Мужчины-музы: ученики, любовники и знакомые, которые вдохновляли великих художниц и художников

Кто такие музы и как они появились в художественной культуре

В античной мифологии музы — это девять дочерей Зевса, покровительницы искусств и наук, верные спутницы бога Аполлона. Сейчас музой называют человека или персонифицированную силу, которая рождает вдохновение для творческого процесса. Принято считать, что муза — роль исключительно женская: мол, мужчина — создатель, женщина — проводник мужской фантазии, объект, не способный к действию.

Музами обычно выступали жены, любовницы, дочери и даже матери художников. Но иногда это были знатные замужние дамы, покровительницы творческих натур, красавицы.

Первые известные музы в истории западноевропейского искусства — аристократка Симонетта Веспуччи (златовласая Венера с картины Сандро Боттичелли) и большеглазая дочь булочника Форнарина (Мадонна у Рафаэля). Реальные девушки вряд ли имели что-то общее с возвышенными образами, кроме внешнего сходства. На картинах же они предстают идеалом красоты и воплощением культа Прекрасной Дамы — средневековой традиции поклонения недосягаемой женщине.

Мужчины, которые вдохновляли мужчин

Однако в истории искусства есть много примеров, когда роль музы играли мужчины.

В эпоху Ренессанса художники умели ценить не только женскую, но и мужскую привлекательность.

Возвращение к канонам Античности развивало и интерес к обнаженному телу. Идеи неоплатонизма, столь популярные в кругу флорентийских философов и поэтов, ставили знак равенства между физической красотой и красотой духовной, и даже само понятие любви, согласно Платону, воспринималось как желание постичь красоту.

Двойственное отношение к гомосексуальности в Италии эпохи Возрождения породило своеобразную культуру, которая питала и вдохновляла многих гениев. При этом художники, создававшие чувственные образы библейских мучеников и античных богов, не обязательно состояли в интимной связи со своими моделями. Иногда это был лишь платонический союз.

Леонардо и Салаи

У Иоанна Крестителя с картины Леонардо да Винчи андрогинная внешность и взгляд, максимально далекий от святости:

Натурщиком стал ученик художника — Джан Джакомо Капротти да Орено по прозвищу Салаи («Дьяволенок»).

Джакомо появился в жизни мастера в 1490 году: Леонардо было 38, несносному ученику — 10 лет. Леонардо был так очарован Салаи, что всё спускал ему с рук. Он баловал и опекал своего дьяволенка: покупал наряды, брал в путешествия. Джорджо Вазари писал, что Салаи был «очень привлекателен своей прелестью и красотой, имея прекрасные курчавые волосы, которые вились колечками и очень нравились Леонардо».

Да Винчи много рисовал любимого ученика, сохранилось даже изображение Салаи в откровенном виде, однако авторство этого рисунка спорно.

Природа отношений Леонардо и Салаи до сих пор неясна: было ли между ними что-то большее или же они оставались строго в рамках «учитель — ученик». В молодости да Винчи обвиняли в содомии (но впоследствии оправдали), после чего он ревностно оберегал личную жизнь от посторонних глаз и не оставил никаких записей о любовных увлечениях. Однако именно Салаи он завещал свой главный шедевр — «Мону Лизу» .

Микеланджело и Томмазо Кавальери

Микеланджело Буонарроти как никто мог изобразить красоту и мощь человеческого тела, в первую очередь мужского. Его знаменитый Давид и сейчас является воплощением идеального героя-победителя: он великолепно сложен и излучает небывалую силу. Микеланджело всегда стремился изобразить совершенство, а не реального человека. Однако в некоторых произведениях исследователи улавливают черты, которые могли принадлежать молодому аристократу Томмазо Кавальери, например, в скульптуре «Дух победы» или даже в надгробном памятнике Джулиано Медичи.

Джорджо Вазари писал:

«Всех больше любил он, несомненно, молодого римского дворянина Томмазо Кавальери, страстно преданного искусству. Микеланджело сделал на картоне его портрет в натуральную величину — свой единственный портрет с натуры, ибо он отвергал натурную живопись, разве что речь шла о людях выдающейся красоты».

Отношения Микеланджело и Томмазо вряд ли выходили за пределы платонических: великий скульптор был слишком религиозен и предпочитал воздержание. Свои чувства он выражал в страстных сонетах, письмах и рисунках, которые он в большом количестве адресовал Кавальери. Тот относился к мастеру с положенным пиететом и робел от таких излияний. Впоследствии Томмазо женился, и безумное увлечение Микеланджело сошло на нет.

Караваджо и Марио Минитти

Волооких и пухлощеких юношей с музыкальными инструментами и фруктами в работах другого Микеланджело — Караваджо — искусствоведы ошибочно принимали за девушек. Даже Эрмитаж этим грешил.

На ранних картинах художника мы всё время встречаем одну и ту же модель. Это Марио Минитти — младший товарищ и ученик Караваджо, с которым его связывала не то дружба, не то нечто большее. Сексуальная ориентация художника — до сих предмет споров исследователей.

Сицилийцу Минитти было всего шестнадцать, когда они познакомились с Караваджо. Они не расставались целых семь лет, деля кров и, возможно, постель.

Караваджо много писал Марио: его капризный и чувственный образ узнаваем в «Лютнисте», «Вакхе», «Юноше с фруктами», «Музыкантах», «Гадалке» и даже среди героев «Призвания святого Матфея». Искусствоведы отмечают сексуальные сигналы, которые натурщик адресует не то автору, не то заказчику, не то всем сразу. Так, изнеженный Вакх предлагает выпить вина и недвусмысленно развязывает узел своей тоги.

Приоткрытый рот и обнаженное плечо юноши с фруктами уверенно сообщают зрителю, что «среди этих спелых фруктов самый сладкий персик — я».

Подобная гомоэротическая эстетика могла быть продиктована не только личными отношениями живописца и его музы, но также общей свободой нравов, царившей при дворе кардинала Дель Монте — тогдашнего покровителя Караваджо.

Константин Сомов и Борис Снежковский

Начиная с XIX века гомосексуальность осмысляют как с медико-биологической, так и с культурной точки зрения. Для многих художников, поэтов и писателей мужское тело становится одной из важнейших тем в творчестве и отправной точкой в размышлениях о границах допустимого.

Константин Сомов познакомился с Борисом Снежковским в 1929 году во Франции. Художник искал модель для иллюстраций к истории Дафниса и Хлои — и Снежковский отлично подошел, хотя, по словам Сомова, и был «слишком атлетично для Дафниса сложенным». Двадцатидвухлетний натурщик стал компаньоном, возлюбленным и музой художника — они вместе посещали выставки, театры, вели насыщенную светскую жизнь. Снежковский позировал для многих произведений Сомова: «Портрет боксера», «Обнаженный юноша», «Обнаженный юноша с сигаретой», «Отдых», «Спящий».

Интимные портреты раздетого Снежковского напоминают моноспектакли, где всё внимание зрителя приковано к главному герою, который разрешает любоваться собой.

По мнению биографов, это отражало сущность отношений между художником и его музой.

Уже пожилой Сомов ставил Снежковского в центр не только своего искусства, но и своей жизни: он испытывал сильные и глубокие чувства к Борису, о чем писал в дневнике.

Фрэнсис Бэкон и Джордж Дайер

Совсем другого рода была связь английского художника Фрэнсиса Бэкона с его любовником и моделью Джорджем Дайером.

Бэкон — открытый гомосексуал с мазохистскими наклонностями, стремился к разрушению в искусстве, жизни и любви. С одной стороны, его пугающие картины с раскуроченными лицами и разверзнутыми ртами — это отражение травмы ХХ века с двумя мировыми войнами, а с другой — деструктивно-эротические переживания самого Бэкона, алкоголика, игромана, обожающего доходить до крайностей в чем бы то ни было.

С Джорджем Дайером художник познакомился, когда тот попытался ограбить его мастерскую.

Их бурный роман продлился семь лет и закончился самоубийством Джорджа прямо накануне крупнейшей выставки Бэкона в Париже. Дайер, страдавший ментальными проблемами и всевозможными зависимостями, неоднократно угрожал покончить с собой. В этот раз всё получилось: смешав лошадиную дозу алкоголя и барбитуратов, он умер, сидя на унитазе в номере отеля.

Бэкон не раз возвращался к образу мертвого любовника, словно желая изжить преследующий его кошмар и бесконечное чувство вины. Он написал серию «Черных триптихов», посвященных памяти своей музы.

Мужчины, которые вдохновляли художниц

В XIX веке женщинам наконец-то разрешили получать художественное образование. Однако обнаженное тело, тем более мужское, оставалось для художниц эстетическим и моральным табу.

Считалось, что женщины не способны к высокому искусству, к тому же поборники морали активно выступали за то, что порядочным дамам нельзя разглядывать голого мужчину.

Заботились они не столько о целомудрии художниц, сколько о мужчинах-натурщиках, которые могли оказаться в уязвимой роли объекта, а не привычного субъекта. Потребуется еще минимум полвека, эмансипация и сексуальная революция, чтобы женщины поменялись местами с мужчинами в творческом процессе. Но даже в сугубо патриархальную эпоху Второй Империи случались приятные исключения.

Берта Моризо и Эжен Мане

Француженка Берта Моризо рано проявила талант к живописи, и некоторые учителя всерьез опасались, что она может связать свою жизнь с искусством, что для девушки ее высокого положения было совершенно недопустимо. В семействе Моризо спокойно относились к увлечению дочери, так что Берта смогла строить карьеру художницы, а с замужеством ее никто не торопил.

В 1868 году она познакомилась с отцом модернизма и любителем хорошеньких барышень Эдуардом Мане. В результате этого знакомства Моризо примкнула к импрессионистам, а между ней и Мане вспыхнула страсть, которая, увы, ни к чему не привела. Эдуард был женат, а Берта была слишком приличной девушкой для случайных адюльтеров. Мане написал несколько портретов Моризо, а также знаменитое полотно «Балкон», для которого она позировала вместе со скрипачкой Фанни Клаус.

В 1874 году художница вышла замуж за брата Эдуарда — Эжена, и это был по-настоящему счастливый брак. Эжен Мане боготворил жену, полностью поддерживал ее занятия живописью и часто становился моделью для картин. Сразу после свадьбы Берта написала сестре: «Я вышла замуж за прекрасного, честного молодого человека. Думаю, он искренне меня любит. Я долго гонялась за иллюзиями, которые не сделали меня счастливой, теперь начинается настоящая жизнь».

В своих работах Берта Моризо отражала повседневную жизнь представительницы высшего сословия: неспешные прогулки, портреты родственников, мужа и ребенка.

Она много писала Эжена Мане вместе с дочкой Жюли. Это легкие импрессионистические полотна, наполненные лирикой и нежностью к любимому мужчине. Эжен стал не только музой, но и менеджером для художницы. Он помогал ей во всем: от ношения мольберта на многочисленные пленэры до развешивания картин на выставках.

Леонора Каррингтон и Макс Эрнст

Английская сюрреалистка Леонора Каррингтон в 1983 году напишет:

«У меня не было времени быть чьей-либо музой… Я была слишком занята, бунтуя против своей семьи и учась быть художником».

Она влюбилась в немецкого авангардиста Макса Эрнста еще задолго до встречи с ним. Ей было 20, ему 46, и он был женат — но для Леоноры всё это не имело никакого значения. Они повстречались в Лондоне на одном из званых ужинов, после чего юная художница сбежала к нему в Париж, в самую гущу богемной жизни, разорвав отношения со своим респектабельным семейством.

Вместе с Эрнстом они поселились в деревеньке Сен-Мартен-д’Ардеш, их дом стал настоящей творческой лабораторией, где оба вовсю занимались искусством. Затем Вторая мировая война, арест Макса, нервный срыв Леоноры… Бывшие возлюбленные встретились только спустя два года в Нью-Йорке, да и то лишь для того, чтобы обменяться прощальными портретами друг друга.

Фрида Кало и Диего Ривера

Мексиканская художница Фрида Кало прославилась не только печальными автопортретами, но и изображением табуированных тем, впервые так смело и откровенно раскрытыми в искусстве женщиной. С бескомпромиссной честностью вперемешку с причудливой символикой она показывала на холсте, что значит потерять ребенка, быть обманутой любимым человеком, пережить развод и существовать в постоянно разрушающемся теле.

Главным мужчиной для Фриды был ее муж, известный мексиканский муралист Диего Ривера. В 18 лет она попала в аварию, которая навсегда лишила ее здоровья, в 22 вышла замуж за Риверу.

«В моей жизни было две катастрофы: одна — когда автобус врезался в трамвай, другая — Диего», — скажет потом Фрида об их браке.

Они сходились и расходились множество раз из-за постоянных измен Риверы, но именно он стал учителем, поддержкой и источником вдохновения для художницы. «Жить без Диего я не смогу. Он мое все», — писала она подруге.

Его образ раз за разом встречается в картинах Фриды: Диего-муж, Диего-сын, Диего-бог.

Марина Абрамович и Улай

Марина Абрамович познакомилась с немецким художником Улаем (Уве Лайсипеном), когда за ее плечами уже были культовые перформансы «Ритм 0» и «Губы Томаса». «Некоторые пары планируют, какие купить кастрюли и сковородки, когда начинают жить вместе. Мы с Улаем планировали, какое будем вместе делать искусство», — вспоминала художница.

Они были вместе более 10 лет и за это время успели исследовать и художественно переосмыслить весь спектр взаимоотношений от полного слияния до отчуждения и насилия.

Сложно сказать, кто в этой паре кого вдохновлял, скорее, это был симбиоз энергий, находящий выход в самых радикальных концепциях и формах искусства. Марина и Улай стремились растворить свои личности, превратить их в общую сущность, которую они назвали «другое».

Они одевались как близнецы, работали только в паре и долгое время жили своим замкнутым мирком, колеся по свету в поисках новых идей.

Финалом их истории стал перформанс «Поход по Великой Китайской стене» 1988 года: в течение трех месяцев они шли навстречу друг другу, чтобы расстаться навсегда.

После каждый пошел своей дорогой, но именно Марина Абрамович из них двоих смогла выйти на новый уровень творческого развития и превратиться в легенду.

Йоко Оно и Джон Леннон

Йоко Оно — «самый известный из неизвестных художников», как называл ее Джон Леннон, ко времени знакомства с великим битлом уже вовсю занималась концептуальным искусством в составе международного движения «Флюксус».

Впервые Джон и Йоко встретилась 9 ноября 1966 года в лондонской галерее «Индика». Леннона заинтересовала одна из инсталляций Йоко — «Потолочная живопись». Это была лестница с лупой. Когда музыкант забрался наверх, он поднес лупу к потолку и увидел слово «ДА». Сам Леннон признавался, что ожидал какого-нибудь подвоха и был приятно удивлен таким поворотом.

В союзе Оно — Леннон роль Йоко всегда воспринималась поклонниками The Beatles негативно. Ее обвиняли в развале группы, ведовстве (!), неконвенциональной внешности, разнице в возрасте (Йоко старше Джона на 7 лет) и принадлежности к другой расе.

Основная же причина ненависти была в том, что Йоко просто отказывалась играть пассивную роль, подобно другим женам битлов.

До сих пор бытует мнение,что рядом с мужчиной-суперзвездой может быть исключительно молоденькая фотомодель, женщина-невидимка — та, которая берет на себя все заботы и особо не отсвечивает.

Джон говорил об их союзе:

«Мы пытались найти общую цель в жизни, потому что она не могла со мной в рок-н-ролл, а я не мог с ней в авангард. И потом мы поняли, то общее, что у нас есть, — это Любовь. И от Любви пришел Мир. Так мы решили работать во имя мира во всем мире».

Их совместные акции Bed-in, War is over (if you want it) вошли в учебники по современному искусству.

В 1968 году Оно сняла фильм Smile, где в течение 52 минут мы разглядываем безмятежное лицо Леннона, которое в конце концов расплывается в улыбке. Это трогательный интимный видеопортрет Джона, предстающего не в привычном амплуа саркастической рок-звезды, а скорее в образе возлюбленного и музы художницы. Это Джон глазами Йоко.

Сильвия Слей и Пол Розано

Сильвия Слей — одна из важнейших фигур фем-арта, которая вывернула наизнанку традиционный стереотип «художник — муза». Цитируя классические сюжеты с одалисками и Венерами, она изображала мужчин в непривычной роли. Например, в «Турецкой бане», отсылающей к шедевру академиста Жана Огюста Доминика Энгра, художница показывает своих знакомых — известных искусствоведов и арт-критиков — в роли сексуальных моделей, меняя местами позиции наблюдаемого и наблюдающего.

Кстати, одним из натурщиков стал ее муж Лоуренс Эллоуэй — куратор Музея Гуггенхайма, придумавший термин «поп-арт». Именно он лежит в позе тициановской богини с полотна «Венера и лютнист». А роль лютниста воплощает красавец-музыкант Пол Розано — постоянная муза художницы.

В 1975 году «Двойной портрет Розано» стал предметом скандала: судья Верховного суда штата Нью-Йорк посчитал эту работу оскорбительной и и развернул кампанию против выставки в Музее искусств Бронкса. Когда журналистка New York Times спросила Сильвию о негативной реакции на картину, Слей ответила:

«Интересно, возражал бы судья против обнаженной женщины? Я не понимаю, почему мужские гениталии более священны, чем женские».

«Я с детства заметила, что всегда есть фотографии красивых женщин, но очень мало фотографий красивых мужчин, поэтому я подумала, что было бы действительно справедливо рисовать красивых мужчин для женщин», — заявила в 1995 году художница.