Его тело — его дело? Что думают феминистки о мужской секс-работе

Феминистское движение раскололось на два лагеря относительно проституции. Первый выступает против любой секс-работы, которая угнетает женщин и превращает их в сексуальные объекты для мужского доминирования. Философ Дебра Шатц утверждает, что рынок интимных услуг сомнителен, поскольку:

• он ищет стигматизированных и обездоленных участников;
• не создает условий для информированного согласия,
• наносит ущерб здоровью участников,
• укрепляет пагубные стереотипы в отношении женщин.

Профессор политической и гендерной теории в Лондонской школе Анна Филлипс винит в существовании этой индустрии неравенство, ведь те, кто продают свои сексуальные услуги, делают это только из-за непреодолимых обстоятельств.

Вторая группа заявляет, что секс-работа передает женщине власть над своим телом, финансовую независимость, а также оспаривает устаревшие представления общества о том, как женщина должна проявлять свою сексуальность.

Например, американская активистка Присцилла Александер в своей статье «Феминизм, секс-работники и права человека» заявляет: нужно различать принудительную и добровольную проституцию и признавать, что человек может сознательно выбирать секс-работу как сферу деятельности. Александер считает, что принудительную проституцию нужно ликвидировать, а в секс-бизнесе должны работать те же правила безопасности труда и гарантии, что и в других отраслях, в том числе право на медицинское страхование и больничные.

Также в секс-индустрии действуют профсоюзы (например, Международный союз секс-работников, который базируется в Великобритании) и движения («Серебряная роза» в России), которые предпринимают реальные меры, чтобы защитить работников: раздают презервативы, тестируют на ВИЧ, помогают найти дружественные клиники.

Соединить отколовшиеся фем-куски кажется нереальной затеей. Зато в обоих дискурсах есть нечто общее: ни те, ни другие не говорят (или говорят очень мало) о мужской проституции.

Хастлеры-невидимки

Так почему мужская секс-работа спрятана от общественности? Во-первых, она занимает меньший сегмент рынка по сравнению с женской.

«Долгое время наши общества цементировали подчиненное положение женщин из-за давления патриархата. До сих пор женщины получают меньше денег за свой труд, а еще совсем недавно во многих государствах они вообще не имели права работать или занимали самые низкооплачиваемые должности. Кроме того, сексуальная свобода женщин и многие другие свободы были сильно ограничены. Рынок мужских секс-услуг не мог активно развиваться в таких условиях. Если нет свободы сформировать спрос, то и предложение развивается весьма ограниченно».

Александр Кондаков, кандидат социологических наук, старший преподаватель Университетского колледжа Дублина

Несмотря на это, мужская секс-работа существовала во все времена.

Продажа сексуальных услуг в качестве священного подношения упоминается, например, в Ветхом и Новом Заветах.

Мужские бордели существовали в Древнем Риме и Древней Греции. А термин «жиголо» был известен в Европе как минимум с XIX века.

Но надежных данных о том, сколько всего мужчин работает в наши дни в коммерческом сексе, нет. Даниил Жайворонок, исследователь феминистской теории и участник Лаборатории исследований сексуальности, приводит такие цифры:

«По косвенным данным можно предположить, что в США мужчины составляют 20% от общего числа секс-работников, во Франции — около 30%; по другим подсчетам, средний показатель — 10%. Примерно столько же (10%) составляют академические публикации, посвященные именно мужчинам, от общего числа исследований о коммерческом сексе».

Вторая причина невидимости этого сегмента — давление патриархата. В исследовании, посвященном мужчинам — секс-работникам в центральном Лондоне, Джастин Гаффни и Кейт Беверли сравнивают скрытность мужского секс-бизнеса и традиционное подчиненное положение женщины в патриархальном обществе. Они приходят к выводу, что секс-работники обоих полов занимают одинаковое положение в обществе.

И третий фактор — это теневая природа самой сферы. В России, как и во многих других странах, секс-работа обществом не одобряется, поэтому вовлеченные в нее люди (мужчины, женщины и трансгендеры) тем или иным образом маргинализированы. Векторы направления изучения мужской проституции угадать несложно: ее рассматривают с точки зрения психопатологии, преступности и как один из главных путей передачи ВИЧ.

Александр Кондаков утверждает, что на гомосексуальный коммерческий секс стигма действует еще сильнее:

«Это происходит из-за наложения разных форм дискриминации — давления теневой сферы экономической деятельности с одной стороны, и предрассудков по поводу сексуальной ориентации с другой. То же самое касается положения трансгендерных людей в этой области».

Тем не менее именно о гей-проституции говорят публично, рассматривая ее как социальную проблему. Например, Гаффни и Беверли выяснили, что лондонские мужчины, работающие в секс-индустрии, — это в основном беженцы из стран, где гомосексуальность проблема, а в Лондоне они не могли найти другую работу из-за отсутствия документов.

В книге «Мужская проституция и общество» австралийские ученые Виктор Миникьелло и Джон Скотт проанализировали опыт 250 хастлеров из разных стран.

Оказалось, что большинство 20—30-летних жиголо обслуживают женатых мужчин среднего возраста, которые называют себя натуралами.

А международная организация Humanity in Action опубликовала в 2011 году исследование о рынке мужской проституции в Нидерландах, сконцентрировавшись на гей-работниках, которых они встретили в гей-барах, нелегальных борделях и чат-румах.

Клиентки и их «мальчики»

Гетеросексуальные хастлеры ощущают меньший общественный прессинг по сравнению с другими представителями секс-бизнеса. Исследование «Все мы секс-работники», проведенное в Петербурге в 2015 году, показало, что гетеромужчины, занятые в этой сфере, чаще использовали позитивные термины, описывая свое положение.

С одной стороны, причина в том, что так они вписываются в образ мачо, всегда готового к сексу. Хотя при этом секс-работники выпадают из представлений о «настоящем» мужчине, потому что работают в феминизированной сфере и получают деньги за свои услуги. «С другой стороны, они могли использовать более позитивные термины и потому, что хотели компенсировать свое маргинальное положение хотя бы риторически», — предполагает Александр Кондаков, один из авторов исследования.

Чтобы найти «мужчину на час», недостаточно посмотреть на питерский асфальт или на розовое объявление на водосточной трубе. «Иваны» не расклеивают свои номера по городу. Они обитают в группах «ВКонтакте» и скрываются за аватарками с тиграми или кожаными плетками. В одном из таких сообществ я встретила 32-летнего Сашу. Он диагностировал у себя гиперсексуальность, из-за которой и начал заниматься сексом за деньги.

«Я работаю чуть больше трех лет, и мне никогда не было стыдно брать деньги у женщин. Буду честным: я хорош в постели. А если девушка мне нравится, я хочу доставить ей максимальное удовольствие. И это не моя основная деятельность, скорее хобби для реализации своих сексуальных желаний», — рассказывает Саша.

Александр Кондаков комментирует: «Не думаю, что реалистично получать удовлетворение от любой сексуальной встречи, тем более когда клиенты имеют значительную власть над тем, состоится ли она. Соответственно, этот мужчина, скорее всего, несколько преувеличивает свою удовлетворенность секс-работой. В целом подобное отношение мужчин — секс-работников к своему труду является своего рода клише и основано на патриархальных суждениях о сексуальности мужчин и женщин, а также о воображаемом положении мужчин в сексуальных отношениях».

Его слова подтверждает другой гетеросексуальный жиголо Кирилл, 30-летний механик из Казани: «В отличие от моих клиенток, я не всегда получаю удовольствие от секса. Мне больше нравится наше общение и то, что я могу раскрасить ее серую жизнь, а иногда стать „жилеткой“».

Как и мужчины, некоторые женщины также заявляют, что опыт секс-работы позволяет им не только зарабатывать, но и реализовывать сексуальность. Даниил Жайворонок поясняет:

«Это скорее вопрос условий труда. Если у мужчины и женщины есть возможность выбирать клиентов и клиенток, они могут контролировать события при встрече, получают достойную оплату, то секс-работа может быть способом самореализации и получения удовольствия. В таком случае между клиенткой/клиентом и секс-работницей/работником устанавливается относительный баланс власти, когда каждая сторона получает то, что хочет. Но это ситуация, близкая к идеальной».

Проблемы одни на всех

Секс-работники — и женщины, и трансгендеры, и мужчины любой ориентации — сталкиваются с объективацией. Молодость становится фетишем так же, как и конвенциональная красота. Метросексуал с шестью кубиками, упругими ягодицами и бицепсами находится на вершине иерархии мужской гетеросексуальной секс-работы. Впрочем, всё не так однозначно.

«Раньше я очень следил за собой: эпиляция, маникюр, стрижка, кроссфит. Но со временем стал замечать, что клиентки неловко себя чувствуют рядом со мной. Из десяти женщин только две ищут парня с идеальным телом. Все остальные хотят неприметного мужика, чтобы не особо выделялся на их фоне», — рассказывает Кирилл, целевая аудитория которого — 35-летние разведенные женщины.

Хотя и в этом случае именно клиент или клиентка диктуют свои условия. То есть еще одним фактором, объединяющим мужскую и женскую секс-работу, является клиентский контроль.

«От мужчины будут требовать не тот секс, который он хочет, а тот, который „заказывает“ его нанимательница или наниматель.

Многие женщины говорят о том, что они обратились к услугам секс-работников, а не пошли, скажем, на тиндер-свидание как раз потому, что им хочется больше контроля и предсказуемости. Они знают, какой секс им нужен, что они хотят получить, и не желают тратить время и усилия на обсуждения с партнером и попытки найти общий язык.

Им проще оплатить услуги того, кто сделает то, что они скажут, без лишних вопросов. Конечно, у секс-работника есть возможность отказаться от тех или иных практик, но тогда он может потерять заказ», — добавляет Даниил Жайворонок.

Исследователи Джастин Гаффни и Кейт Беверли упоминают и другие способы контроля (в основном речь идет о гомосексуальных мужчинах): алкоголь, наркотики, постоянное повышение риска через манипуляции. Большинство респондентов отметили, что пришли в проституцию из-за финансовых проблем, а для некоторых из них (например, иммигрантов) это вообще единственная возможность заработать.

Но если посмотреть на это с другой стороны, это занятие может быть способом купить свою свободу и финансовую независимость. Плюс оно дает возможность открыто проявлять свою гомосексуальность, что было запрещено в той стране, откуда они приехали.

«Как система доминирования сфера секс-работы может включать разные формы давления — не только по гендерному признаку, но и по классовому, расовому, миграционному статусу и т. д. Если мы проигнорируем это и будем думать о проституции только как о проблеме женщин, то и самим женщинам ничем не поможем. Проигнорировав, скажем, класс, радикальные феминистки часто „спасают“ от проституции тех, чья жизнь вне дохода от секс-работы оказывается невозможна. То есть спасая „честь“ этих женщин (в моральном дискурсе такого феминизма), эти феминистки забывают спасти жизнь», — заключает Александр Кондаков.

Отчего молчат радфем?

Радикальный феминизм предъявляет секс-бизнесу претензию: всё это сексуальное эксплуатирование женщин мужчинами. А значит, последние должны гореть в аду! Но ситуация, в которой женщина покупает себе «хороший секс с доставкой», не встраивается в эту парадигму, поэтому ее и мужскую секс-работу радфем игнорируют.

«Радфем постоянно говорят о том, что секс-работа — это насилие над женщинами и только это. А тут оказывается, что некоторые женщины тоже покупают секс-услуги, что некоторые секс-работницы могут если не получать удовольствие, то, по крайней мере, позитивно оценивать свой опыт, что в секс-работе заняты вообще-то не только женщины, но и мужчины и транс-люди, и что всё несколько сложнее, чем рисуют их примитивные схемы. И радфем просто не могут это принять», — отмечает Даниил Жайворонок.

С другой стороны, радикальный феминизм разработал концепцию женского викариата. О ней впервые заговорила феминистка и историк Герда Лернер в книге «Создание патриархата». Она пишет, что состоятельные мужчина и женщина заключают соглашение, условия которого прописываются именно мужчиной, а женщина выступает от его имени, как викарий действует по указанию епископа. Соответственно, женщина имеет права и может проявлять активность лишь потому, что ей это позволили.

Если рассматривать мужскую проституцию через оптику женского викариата, то жиголо, удовлетворяющие потребность женщины в качественном сексе, на самом деле не часть эмансипации, а разрешение, уступка патриархата.

Важным элементом мужской гетеропроституции является то, что ее целевая аудитория — это обеспеченные девушки и дамы. У женщин с низким и средним достатком минимальная потребительская корзина не включает такую роскошь. Но даже состоятельным заказчицам рынок навязывает определенный перечень услуг: романтические свидания, психологическая поддержка и ухаживания, пусть и фальшивые. Кирилл рассказывает, чего именно хочет большинство его клиенток: «Многим из них нужно стать объектом моего желания, почувствовать свою привлекательность и нужность». И вот мы снова возвращаемся к представлению об эмоциональной женщине, которая желает только одного — быть объективированной.

Современный интерсекциональный фем-лагерь подходит к вопросу секс-работы, принимая в расчет и классовое, и расовое, и миграционное положение, и обращает внимание на гендер задействованных в этом бизнесе людей. Объясняя различие взглядов радикальных и просекс-феминисток по отношению к секс-бизнесу, Даниил Жайворонок говорит:

«Последний борется за дестигматизацию сферы коммерческих услуг и признание того, что секс-работа — такая же работа, такой же труд. И общество должно сменить брезгливость по отношению к тем, кто берет деньги за секс, на уважение их труда».