«Я для чего пою? Чтобы меня жрали?» Почему в 1990 году Егор Летов распустил «Гражданскую оборону»
Прошло уже почти тридцать лет с тех пор, как Егор Летов расформировал ставшую к тому времени сверхпопулярной «Гражданскую оборону». О том, что привело к этому, высказываются разные мнения. Как, впрочем, и о многих других событиях, ключевых для сибирского панка, которому посвящена книга «Следы на снегу», только что вышедшая в издательстве Common place и составленная Иваном Смехом и Владимиром Козловым. Это первая в своем роде попытка реконструировать историю «сибирской волны» на основании рассказов и воспоминаний непосредственных участников и наблюдателей. Публикуем фрагмент, повествующий о том, как на концертах «Гр.Об.» начали летать вырванные из полов ДК стулья — и летали, пока группа не прекратила существование на три года. Заказать книгу с доставкой можно тут.
Иван Смех: В ходе интервью для «Следов на снегу» Владимир Козлов часто задавал один и тот же вопрос разным собеседникам, чтобы сопоставить их версии и взгляды на важные события, к которым относится и роспуск «Гражданской обороны», состоявшийся после «Последнего концерта в Таллине» (14 апреля 1990 года). Это выступление принято связывать с лавинообразным ростом внимания к группе, сказавшимся в том числе и на специфическом поведении публики во время концертов.
Рассказывают:
Олег «Берт» Тарасов — в 1980-х распространитель записей сибирских панк-групп.
Игорь «Джефф» Жевтун — музыкант, в 1980-х участник групп «Инструкция по выживанию», «Выжившие по Инструкции», «Гражданская оборона», «Великие Октябри».
Константин «Кузя УО» Рябинов — музыкант, основатель группы «Христосы на паперти», сооснователь «Гражданской обороны».
Сергей Фирсов — в 1980-х распространитель записей сибирских панк-групп, директор группы «Гражданская оборона».
Олег «Манагер» Судаков — музыкант, в 1980-х лидер групп «Армия Власова» и «Цыганята и Я и Ильича», участник «Гражданской обороны» и проекта «Коммунизм».
Александр Чиркин — лидер группы «ПУТТИ».
Владимир Богомяков — поэт, писатель, наблюдатель панк-сцены 1980-х.
Сергей Летов — музыкант, джазовый саксофонист, старший брат Егора Летова, участник группы «ДК».
Владимир Козлов: Вот то, что Летов в 90-м году практически на три года прекратил деятельность. Почему, как вы считаете, это произошло?
Олег Тарасов: В какой-то момент получилось, что уже нездоровая популярность, то, что называется говнари — совершенно какие-то безмозглые подростки, воспринявшие брутальную внешнюю атрибутику, а в резонансе — «жри говно, я говно», и никакого интеллектуального дальнейшего развития. Егора стало это напрягать, он решил, что лучше сменить историю, даже меня просил: «Говори, что я умер, если что, пускай слух, я не хочу общаться ни с кем». Это как раз период был его поездок на Урал, когда энцефалитный клещ, который как раз и дал результатом появление величайшего альбома «Прыг-скок». «Ходит дурачок», всё это понятно.
…Людей, детей, дураков, мудаков — как угодно назови, достаточно неприятно, когда безмозглый фанатизм и деструкция.
Владимир Козлов: На московских концертах это бывало?
Олег Тарасов: Я же сам сказал, что восемь лампочек разбил! Я тоже говнарём был, а может быть, и сейчас остался. До того чукча. Говном стал, а впрочем, говном и был. До сих пор думаешь — да. Я человек сильно пьющий, например. Такое натворишь…
Владимир Козлов: А вообще, вспоминая сейчас то время, что больше запомнилось: студийная работа или концерты, или просто общение?
Игорь Жевтун: Наверное, всё-таки студийная работа, потому что больше отдачи какой-то, наверное, требовала, точности, концентрации, да и интереса просто больше вызывала. Да, больше всего студийная, но, естественно, и в жизни всякие случаи и истории были, моменты запоминающиеся. Концерты как-то так, интересно, но не самое, наверное, всё-таки важное.
Владимир Козлов: Часто случалось, чтобы стулья ломали в зале, прочее?
Игорь Жевтун: Нет, не часто. Но практически, наверное, всё же на каждом какие-то инциденты возникали с имуществом. Даже есть такой концерт — «Свет и стулья». Вот, наверное, потому что у нас впервые так сломали, поступила толпа с мебелью местной. А так — я не знаю, мне лично известно два или три случая, может, было больше, может, кто-то знает больше, со стороны зрителей, кто на концертах находился. Лично мне известно два-три случая, по-моему. Почему известно — потому что потом предъявлялись претензии со стороны администрации, недовольство. Тогда еще были и билетерши, и технички, как тогда называлось, уборщицы, я не знаю, бабушки-тетушки со швабрами, с ведрами ходили. Ворчали, недовольство выражали, но насчет денежных штрафов — я не помню такого. Может, устроителям что-то было, а чтобы меня касалось — я не помню. Материальный ущерб — да, какой-то бывал, но чтобы группа несла материальный ущерб — по-моему, не было такого.
Владимир Козлов: Вот вы упомянули, что были какие-то жизненные ситуации, что-то еще, а можете такое вспомнить того периода, конца 80-х? Или какой-то концерт, который, может быть, всё-таки запомнился, что-то такое, что больше впечатлений оставило?
Игорь Жевтун: Не знаю даже. Ну если только «Свет и стулья», запись концерта, когда поломали стулья в очень приличном месте, ДК «Звездный», что ли, был, или гостиница «Звездный». В общем, какой-то хороший концертный зал был, по тем временам дорого, по последнему, а может, и не по последнему, слову техники был оформлен. Дорогостоящая вся эта мебель, там чуть ли не в креслах были наушники, такое что-то. Всех поразило, опять же повторюсь, администрацию, что толпа зрителей так плохо поступила, я не знаю, чем думали руководители, или, может, администрация не знала, какую музыку играет группа. В общем, так оно получилось. А так, жизненное… Сами встречи несли в себе определенный интерес, господи, как сказать. Наверное, так это у многих в определенном возрасте, в молодом возрасте сама по себе жизнь кажется очень запоминающейся, очень много событий, казалось бы, незначительных, но для того возраста и времени имело какое-то очень большое значение. А так, чтобы исторических или эпохальных событий, — не знаю, сейчас, честно говоря, в голову не приходит такое. Жили вместе, веселились, выпивали, безобразничали, не безобразничали, не знаю, как-то так. Не знаю, Владимир, как вам ответить.
Владимир Козлов: Вы сказали, что уже была большая популярность у «Гражданской обороны». Это примерно 89-й год?
Константин Рябинов: Да, начиная с 89-го, совсем было… 90-е — это было уже… Если в 90-м Летов решил совсем, последний концерт в Таллине — это, наверное, он чего-то там переелся, уже избыток был. Наверное, он думал, что так уже нельзя, потому что стали происходить какие-то истерики просто. В Москве и вообще.
Владимир Козлов: В смысле — на концертах?
Константин Рябинов: Ну да. Всё же громили. Это понятно, это всегда так бывает.
Владимир Козлов: А можно чуть поподробней про это? Потому что те люди, которые сейчас, — им это вообще не понятно.
Константин Рябинов: Я недавно где-то в интернете читал — Олег Тарасов, Берт который, у него есть запись, он ее назвал «Свет и стулья». Это в ДК МЭИ, это было в 90-м. Или в 89-м? Нет? По-моему, в 89-м. Как раз там играл и Ник Рок-н-ролл. Трех первых рядов не было даже в помине, стульев, они их разнесли в какие-то щепки или в пыль, их не было вообще. Там была дикость какая-то. Это нормально, когда это всё начинается, — так и должно быть. Сейчас этого, конечно, нет.
Владимир Козлов: А почему люди громили? Почему музыка у них вызывала такие эмоции? Почему подталкивала? Вы как-то можете это объяснить?
Константин Рябинов: Ну вот смотрите, я вам сейчас расскажу. Когда мы учились в школе, когда я еще не был, разумеется, знаком с Летовым, учился в восьмом классе. Нас было трое, у нас не было, конечно, инструментов, но когда подходил к концу урок, звенел звонок, представляете, прибегали старшеклассники, Сашу, меня и Вову брали на руки, волокли на заднее крыльцо школы. Мы делали вид, что мы чего-то там исполняем, стояли и что-то орали просто. А вокруг бушевала какая-то толпа просто, они даже не слышали ничего, им просто нужно было поорать. Им казалось, что они действительно на концерте, наверное, я не знаю.
Владимир Козлов: Мне Кузя сегодня рассказывал про концерт. Говорит, даже не один такой концерт был, когда ломали стулья.
Сергей Фирсов: Практически всегда ломали стулья. Потому что происходило это либо в домах культуры, либо в кинотеатрах, где были такие деревянные откидывающиеся стулья, которые, если на них встать, ломались на раз. В городе Симферополе в ДК МВД разломали просто всё в щепки, конечно. Это было часто, нормальное явление было. Не то, что бы их специально как-то там ломали, они просто ломались сами. Потому что на них вставали.
[Цит. по: Янка. Сборник материалов. СПб.: ЛНПП «Облик», 2001 г.]:
Сергей Фирсов: У меня, как у директора группы, была довольно жесткая финансовая политика. Деньги всегда должны быть уплачены до начала концерта. Типа утром деньги, вечером стулья. Тогда ведь нормальной практикой было всех динамить, и гонорары почти никогда не платились. А я стоял насмерть: пока деньги не уплачены — группа на сцену не выходит.
И тут какой-то человек решил сделать «обороне» два концерта в Симферополе. Зал был не очень большой, человек на четыреста. Разумеется, набилось битком. Все орут: «„Оборону“ давай!» Я говорю:
— Всё! Гоните бабки!
И нам заплатили за два концерта сразу. А больше половины концерта мы никогда и не играли. А уж чтобы два концерта подряд — такого вообще ни разу не было. Очень выгодно: получаешь деньги за два концерта, а играешь половину одного — и сматываешься!
Естественно, зрители за полчаса разгромили зал в клочья. Ни одного целого кресла не осталось! Там были такие деревянные шлепающие кресла — ломаются они на раз. Замечательно! Они за полчаса всё разгромили, и мы сразу же закончили.
Владимир Козлов: Что подтолкнуло Егора Летова прекратить тогда свою деятельность?
Олег Судаков: Вообще вопросы о Летове — это как младший брат. На самом деле, есть такой факт жизни, он у меня на руке зафиксирован в виде шрама. Мы когда ехали на похороны Янки, когда ее нашли, мы забратались втроем: я, Летов и Олег Лищенко, такая традиция есть — разрезать руку и кровью соединить дружбу. Два названных брата уже мертвы… Ну как?! Все знают ответ на этот вопрос. Вообще, я так позволю себе тридцать секунд сказать, что многие вопросы не требуют вообще ответа. Типа того, что спросить: «А почему в России так плохо?» — «Ну, потому что воруют», — хочется сказать, но это же знают все, а каждый раз спрашивают того-другого: «А как вы считаете?»
Поэтому я… Мне как бы внутри хохотливо. Это же понятно, когда люди, допустим, девятьсот или тысяча человек стоят на головах, рвут стулья на клочья, на железки и деревяшки — то это что? Надо либо быть сугубо нарциссом, чтобы это любить, потому что это происходит на тебе, либо, наоборот, отвратиться, потому что, в общем-то, ты поешь песни, и никогда не отличалась та же «ГО» желанием, чтобы люди получали просто голую энергетику. Ну, пожалуйста, иди напейся водки, полюби красивую женщину, разгонись на машине и стукнись в стену — ты получишь драйв соизмеримый с этим. Это то, что называется фанатизмом. Насколько я знаю, отношение было именно такое. И концерт в Таллине — это было какой-то финальной точкой, хотя сам по себе он не значил такого отвращения, но вот серия концертов до него… Просто мы с Летовым говорили, и он мне сказал: «Я просто не хочу. Я для чего пою? Чтобы меня жрали? Мною закусывали? Меня в виде флажка использовали? Это противно, мерзко и отвратительно. Я пою, в общем-то, для души, для того чтобы человек высвободился от этой фигни, за которую он зацепился на концертах „ГО“». Поэтому он отказался играть. Там масса была предложений достаточно выгодных с точки зрения денег, и до 93-го года была такая пауза. Даже вот появилась группа «Егор и Опизденевшие».
Владимир Козлов: А вообще бывали концерты, на которых ломали стулья?
Александр Чиркин: Обязательно, ты чего. Если такого не было — значит, концерт не удался. Постоянно. Меня раньше вообще удивляло: я помню концерт в ДК Чкалова. Мы туда приходим часа в три-четыре на саундчек, на настройку, да еще и не терпится играть, пораньше хочется. Ну и волнуемся: «Билеты купили? Билеты купили?» Отправляешь шпионов в кассу. Он приходит, говорит — ни одного билета уже нет, а время часа три. А сейчас на концерты народ уже… Столько много, может, информации, другие проблемы, то есть… Хотя раньше это, может, как волна какая-то была. Когда наши российские пацаны начали играть на уровне фирмачей. И интернета, блин, не было.
Владимир Козлов: Это было решение Летова — прекратить концертную деятельность?
Константин Рябинов: Да, конечно.
Владимир Козлов: А вы с этим были согласны?
Константин Рябинов: Да. Ну а как, я что, без него, что ли?
Владимир Козлов: «Гражданская оборона» была распущена в 90-м году. С чем это было связано?
Сергей Фирсов: Я этого до сих пор не могу понять, считаю, что это было неправильно, потому что это был как раз подъем общий. Подъем интереса, подъем концертов, всего, выпуск пластинок. Все в это время стали известными, культовыми, вышли на большие стадионы. А Егор забился там себе в Омске и сидел. Я до сих пор этого не понимаю, зачем это было нужно. На этом он очень много потерял. Не только денег, но и просто популярности, и авторитета, и всего. Я как директор, как человек, который поднимал его, раскручивал, развивал, был просто уничтожен, убит, потому что я до сих пор не понимаю, зачем это было нужно.
Владимир Козлов: А потом уже, совсем в скором времени, Егор объявил, что прекращает деятельность группы. Он как-то заранее с вами, со всеми музыкантами, это обсуждал?
Игорь Жевтун: Да, помню такой момент. Как-то в одной из бесед возник вопрос, что, может, как-то… И усталость, и как-то, не знаю, подумать, передохнуть, да. Требовался какой-то период передышки. Когда был последний концерт в Таллине? В 90-м, да? Да, в 90-м. Только я не помню, по-моему, в конце 90-го уже. И решено было на какое-то время — тогда казалось, что навсегда, ну не навсегда, не по себе было. Да, то есть согласовано было всё это дело.
Владимир Козлов: А вы сами как это восприняли? Перед этим была достаточно интенсивная работа, концерты, записи, и вдруг — всё.
Игорь Жевтун: Да, неприятно, конечно, чувствовал как-то себя, непонятно, что теперь. Были такие моменты. Неизвестность. Потом прошло, постепенно всё выровнялось.
Владимир Козлов: В 90-м году Летов на три года прекратил музыкальную деятельность. Считаете ли вы, что это было правильно в том контексте?
Владимир Богомяков: Потому что у человека разные в жизни бывают периоды. Как я могу сказать, правильно он сделал или нет? Ну, видимо, этому были причины какие-то. Бывает, просто человек думает, что надо замолчать, что мне трудно всегда сделать.
Владимир Козлов: Хочу еще спросить. В 1990 году ваш брат вообще на три года прекратил всякую деятельность. Его не устраивала ситуация с концертами, как я понимаю, эти люди, которые приходили. Вы вообще в курсе мотивов его решения?
Сергей Летов: Я не могу сказать, что я хорошо понимал, что он делает. Я сейчас понимаю, что это связано как раз с теми трансформациями в русском роке, когда он начал превращаться в поп-музыку. Поп-музыка — это, наверное, для моего брата было наиболее тяжким оскорблением, и, наверное, этим заниматься он ни в коем случае не хотел. Всей этой коммерциализацией русского рока. В общем, я думаю, что эти кризисные моменты были связаны с переосмыслением позиции рок-музыканта, ведь рок-музыкант в представлении моего брата — это прежде всего бунтарь, революционер, это властитель дум, а не работник шоу-бизнеса и не официант. А в это время рок превратился, с моей точки зрения, именно в определенной степени в развлекуху, в развлекалово своего рода, а для него это прежде всего была идеологическая вещь. Вот именно поэтому он и прекратил.