помогла экономике выйти на высокий уровень экспорта, что способствовало росту ВВП примерно на 8% в 2021 году. Однако в 2022 году ВВП упал на 3,9%, что прямо увязывается с политикой нулевого ковида.

С появлением дельта-штамма политика нулевого ковида стала жестче сказываться на экономике — например, приводя к сбоям в производстве микросхем и автомобилей в таких городах, как Сиань и Тяньцзинь. Увеличивались задержки в мировых цепочках поставок через крупные порты Нинбо и Шэньчжэнь, что повышало расходы на транспортировку. В 2022 году штамм омикрон привел к полной изоляции Шанхая, Шэньчжэня, Дунгуаня и Чанчуня, и впервые с 2020 года Китай официально зафиксировал смерти от COVID-19.

В целом же китайская экономика продемонстрировала уверенное восстановление после общенациональных карантинных мер на ранних этапах пандемии COVID-19. Когда вирус распространился с Уханя на Европу, Северную Америку и другие части мира, промышленный сектор Китая быстро вернулся к максимальной производительности, обеспечивая мировые рынки рекордными объемами экспорта. В 2020 году экономический рост Китая замедлился до 2,2% из-за мер изоляции в первом квартале, но к концу года и в 2021 году экономика стремительно восстанавливалась. В 2021 году ВВП вырос примерно на 8%, а экспорт превысил $3,3 триллиона, включая рекорд в декабре.

Однако внутреннее потребление, важный фактор экономического роста, не полностью восстановилось, так как домохозяйства экономили, а малый бизнес страдал.

Удар по малому бизнесу оказался чувствительным, поскольку малые и средние предприятия составляли около 80% городских рабочих мест в Китае в 2013 году, преимущественно в секторе услуг.

Крупные промышленные предприятия Китая также пострадали: индекс Caixin/Markit показал резкий спад активности на заводах в начале 2022 года, хотя в следующем месяце он вернулся к росту. Новый оформленный заказ на экспорт сокращался восемь месяцев подряд, что частично связано с уменьшением спроса на продукцию, связанную с пандемией.

Наконец, из-за политики нулевого ковида Китай схлопотал кризис недвижимости, в свою очередь ударивший по финансовым ресурсам ряда префектур. Этот кризис описывался через идиому «добавить мороз на снег» (雪上加霜). Чувствительность недвижимости для китайской экономики обозначает уже тот факт, что там сосредоточено более четверти ВВП страны.

Строительное производство в четвертом квартале 2021 года снизилось на 2,1%, а в секторе недвижимости — на 2,9%. В феврале 2022 года цены на новое и старое жилье упали в семидесяти крупных городах, а общий объем новых ипотек снизился впервые с 2007 года. В марте, из-за локдаунов и других ограничений, продажи новых домов упали на 29%.

Загрязнения, ночное освещение и удары по экономике

Несколько китайских авторов в работе Economic Impacts of China’s Zero-COVID Policies изучили экономическое влияние политики нулевого ковида, охватывающей период с 2020 по 2022 год. Авторы проанализировали ежедневные индексы уровня риска на уровне уездов Китая с апреля 2021-го по декабрь 2022 года, охватывающие 2853 уезда и 368 городов на уровне округов, и совместили их с динамикой загрязнений воздуха и ночного освещения.

Авторы преобразовали исходные данные о мобильности в два ежедневных индекса на уровне префектур: мобильность прибытия и мобильность убытия, сформировав соответствующие индексы. Далее, в отсутствие данных по ВВП по префектурам на 2020–2022 годы они проанализировали влияние пандемии на мобильность и загрязнение воздуха, измеряемое концентрацией мелких твердых частиц (PM2.5), а также влияние на ночное освещение. Авторы обращали внимание на разницу в этих показателях между регионами с жесткой карантинной практикой и регионами, где эта практика была достаточно либеральной.

Рамка жесткости/мягкости карантина по большому счету была подарена китайским государством. Вместе с введением карантина 17 февраля 2020 года Китай, используя большие данные, установил систему определения уровня риска на национальном уровне. Она позволяла обозначать низкий, средний и высокий уровень риска — в регионах со средним и высоким уровнями предпринимались более жесткие карантинные меры. Авторы Economy Impact определяют уезд как «регион риска» на определенный день, если в нем есть хотя бы одно сообщество, классифицированное как сообщество со средним или высоким риском в соответствии с вышеупомянутыми критериями. Префектуру как «регион риска» определяли, если хотя бы одно сообщество в ее пределах классифицировалось как «зона риска».

Исследование показало, что на уровне префектур и уездов политика нулевого ковида позволяла удалить проявления пандемии за три недели, но в 2022 году этот показатель достаточно резко вырос до 50 дней.

При этом авторы отмечают, что межпрефектурный трафик сокращался в среднем на 30%, как только та или иная префектура обозначалась как регион со средней либо высокой степенью риска, этот показатель сохранялся и в 2021, и 2022 году.

Маркировка региона как зоны риска влияла и на динамику выброса микрочастиц PM2.5, и на ночное освещение, хотя общеэкономические изменения были невелики. В 2022 же году политика нулевого ковида привела к снижению концентрации PM2.5 на 1,17% и уменьшению ночного освещения на 7,7%. Различия в эффектах политики, наблюдаемые между 2021 и 2022 годами, в основном можно объяснить различием в строгости политики нулевого ковида. Иными словами, штамм омикрон привел к резкому ужесточению мер карантина, которые уже сказались на экономике: согласно авторам, политика нулевого ковида привела к сокращению ВВП Китая примерно на 3,9% в 2022 году.

Согласно авторам, в среднем со 2 апреля 2021-го по 15 декабря 2022 года 74 уезда ежедневно классифицировались как «регионы риска».

В среднем каждый уезд классифицировался как «регион риска» на протяжении 16 дней к 15 декабря 2022 года (конец политики нулевого ковида). Суммарное количество ежедневно подтвержденных случаев по стране положительно коррелирует с количеством уездов, имеющих зоны риска.

Авторы также отметили резкий рост числа уездов, классифицированных как «регионы риска», начиная с июля 2022 года, тогда как резкий всплеск числа подтвержденных случаев произошел только после октября 2022 года. Иными словами, в 2022 году местные чиновники были и склонны, и морально готовы реагировать на новую угрозу пандемии более жестко, чем раньше.

Влияние политики нулевого ковида на число случаев заболевания различается: в 2021 году эффект быстро спадал после пика, тогда как в 2022 году он оставался высоким дольше. В 2022 году появление новых штаммов, таких как омикрон, отразилось на эффективности политики, но в 2021 году она позволяла быстро снижать число случаев. В разных регионах Китая также наблюдались значительные различия в темпах снижения числа случаев после введения строгих мер. Стоит также отметить, что в 2021–2022 годах китайские власти намного более интенсивно включают ограничения на мобильность, что сказывается на логистической динамике, ее росте с 2% в начале пандемии до 30% в 2022 году.

В целом политика нулевого ковида серьезно ограничила межпрефектурную мобильность, что плохо повлияло на транспортную отрасль и другие связанные секторы. При этом данные о перемещениях внутри префектур не приводятся, возможно, они не поменялись.

Относительно концентрации PM2.5 в 2021 и 2022 годах авторы приходят к достаточно необычным выводам. В 2021 году, когда политика была менее строгой, рост загрязнения в некоторых районах оказался более значительным, чем влияние ограничений. В 2022 году, при более жестком выполнении этой политики, в среднем потребовалось три недели для возвращения уровня PM2.5 к исходным значениям, что указывает на снижение промышленного производства и движения транспорта на этот период.

Авторы рассчитали взаимозависимость между ВВП и ночным освещением: изменение ночного освещения на 1% соответствует изменению ВВП на 0,858%. К концу 2022 года политика нулевого ковида была внедрена в 1700 из 2853 уездов Китая. Это дает снижение ВВП на примерно 3,9%.

Помимо этого, авторы приходят к мысли, что политика нулевого ковида в конкретной префектуре уменьшает уровень загрязнения в прилегающих областях из-за ограничений в логистике и производстве. Также они пришли к мысли, что, скорее всего, показатели ночного освещения достаточно слабо связаны с режимом пандемии.

В отношении же РМ2.5 местное загрязнение существенно снизилось после локдауна в 2020 году, начало расти через несколько недель после внедрения политики нулевого ковида в 2021 году и в 2022 году показало кратковременное снижение. В 2022 году политика нулевого ковида привела к снижению концентрации PM2.5 в диапазоне от 1,17 до 3,47%.

Грузовая логистика и композиция локдаунов

Еще один коллектив китайских авторов в своем анализе использовал данные о ежемесячных грузоперевозках между городами. Эти данные предоставлены одной из ведущих логистических служб Китая, которая в 2020 году отслеживала информацию в реальном времени об 1,8 миллиона грузовиков. Эти данные позволяли исследователям быстро фиксировать изменения в логистике и оценивать экономические потоки между городами, что в свою очередь позволило оценить изменение реального дохода в контексте локдауна и увидеть его эффект через динамику торговых связей.

Исследователи сравнивали грузопоток между городами, из которых хотя бы один находится на локдауне, с грузопотоком между городами, которые не находятся на локдауне. Локдаун в течение месяца снижает грузопоток на 59%, частичный локдаун — на 20%.

В отсутствие публичных данных о локдауне исследователи сформировали ежемесячный индекс локдаунов на уровне города, чтобы различать их масштабы.

Исследование показало, что изменение совокупного потока грузовых автомобилей отрицательно коррелирует с новыми случаями COVID (корреляция —0,68). Эта отрицательная корреляция остается значимой (корреляция —0,42, p-значение — 0,08) после исключения данных за первый квартал, на который выпадает китайский Новый год.

Чтобы связать меры локдауна на уровне города с перемещением грузовиков между городами, исследователи ввели новые переменные для локдауна. Эти переменные различают полный, частичный и минимальный локдаун. Взаимосвязь оказалась прямой: общее движение грузовиков сокращается на 48% при полном локдауне, на 21% при частичном и на 3% при минимальном. Минимальные локдауны рассматриваются как отсутствие локдауна, так как количество случаев COVID и нарушение движения грузовиков в этих условиях незначительны.

Если ввести полный локдаун на месяц, то грузоперевозки, связанные с этим городом, сократятся на 54%. Частичный локдаун на месяц снизит грузоперевозки на 10%.

Также исследование показало, что, когда из-за локдаунов увеличиваются совокупные издержки от города I к городу N, город N сокращает спрос на товар города I и повышает спрос на другие товары. Это снижает доход и производственные издержки в городе I, вызывая дальнейшие эффекты, влияющие на другие города.

При условии, что состав товаров в грузовиках и доля автомобильного транспорта остаются неизменными, изменение потока грузовиков идентично изменению объема торговли. Тогда среднее взвешенное изменение грузопотока в город отражает изменение его реального дохода. Имеющиеся линейные достаточные статистики позволяют аналитически решить шоки локдауна, что значительно сокращает вычислительные затраты.

Структурный же подход показал увеличение внутригородских издержек на 45% при полном локдауне. Влияние частичного локдауна значительно слабее: увеличение совокупных издержек между городами и внутри города составляет 5% и 8% соответственно.

Локдаун снижает номинальную зарплату в закрытом городе и усиливает влияние на торговые потоки: например, уменьшение зарплаты снижает цены на товары из этого города, что смягчает эффект, оказываемый на торговлю. При полном локдауне второй эффект преобладает, тем самым общие равновесные эффекты смягчают экономические потери от локдауна.

Согласно авторам, если в четырех крупнейших городах Китая (Пекин, Гуанчжоу, Шанхай и Шэньчжэнь) ввести месячный полный локдаун, их реальный доход снизится на 61%, а национальный реальный доход упадет на 8,6%, из которых 11% обусловлены косвенными эффектами. Такой сценарий казался немыслимым до появления штамма омикрон, но в конце марта 2022 года Шэньчжэнь был закрыт на неделю, а в Шанхае частичный локдаун перешел в фактический полный. Если же все города будут закрыты, суммарные потери окажутся еще больше: совокупный реальный доход снизится на 53%.

Авторы отмечают, что их оценки отражают лишь краткосрочные эффекты локдауна и не учитывают долгосрочные последствия для ожиданий, сбережений и инвестиционных решений. Кроме того, результаты не дают прямых оснований для поддержки или осуждения немедленного локдауна при небольших вспышках ковида, что является ключевой особенностью политики нулевого ковида в Китае.

Теперь посмотрим на этом материале, как выглядит китайский Левиафан в чрезвычайной ситуации.

1. Он весьма медлителен. На полную мощность воздействия он выходит к третьему году пандемии.
2. Основные субъекты управления, способные выстраивать политику карантина, — префектуры. Иными словами, для Левиафана всё более органично давать руководящие указания и координировать, а не решать и осуществлять.
3. Чем сильнее Левиафан способен воздействовать на общество при выполнении своих задач, тем больше он подламывает основание своей функциональности — экономику страны.

Третий вывод можно назвать главным для нашего текста. В обоих рассмотренных нами случаях Левиафан, выходя на полную мощность своей работы, начинает подламывать свои же основания. В то же время он сохраняет функциональность: Вторая ливанская война окончилась уменьшением ракетных обстрелов Израиля, а концепция нулевого ковида позволила резко уменьшить смертность и распространение болезни.

Таким образом, модерное государство действительно понемногу сдает позиции. Но оно вполне функционально, и на наш век, скорее всего, его тяжело успокаивающей лапы нам хватит.