Любовь и субличности. Обиженный ребенок, защитник и другие части «я», которые влияют на романтические отношения

В каждом из нас обитают субличности, хотя внешне мы кажемся чем-то монолитным.

С первого раза клиенты обычно не понимают концепцию субличностей и говорят: «Нет, у меня только одно „я“». Я с этим соглашаюсь, правда с оговоркой: «Но много его версий. И моя задача — познакомить вас с ними».

Когда части нашего «я» меняются местами, одна из них выходит на передний план, корректируя наши взгляды и установки. Смена ролей происходит естественным образом в разных кругах, местах и обстоятельствах, но, проводя бóльшую часть жизни на автопилоте, мы обычно не замечаем этого.

Одна ваша субличность, например, ходит на работу и занимается выполнением служебных обязанностей. Если вы задумаетесь об этом, то заметите, что на работе вы чувствуете и ведете себя по-особенному. У ценных работников, которых хвалят и вознаграждают за труд, эта часть личности очень уверена в себе. Вероятно, под управлением данной части вашего «я» вы даже двигаетесь не так, как в ситуациях, связанных с вашей частной жизнью. А теперь сравните эту часть себя с той, которую вы предъявляете своей семье. Разница бывает очень заметна.

Мой клиент Марк, выслушав это, сказал:

— Ничего себе! Кажется, вы правы. Моя семейная часть на работе вообще бы не выжила, а домашние не потерпели бы рабочую часть.

Марк работал в финансовой компании на Уолл-стрит, в высококонкурентной среде. Чтобы выжить на такой работе, ему пришлось отыскать субличность, способную на это. Сам он описал ее так: «Пленных не берет, не имеет права на ошибку и слабость». Впервые осознав наличие у себя субличностей, он рассмеялся:

— Надо же, никогда не думал, что на самом деле я — это два разных человека. Коллеги не представляют, какой я плюшевый дома, с женой и детьми.

Многих идея субличностей отвращает и пугает. Некоторые клиенты думают, что я намекаю на диссоциативное расстройство идентичности, но между ним и субличностями нет ничего общего. Диссоциативное расстройство идентичности — это психическое заболевание, возникающее после физического, эмоционального или сексуального насилия в детстве. У больных тоже есть субличности, но, помимо этого, у них имеются проблемы с восприятием и возникает так называемая диссоциативная амнезия. Такие люди теряют счет времени и не помнят, что с ними было, в масштабах, несравнимых с простой забывчивостью.

Есть мнение, что субличности на самом деле не части «я», а лишь индикаторы настроения. Однако на протяжении долгой истории развития психологической науки многие теоретики успешно применяли концепцию субличностей для объяснения душевного устройства человека. «Оно», «я» и «сверх-я» Фрейда или комплексы Юнга иллюстрировали, как разум обрабатывает переживания. Юнг описывал разум не как единый объект, а как организм, состоящий из независимо действующих субличностей. В гештальттерапии, транзактном анализе и когнитивно-поведенческой терапии для описания внутренних процессов используются похожие схемы. Известный психолог Вирджиния Сатир говорила, что внутри каждого индивидуума происходит «частная вечеринка». Из недавних разработок стоит упомянуть модель внутренней семьи Ричарда Шварца.

В ней части «я» рассматриваются в качестве компонентов некоей системы — внутренней семьи. Как ни крути, мы состоим из частей, с этим согласны как специалисты старой школы, так и современные исследователи. Моя задача — не преподать вам азы психологии, а объяснить, как устроены части вашей личности и как они влияют на взаимодействие с партнером.

Давайте же их рассмотрим. Вы не только ходите на работу и сидите дома, у вас есть и другие социальные контакты.

Когда вам хорошо, кто вы в это время — интроверт или экстраверт? Какую свою сторону вы предъявляете в ходе разногласий? Отгораживаетесь и убегаете или окапываетесь и нападаете? Какую часть своей личности вы чаще проявляете в отношениях? Открытость, любовь и сострадание — или отчуждение?

Современная массовая культура навязывает радужный образ любви, но все, кто хоть раз любил, знают, что он далек от реальности. Когда любишь, раскрываешься полностью. Любовь может выпотрошить человека и бросить истекать кровью, что потребует от него пробуждения всех его субличностей. Брене Браун в книге «Великие дерзания» пишет о том, какими хрупкими мы ощущаем себя, открываясь другому человеку: «Я определяю уязвимость как неопределенность, риск и эмоциональную открытость. Посмотрим на любовь с этой точки зрения. Просыпаться каждый день с чувством любви к тому, в чьей ответной любви и надежности мы не уверены, кто может остаться или уйти без предупреждения, всю жизнь оставаться верным или предать завтра, — это уязвимость. В любви ничего не знаешь наперед. Это огромный риск. Когда мы любим, мы подвержены эмоциям. Да, это страшно, да, нам, вероятно, потом будет больно, но можно ли представить свою жизнь без того, чтобы любить и быть любимым?»

Да уж, после такого пассажа попробуй не представить. У мироздания явно циничное и извращенное чувство юмора. Понимаете, любовь, как ничто другое, обнажает не только наши взрослые субличности, но и глубокие старые раны. При этом каждый хочет любить и исцелиться от детских травм. Мы ищем понятную нам любовь, чаще всего такую, какую получали от родителей. Неважно, что мы пережили — хорошее отношение или плохое, привязанность или отчужденность, нежность или токсичность, — главное, что это уже знакомо. Подсознательное желание исцелиться приводит к тому, что мы переносим в романтические отношения свои детские травмы.

В ответ на это активируются защитные части нашей личности. Именно этот процесс скрывается за внешней стороной проблем в паре. Внутри каждого из нас сидит Обиженный Ребенок, которого отчаянно защищают другие субличности. Давайте рассмотрим по отдельности части нашего «я», их задачи и мотивации. Это Обиженный Ребенок, Защитник и Внутренний Критик.

Обиженный Ребенок

Мы рождаемся голыми и беззащитными и вопрошаем: «Я в безопасности? Меня любят? Я важен? Достаточно ли я хорош?» В раннем детстве мы задаем эти вопросы невербально, а повзрослев — бессознательно, адресуя их родителям, родственникам и ближайшему окружению. Ответы на них дают нам смысл существования и понимание своего места в мире.

Если хотя бы один из этих вопросов остается без положительного ответа, возникает внутренняя боль. Когда это происходит из раза в раз, это нас ранит. В результате появляется субличность, называемая Внутренним, или Обиженным, Ребенком.

Обиженный Ребенок — это одна или несколько субличностей человека, которые не выросли и продолжают страдать. Эти части нашего «я» навсегда застряли в прошлом и обречены на бесконечное переживание травмирующего опыта. Когда на первый план выходит Обиженный Ребенок, мы чувствуем беспомощность, нас захлестывают эмоции.

Еще до того, как я начал учиться на психотерапевта, однажды утром, балансируя между сном и явью, я внезапно вошел в контакт со своим Обиженным Ребенком. Я увидел, как я семилетний сижу на переднем кресле в школьном автобусе, рядом с водителем, а мама стоит на ступеньках. Мне видно только ее макушку, но я хорошо слышу ее голос. Остальные дети молча слушают. Обычно родителей не пускали в автобус, и еще реже кто-либо разговаривал с водителем, миссис Джонсон, на повышенных тонах. Но мама как раз этим и занималась.

— Он будет сидеть впереди, с ровесниками, а не сзади с хулиганьем. Они его задирают, я этого не потерплю! Если вас что-то не устраивает, обращайтесь ко мне, но не смейте сажать его назад. Они в два раза старше и ведут себя непозволительно, он еще маленький, — говорила мама.

Двери закрылись, мама осталась на остановке. В автобусе воцарилась тишина. Миссис Джонсон рявкнула мне:

— Марш назад! — и все заулюлюкали и загоготали. Я не послушался, и по ее сигналу один из ее прихвостней за шиворот отволок меня на свободное место.

— Вот слабак, — пробормотал я в полусне уже двадцатилетним. Я вспоминал этот случай не раз и всегда приходил к одному и тому же выводу. Накатывала волна стыда, и я думал, каким же был убожеством.

Обиженный Ребенок внутри нас хранит постыдные секреты. Вне зависимости от того, сильно ли нас обидели или нет, когда мы чувствовали нелюбовь или угрозу, казались себе недостаточно хорошими или ненужными, мы не обвиняли в этом родителей, а считали ущербными себя. И теперь мы стыдимся этого. Джон Брэдшоу в книге The Shame That Binds You («Избавление от пут стыда») идеально сформулировал переживания Внутреннего Ребенка: «Стыд маскирует сокровенные тайны и вселяет в нас убеждение в собственной дефективности. Мы чувствуем себя до того ужасными, что нам самим противно на это смотреть, не то что другим показывать».

Взрослые люди не считают себя детьми, потому что не хотят быть слабыми, беспомощными и беззащитными. Но Обиженный Ребенок внутри нас как старая рана, которая периодически саднит в плохую погоду. В какой-то мере мы привыкаем к дискомфорту. Боль где-то рядом, но она скрыта от посторонних глаз, пока на нее не наткнешься. Предположим, в шестилетнем возрасте один из родителей перестал обращать на вас внимание или вообще исчез.

Из-за этого ваша шестилетняя субличность всегда будет чувствовать себя покинутой и приходить в ужас от одной мысли о том, что партнер может бросить или предать. Когда эта часть берет верх, возникает ощущение беззащитности. Связь с партнером начинает казаться хрупкой и небезопасной, появляется досада на то, что ваш партнер может быть меньше заинтересован в отношениях, чем вы. Обиженный Ребенок предупреждает о потенциальной опасности и сигнализирует о том, что пора принимать защитные меры. Обычно мы отгораживаемся от чувств Обиженного Ребенка, а Защитника или Внутреннего Критика считаем частью себя. К сожалению, защитные меры мешают нам любить, думать и слушать. Мы запихиваем Внутреннего Ребенка куда подальше, и он страдает в темных глубинах подсознания. Травмирующий детский опыт повторяется снова и остается необработанным и неизлеченным.

Сексуальные проблемы Лиз и Джона — пример того, как Внутренний Ребенок выходит на передний план.

Джон, взрослый человек, на консультации съежился до размеров маленького мальчика в ожидании наказания. Лиз так и сказала. Я думаю, в этот момент Джон уже не в первый раз перевоплотился в юную травмированную версию себя.

Мать Джона часто ругала его, а иногда наказывала физически. Она срывалась на детях каждый день, и, как психолог, я предполагаю, что у нее было пограничное расстройство личности. Джон говорил, что орала она не за дело, а просто если он не вовремя попадался под руку, поэтому он старался быть тише воды ниже травы и во всем ей угождать. Если бурю предотвратить не удавалось, он сжимался и ждал, когда она минует. Он стал любой ценой избегать конфликтов, особенно в отношениях с женщинами. Сейчас детская травма проявила себя в его браке.

Давний страх непременно разочаровать мать, невзирая на старания, пробрался в их с Лиз спальню. Когда жена обижалась или злилась на отсутствие секса, Джон следовал привычной стратегии: сжимался, замирал и ждал, когда все закончится. Гнев Лиз пробуждал в Джоне не только Обиженного Ребенка, но и угождающую субличность, которая помогала ему избегать страданий. К сожалению, все это не помогало удовлетворить жену в постели.

Для Джона ответ на вопрос «В безопасности ли я?» никогда не был положительным. Это привело к проблемам в отношениях и противоборству обиженных и защищающих частей Лиз и Джона.

Защитник

Обиженного Ребенка сформировали детские травмы, и цель Защитника — не дать снова причинить ему боль. В процессе взросления мы учимся самозащите, взращивая в себе соответствующие субличности.

Защитники ждут сигнала Обиженного Ребенка. Они поняли, что некие фундаментальные потребности так и не были удовлетворены, и их главная задача и единственная цель существования — оберегать Обиженного Ребенка. Защитники ведут себя как старшие братья, которых у нас не было. Когда внешний мир или наше окружение представляют для нас опасность, они выходят и говорят: «Прекратите! Не смейте обижать Ребенка!» Защитник может обозначить границы, сказать нет и помочь нам выйти из неприятной или рискованной ситуации.

Какой бы ни была опасность, Защитники, подобно телохранителям, заслоняют Ребенка собой. Они выполняют важную задачу, но их бесконтрольная опека не дает нам формировать тесные связи.

В случае с Лиз и Джоном Защитники обоих мешают взаимопониманию и сильно осложняют решение сексуальных проблем. На консультации Защитник Джона безуспешно пытался утихомирить и не провоцировать Лиз. Чем больше он старался ей угодить, тем больше она злилась. Джон ненамеренно транслировал ей, что ее чувства не имеют значения, и это разбередило ее детскую травму.

Читайте также

Тысячеликий герой. Как в каждом из нас уживается целая семья субличностей?

Родители Лиз не поощряли проявления чувств. Когда ее эмоциональность выходила за пределы негласной нормы, родители делали вид, что ничего не происходит. Вместо того чтобы проявить интерес к живому уму ребенка и ее способности бросить вызов непознанному, родители ее игнорировали, приказывали ей замолчать, наказывали и не разговаривали с ней. Лиз усвоила, что ее чувства никому не нужны. В ответ на систематическое травмирующее обращение внутри Лиз появился Обиженный Ребенок. В дальнейшем, когда она повзрослела и стала самостоятельной, у нее сформировался Защитник. Он везде сражался за нее, в том числе в отношениях с Джоном. Лиз орала, визжала и требовала, чтобы Джон доказывал ей, что она что-то значит для него. К сожалению, этим поведением она напоминала Джону его мать, что также не способствовало установлению между ними эмоциональной и физической близости.