Магический неореализм — жанр кино, о котором вы еще не слышали (и в котором Россия впереди всех)

В 2018 году вышел фильм итальянки Аличе Рорвакер «Счастливый Лазарь», премьера которого в России состоялась в декабре (он до сих пор идет в кинотеатрах). Фильм повествует о событиях, произошедших в маленькой итальянской деревушке, где время для крестьян, угнетаемых злой Маркизой, буквально остановилось. Эта картина с непрофессиональным актером в главной роли получила в Каннах приз за лучший сценарий. Западные критики, хорошо принявшие фильм, отнесли его к новому жанру, который назвали «магическим неореализмом».

На самом деле этот жанр вовсе не новый, для него лишь сейчас придумали подходящее название. Это давно пора было сделать, особенно в России. Дело в том, что со второй половины XX века большинство фильмов этого жанра снимают у нас. Только мы этого не понимали.

Чудеса у великих

«Магический неореализм» означает магию или удивительные события, вписанные в повседневную жизнь бедняков, неудачников и «маленьких людей» — всех тех, кто не преуспел и при этом не является никаким фэнтезийным Избранным, которого только и ждала Судьба: когда же он, родимый, осознает свою суть и изменит мир. Фактически это неореализм, столь любимый классиками послевоенной итальянской режиссуры, но с магическим уклоном.

Казалось бы, от мастеров жанра, которые показывали жизнь низов во всей неприглядности и сами чаще всего были коммунистами, сложно ожидать обращения к волшебству, которое ассоциируется в кино с помпезностью, бюджетным размахом и розовощеким хеппи-эндом, знаменующим победу Добра над Злом. Но волшебство неореалистов — иное.

В 2013 году в специализированном издании Гильдии режиссеров Америки Милош Форман говорил о «встрече магического реализма и неореализма» в фильме Витторио де Сика «Чудо в Милане» (1951). Главный герой — сирота с золотым сердцем, найденный в капусте, — творит чудеса, помогая товарищам по несчастью из коммуны бедняков. Главный злодей — толстый капиталист в цилиндре — хочет разогнать коммуну, потому что на земле маленького царства нищих обнаружена нефть. В некоторые моменты де Сика совсем сбивается со сказочного настроя, рисуя жесткие картины противостояния народа и капитала, которому, конечно, ассистирует полиция. Но чудеса случаются, и бедные побеждают. Лучик надежды среди других горестных историй де Сика. Форман пишет:

«Фильм уникален. Де Сика рассказывает сказку в абсолютно реалистичном стиле».

Магия и неореализм встречаются в фильме Роберто Росселлини, бесхитростно названного режиссером «Машина, убивающая плохих» (1952).

Фотографу, возмущенному творящимися вокруг несправедливостями, от некоего святого покровителя достается фотоаппарат, снимок на который убивает человека. Тогда фотограф берется за продажных законников и жирующих богачей, искореняя зло массовыми убийствами.

Прямее было бы только назвать фильм: «Бей буржуев!». Хотя «святой» в финале оказывается скорее чертом, чувствуется, что режиссер не так уж сильно осуждает его методы. Кроме того, Росселлини подчеркивает тождество христианского вероучения и антибуржуазного движения. Бог — за бедных.

Последнее близко и Пазолини, который в «Евангелии от Матфея» (1964) показывает Христа настоящим коммунистом, а в «Теореме» (1968) заставляет буржуазное семейство познать ад стараниями безымянного голубоглазого Посетителя, пришедшего ниоткуда и ушедшего в никуда.

Спасение обретет только служанка, женщина из низшего класса, богачам на небеса дороги нет. Грани между чудесным и реальным в этих фильмах не существует.

Эрманно Ольми называли «младшим братом неореализма», а в прошлом году, после его ухода из жизни, заговорили о нем как о последнем великом итальянском кинорежиссере. Его созерцательная картина «Легенда о святом пропойце» (1988) по роману австрийца Йозефа Рота — о дороге, ведущей к храму, с которой постоянно сбивается на рюмку-другую живущий под мостом клошар. Чудеса здесь можно объяснить цепочкой совпадений, но это, конечно, не так. Да и разглядеть поэзию в жизни бездомного бродяги само по себе уже чудо.

Ангелы, абьюз и наркоманы

В 1947 году вышла «Эта замечательная жизнь» Фрэнка Капры — главный американский рождественский фильм. Чудесное появление в нем ангела и попадание в «параллельный мир» носят скорее притчевый характер в духе Диккенса. Но, по сути, это драма о человеке, который всю жизнь жертвует собой, экономит каждый цент ради семьи и в какой-то момент приходит в такое отчаяние, что собирается совершить самоубийство. Есть тут и толстый злодей-капиталист и его финальное посрамление силами всего народа, что горячо бы одобрили итальянские неореалисты.

Но других американских фильмов подобного жанра очень мало. Американцы довольно быстро отправили волшебство в детские сказки и мюзиклы, а с расцветом CGI и вовсе превратили в чистый аттракцион с демонстрацией красивостей и роскошных нарядов. Из редких исключений можно назвать трагикомедию «Мальчик-мясник» (1997), снятую, как ни странно, Нилом Джорданом — постановщиком оды изысканному вампирскому гомоэротизму «Интервью с вампиром».

«Мальчик-мясник» больше похож на внебрачного сына Балабанова и Monthy Pyton: история беспросветного детства в трущобах, но с явлениями чудес и певицы Шинейд О’Коннор в образе Богородицы.

Из фильмов новейшего времени тихая поступь волшебства раздается в фильме «Джефф, живущий дома» (2011) про лузера, которому начинают мерещиться какие-то знаки в случайных числах, и оказывается, что неспроста.

В других краях света дела с магическим неореализмом обстоят лучше (чем менее обеспеченное население, тем лучше с ним дела). Многие работы в фильмографии Эмира Кустурицы можно отнести к этому жанру, например, трагикомедию «Андеграунд» (1995), которую многие считают вершиной творчества режиссера, и его последнюю картину «По млечному пути» (2016) о любви в период боснийской войны. «Основано на настоящей истории, — серьезно предупреждает балканский мэтр, но тут же прибавляет с улыбкой: — И бесчисленных фантазиях». Пожалуй, именно таков мир по Кустурице: жизнь как чудо, хоть в войну, хоть в плену, хоть в дыму и смерти.

Менее жизнерадостна режиссер Дипа Мехта, часто поднимающая «женский вопрос» на экране. Индийская эмигрантка, живущая в Канаде, она бросает своими работами вызов индийскому патриархату.

В ее драме «Небеса на земле» (2008) магия введена в ситуацию жесточайшего абьюза, которому героиня подвергается в семье своего мужа. Это пока единственный случай в кино, когда волшебство встает на сторону женщины, страдающей от домашнего насилия.

Английские чудеса случаются в фильме, который вряд ли первым придет на ум. Это «На игле» (1995) Дэнни Бойла по роману Ирвина Уэлша. Сцена ныряния в унитаз «самого грязного туалета в Шотландии», где внезапно обнаруживаются чистые голубые воды. А затем — «провал» в пол во время передозировки и кошмары с мертвым младенцем, являющиеся Рентону в «ломке».

Это дурные, галлюциногенные чудеса, которые и чудесами-то назвать язык не повернется, но какую еще магию можно ожидать в буднях шотландских наркоманов?

«Социальный» режиссер Кен Лоуч слегка темнит с тем, почему именно его почтовому служащему в депрессии из фильма «В поисках Эрика» (2009) вдруг начинает являться звездный футболист Кантона. То ли по обкурке, то ли в самом деле волшебство. Но это не важно: Кантона является, дает полезные советы, и жизнь постепенно налаживается.

Зато появление в фильме «Потерянное Рождество» (2011) странного безымянного человека в сером промозглом Манчестере точно не связано с наркотиками, скорее, с репутацией города. В экранном Манчестере вечно происходит что-то угнетающее и печальное, и сквозит изо всех щелей урбанистическим одиночеством. Персонажи фильма теряют близких: родителей, детей, жен и собак, и помочь им может только неприглядный городской «ангел» с мордой кирпичом Эдди Иззарда, который в реалистичном кино в лучшем случае раздел бы тебя до трусов в подворотне. Но, камон, ребят, — чудо.

Шведская экранизация романа Юна Айвиде Линдквиста «Впусти меня», снятая в 2008 году, — намного сложнее, чем просто «ужасы», и «беднее» фэнтези, несмотря на слово «сага», коварно вставленное российскими издательствами при повторном тираже романа, чтобы создать у читателя ассоциации с «Сумерками».

Весело придется читателю, который ждет слащавую историю любви, а найдет педофилию, школьный буллинг и тоскливое пригородное бытие шведских 80-х. Это не красивая сказка, а мрачная бытовуха, разве что с вампирами.

Другая бытовуха из жизни рыбаков, правда с морем, солнцем и прочим визуальным пиршеством, разворачивается в перуанском фильме «Подводное течение» (2009), главный герой которого — безнадежно женатый католик — скрывает свой роман с другим мужчиной. Его любовник погибает и начинает являться ему после смерти. Призраки, угрызения совести или нечто иное? В любом случае: магия, реализм, геи!

Слезы, патриотизм и коррупция

Товарищ Васин ехал в трамвае домой, когда в глаз ему попал осколок зеркала, сделанного одним злым троллем. С этого мига душа-человек совершенно преображается. Орет на жену, выгоняет из дома сына с невесткой и маленькой внучкой. Ругается с сослуживцами. Из принципиальных соображений велит снести гаражи, включая принадлежащий одному ветерану, который — товарищ Васин теперь всем припомнит грехи! — в 1943 году стибрил у него кусок мыла! А затем, изнемогая от ненависти и отвращения к окружающим, намеревается повеситься в качестве акта финальной мести проклятому гнилому миру!

С учетом того, что товарища Васина играет артист с самым добрым на свете лицом Евгений Леонов, становится по-настоящему страшно. Особенно под музыку Гия Канчели, которая писалась на какой-то другой планете, может, на Кин-дза-дзе, куда композитор тоже летал, как и во многие другие, слегка нездешние, пространства из фильмов Георгия Данелия.

Другие, например «Мимино», народ знает хорошо. А вот «Слезы капали» (1982) — первый советский фильм в жанре магического неореализма — знают гораздо хуже. Данелия вновь обратился к жанру, когда одна страна кончилась, а другая еще не совсем началась. Получилась «Настя» (1993) про дурнушку, которая помогла ворчливой бабке на улице и проснулась красавицей. Настя работает в канцелярском магазине.

Тетрадок нет, и чернил нет, и циркулей. Вот есть «козья ножка» — вставляешь карандаш и крутишь. Нет, карандашей тоже нет.

По хмурой осенней Москве едут танки (солдат на них в баню возят). На полках пусто. По радио играет «Рашен, рашен гёрл». В нищенских квартирах кормят макаронами и квашеной капустой. Цветет бытовой абсурд.

— Масло для двигателя вы заказывали? Ну, мужик такой, с бородой, сказал — квартира девять.
— А, это ниже. У нас в подъезде две девятых квартиры.

Новые реалии скрещиваются со старыми и образуют непереводимые на иностранные языки по смыслу и духу гибриды: совхоз имени Александра II. Я другой такой страны не знаю… Зачем нам в ней еще и волшебство? Но в 90-е оно как поперло, куда там западникам с их наркоманами…

В петербургской коммуналке обнаружено окно, которое раз в десять лет открывается и ведет в Париж. Вкусить сладкой жизни там можно недолго: закрывается окно быстро, а ведь нам еще возвращаться.

Бомжи с помойки садятся в поезд и возносятся в небеса, наш паровоз вперед летит, в коммуне остановка… Бывший советский журналист, успев пожить в эмиграции и обнаружить, что там плохо без денег, возвращается в Россию, чтобы похоронить деда. Но почти сразу сбегает в советское время, чтобы закупить золото, продать в своем времени и с чемоданом денег снова дунуть в Париж.

Все хотят в Париж. Или на небеса. Назад в СССР, на худой конец. Здравствуйте, голодные 90-е и ваши фильмы: «Окно в Париж» (1993), «Небеса обетованные» (1991), «Стрелец неприкаянный» (1993) и многие другие. В первые годы после развала Союза мотивом бегства в любую другую реальность проникнут едва ли ни весь кинематограф.

Патриотическую линию поддерживает один режиссер Владимир Хотиненко, автор культовой перестроечной фантастики «Зеркало для героя» (1988), в которой «Наутилус Помпилиус» впервые исполнили на экране гимн советских неформалов «Гудбай, Америка». В следующем десятилетии Хотиненко снял «Патриотическую комедию» (1992) о старом доме, в котором есть дверь, ведущая не в один Париж, а сразу во все столицы мира. Но герои выбирают остаться в родных пенатах.

— Чего здесь так холодно? Почему холодно, непонятно?
— Что тут непонятного? Мы там, они здесь. У нас все бедные, у них все богатые, у нас тепло, у них холодно.

В конце 90-х — начале 2000-х, когда жизнь более-менее нормализовалась, кино лишается панических интонаций. В 1997 году Владимир Грамматиков экранизирует английский роман «Маленькая принцесса» как реалистичную мрачноватую сказку; снятая двумя годами раньше американская версия в сравнении с отечественным фильмом — Диснейленд с сахарной ватой на палочке. В новогодней истории «Приходи на меня посмотреть» (2001) создатели добавляют капельку праздничного волшебства.

«Яды, или Всемирная история отравлений» (2001) Карена Шахназарова дышит булгаковской чертовщиной, которая вечно вылезает там, где не решен квартирный вопрос, а когда он решен в России?

А дальше — опять новые реалии. Забитого историка в фильме «Человек, который знал все» (2009) жена бросает ради бизнесмена, и он после неудачной попытки самоубийства приобретает способность узнавать всё на свете. Им начинают интересоваться коррумпированные органы, депутаты и бандиты, плотно повязанные между собой.

«Фауст» (2011) Александра Сокурова, который начинается с полового члена крупным планом, почти избавлен от волшебства, местный Мефистофель на него едва способен. Зато тема нехватки денег (Сокуров — некоммерческий режиссер) подана еще крупнее члена.

Сборник киноновелл «Рассказы» (2012) о волшебном тексте, влияющем на читателей, содержит сатиру сразу на всё: нынешний уровень образования, политическую систему, борьбу с коррупцией, провозглашаемую верхами, и на то, как она откликается в низах.

Наш магический неореализм будет существовать вечно. Реалии такие. Магия такая. И климат подходящий. Как говорят у Хотиненко: у нас тепло.