Борщ-вестерн, кино белых телефонов и еще 5 исчезнувших киножанров

Существует понятие «убийца жанра» — так называют фильм, который хоронит целое направление в кино. Обычно он тычет зрителю в лицо стереотипами: «Погляди, как это смехотворно! Брось, тебе больше не может это нравиться».

Так, пародийные любовные сцены в трилогии «Голый пистолет» с Лесли Нильсеном отправили в небытие голливудскую эротику.

С тех пор никто больше не решался намазывать в кадре продукты на женские тела: достаточно было вспомнить, как персонаж Нильсена выкладывает полоски бекона на животе возлюбленной. Настоящий убийственный смех!

Иногда направление погибает из-за кассового провала и даже из-за смены режима правления. Некоторые из них переживают второе рождение, как, например, пиратские фильмы, которые воскресил Джек Воробей, — а некоторые уже никогда не возвращаются. Сегодня мы поговорим о том, какие киножанры ушли в прошлое, но успели оставить свой след.

Эксцентрическая комедия (screwball comedy)

Эксцентрические комедии, или, как их иначе называют, комедии бурлеска — детище цензуры. Печально известный пуританский Кодекс Хейса держал американский кинематограф за горло почти 40 лет. Открыто демонстрировать страсть было нельзя, и сексуальное напряжение между персонажами выражалось в постоянных пикировках. Мужчины и женщины обменивались хлесткими репликами, намекая на то, что нельзя было обсуждать вслух и тем более показывать. Искры сыпались, но всё выглядело так, как положено между леди и джентльменами.

Несмотря на весь консерватизм, в эксцентрических ромкомах прослеживаются черты феминизма. Женщины в них не уступали мужчинам в остроумии, интеллекте, профессионализме, умении элегантно одеваться и во всем остальном.

Эксцентрическая комедия — это всегда захватывающая битва полов в бескровной и добродушной, но не слишком мягкой форме. Диалоги в фильмах блестящие, много забавной суматохи и комического непонимания. В финале всё благополучно разрешается и следует хеппи-энд, но без карамельности, как в большинстве современных ромкомов.

В наши дни тоже иногда снимают эксцентрические комедии, например «Мисс переполох» Питера Богдановича (2014) или «Госпожа Америка» Ноа Баумбаха (2015). Элементы жанра мелькают почти во всех комедиях Вуди Аллена, Тарантино и братьев Коэнов. Эротизм на экране больше не подавляется, но обаяние жанра так велико, что он пережил и сексуальную революцию.

Дзидайгэки и тямбара-эйга

В этих традиционных жанрах японского кино сюжет обычно разворачивается во времена Средневековья. Но если тямбара-эйга рассказывает истории из жизни самураев, то дзидайгэки основаны на исторических событиях или фольклоре.

Создателем дзидайгэки считается драматург XVII–XVIII веков Тикамацу Мондзаэмон. Дзидайгэки — ровесник самого японского кино, первые ленты были еще немыми.

Во время американской оккупации Японии в 1945 году фильмы о самураях были запрещены. После войны оба жанра, до этого легкомысленные, стали серьезнее, в них появились черты социальной драмы, а сцены насилия становились всё более жестокими и реалистичными. Отложив в сторону катану, персонаж садился пить и думать о чем-нибудь мрачном.

Дзидайгэки пережил свой расцвет как раз в послевоенный период, в 1950–1960-е годы, после чего его популярность пошла на спад. Тямбара продержался дольше, до 1970-х годов, в том числе благодаря работам крупных режиссеров. О суровой жизни самураев снимали фильмы Акира Куросава, Кэндзи Мидзогути и Тэйносукэ Кинугаса.

Самурай — архетип японской культуры, поэтому никогда полностью не исчезнет из кино. Так, вечный герой тямбара слепой костоправ Дзатоити с триумфом вернулся на большой экран в 2003 году в фильме Такеши Китано «Затойчи».

Красный вестерн (red western) и истерн (eastern)

Во время холодной войны люди, живущие по разные стороны железного занавеса, знали друг о друге немного. Из-за этого в кино появилось множество стереотипов, не исчезнувших и по сей день. «Образ врага» волновал воображение и стимулировал фантазию, благодаря чему в Восточной Европе и родился красный вестерн. На Западе он получил насмешливое прозвище «борщ-вестерн» или «лапша-вестерн» (по аналогии с итальянскими спагетти-вестернами).

Но красный вестерн не лаптем щи хлебает! По сути, это ревизионистский жанр, близкий к современным переосмыслениям событий той эпохи, когда покоряли Дикий Запад. Войны между ковбоями и индейцами, освоение завоеванных территорий и оскал капитализма показывали в фильмах с «нашей», социалистической, точки зрения. Нетрудно догадаться, что капиталисты всегда были плохими, ковбои лишь иногда хорошими, а сочувствие доставалось индейцам.

Красные вестерны снимали в основном в социалистической Европе, а не в Союзе: в ГДР, где его называли ostern, в Югославии, Сербии или Румынии. У жанра была своя звезда — серб Гойко Митич, сыгравший благородных индейцев в 15 фильмах.

Истерн, по сути, калька с американского вестерна, только события разворачиваются на юге России или в Сибири в период Гражданской войны. Налицо черты классического жанра: упрощение и безбожная романтизация. Ковбои и индейцы стали красными и басмачами. Красные всегда хорошие, белые всегда плохие. Побьем буржуев во имя мира на земле и заживем. Те же скачки, перестрелки и пески, только не в Техасе, а где-нибудь в Туркмении.

Со временем появился ревизионистский истерн, например «Свой среди чужих, чужой среди своих» (1974) Никиты Михалкова, обруганный советской критикой за отклонение от генеральной линии партии. Достаточно было взглянуть на утонченного Александра Кайдановского, сыгравшего белого офицера, чтобы понять — тут всё не такое черно-белое, как обычно.

Если красный вестерн — продукт конкретного строя, то истерны появляются и сейчас. В 2014 году вышел боевик «Беглецы», где стреляли и скакали в сибирской тайге в начале XX века. Вестерн и на Востоке штука живучая.

Кино белых телефонов (Cinema dei telefoni bianchi)

Этот жанр итальянской комедии просуществовал совсем недолго: некоторые киноведы датируют его 1936–1943 годами, а на сайте старейшей итальянской вещательной компании «Итальянское радио и телевидение» указан еще более короткий срок — с 1937 по 1941 год.

Даты говорят сами за себя: этот жанр связан с фашизмом. Но свастик в кадре нет, всё тоньше.

Италия в эти годы живет бедно, но проникнута имперским духом. Правящая партия требует бравурности, которой отмечены в те времена комедии почти всех стран — что СССР, что Америки. И люди на экране начинают сиять улыбками, вести легкую жизнь, красиво одеваться и говорить и пользоваться такой статусной вещью, как белый дисковый телефон (в основном повсюду были черные). Снимали кино в роскошных декорациях стиля ар-деко, поэтому жанр называли еще «кино-деко» (cinema Decò).

Герои этих оптимистичных декоративных фильмов всегда получали то, что хотели: девушек, если были влюблены, повышение по службе, успех в бизнесе, чистое небо над головой. Публика во всё это верила и валом валила в кинотеатры, пока не выяснилось, что фашизм — это не так весело, как казалось. Жанр отправился в тартарары вместе с иллюзиями.

Яркими примерами «кино белых телефонов» были ленты Марио Камерини, ладившего с властями. С фильмов в этом жанре начал творческий путь и великий Витторио де Сика. Впереди у него были шедевры неореализма, пришедшего на смену радостно звонящим белым телефонам, чтобы объявить громко и на весь мир: «Мы очень паршиво живем!»

Наци-эксплотейшн (Nazi-exploitation)

С конца 1960-х до середины 1970-х годов крупнейшие итальянские режиссеры активно изучали сексуальные перверсии, связанные с фашизмом. Лукино Висконти снял эпическую «Гибель богов», Паоло Пазолини — свой последний фильм «120 дней Содома», Бернардо Бертолуччи — холодного «Конформиста», Лилиана Кавани воспела садомазохистские отношения тюремщика-нациста и заключенной в «Ночном портье».

Сетевое «Правило 34» гласит: «Если что-то существует, про это уже есть порно».. Примерно так и появился жанр эксплуатационного кино, свивший себе уютное гнездо в пыточных гестапо и концлагерях, сделавший фетиш из нацистской униформы и пустившийся во все тяжкие, сексуально истязая жертв фашистских палачей.

Наци-эксплотейшн — злой брат-близнец фильмов итальянских интеллектуалов. Этот брат не хочет ничего исследовать, он хочет напялить черный мундир и фуражку, втиснуть монокль в свой глупый блестящий глаз, взмахнуть плеткой и — «Йа-йа, дас ист фантастиш!»

Наци-эксплотейшн относится и к другому виду эксплуатационного кино — сексплотейшн, поэтому современные варианты, которые иногда появляются на экранах, уже нельзя отнести к чистому жанру. Там тоже будут фуражки и, возможно, даже хлысты, как в финском сайфае про лунный рейх «Железное небо» (2012). Но разве это сравнится с шедевром треша, в котором нацистскому офицеру требуется трансплантация яичка после того, как его оторвала смелая русская девушка?

Производственная драма

Если вас однажды попросят описать суть жанра, смело отвечайте: «Страсти на производстве». Причем одно неотделимо от другого, а вот производство может быть разным — хоть сельское хозяйство, хоть космическая отрасль. Главное, чтобы народ в фильме трудился на благо Родины.

Думаете, скучно? Необязательно. По этим фильмам интересно изучать историю нашей страны.

Производственная драма, начало которой положила «Стачка» Эйзенштейна (1925), последовательно отражала то, что можно назвать важнейшими трендами каждой эпохи.

В 1930-е годы на производстве, как можно догадаться, обязательно боролись с вредителями. Этим отличилась, например, героиня Любови Орловой в истории советской Золушки «Светлый путь» (1940). Во время войны и после нее истории стали менее плакатными, но более человечными — например, рассказ о рабочей династии «Большая семья» (1954) Иосифа Хейфица, отмеченный на Каннском фестивале.

В период оттепели производство отлично подружилось с комедией, плодом этой дружбы стали всенародно любимые «Девчата» Юрия Чулюкина (1961). Другие фильмы, напротив, стали ближе к серьезным драмам. Так появился один из лучших фильмов десятилетия «Девять дней одного года» (1962) Михаила Ромма.

В 1970-е партия вновь дала установку вдарить по производству. Но времена изменились: в десятилетие интеллектуального кинематографа результаты оказались необычными. На производстве вовсю цвело сомнение в правильности нашего пути. И хотя жанр перестал существовать лишь вместе с Союзом, итоги подвели раньше, с выходом, возможно, лучшего из «производственных» фильмов.

«Премия» (1974) Сергея Микаэляна блистает актерским составом: Олег Янковский цитирует постановления ЦК, Михаил Глузский пассионарно рассуждает о работе главка, Армен Джигарханян спит в углу. А гениальный Евгений Леонов одним словом и интонацией выносит приговор советскому строю:

— Парнишка из моей бригады, когда увидел всё это безобразие, мне и говорит: «Да, видать, не скоро коммунизм построим».

— А вы что ему ответили?

— Ничего.

Пинку-вайленс (pinky violence)

Пинку-вайленс — направление в японском жанре пинку-эйга, который укладывался в формулу «женщины + насилие». Своим появлением этот поджанр обязан телевизору.

Когда в 1960-е вся страна уселась перед голубыми экранами, чем можно было вернуть ее в кинотеатры? Только демонстрацией экстремального секса и насилия, которые не покажут по телевидению.

Тут было всё: расчлененка, пытки, БДСМ, боди-хоррор, изнасилования, маньяки и очень много голых женщин. Чаще всего эти женщины мстят за себя, резво истребляя врагов.

Первым фильмом пинку-вайленс стал копеечный 40-минутный «Рынок плоти» Сатору Кобаяси (1962), который после цензурирования всё же выпустили в прокат. А первым полнометражным фильмом в этом жанре считается «Видение» Тэцудзи Такэти (1964). За него на режиссера подали в суд, обвинив в демонстрации непристойности. Разбирательство длилось два года (к слову, Нагису Осиму за «Империю чувств» прессовали в два раза дольше), Такэти выиграл суд, и пинку открылась широкая дорога. Жанру отдал должное и один из важнейших японских режиссеров 1960-х Кодзи Вакамацу, чей фильм «Гусеница» («Червяк») в 2010 году номинировался на премию «Золотой медведь» на Берлинском кинофестивале.

К 1980-м годам пинку-вайленс начал затухать, превращаясь в обычное софт-порно со связыванием. На Запад жанр проник хитро — через режиссеров, которые ничего не стесняются. Его элементы можно найти у Тарантино, Эдгара Райта и Роберта Родригеса.